Как писать хорошо. Классическое руководство по созданию нехудожественных текстов
Шрифт:
Таков в конечном счете и мой принцип. Я знаю, что в хорошем интервью просто невозможно процитировать бее сказанное без изменений и пропусков, и не верю тем, кому это якобы удается. Однако существует множество иных позиций, отличающихся от моей в ту или другую сторону. Пуристы скажут, что Митчелл превысил полномочия фактографа, вооружившись волшебной палочкой романиста. Прогрессисты ответят, что Митчелл опередил свое время — что он был предтечей «новой журналистики», хотя ее отцами и считаются знаменитые авторы 60-х вроде Гэя Талезе и Тома Вулфа, которые сначала педантично собирали факты для своих произведений, а потом придавали им дополнительный блеск с помощью приемов из арсенала художественной литературы — выдуманных диалогов и описания внутренних переживаний героев. И обе точки зрения по-своему справедливы.
Я считаю, что недопустимо лишь одно: выдумывать цитаты, предполагая, что ваш герой мог бы сказать. Автор нон-фикшн
12. Как писать о местах
Научившись писать о людях, вы должны научиться описывать разные уголки нашей планеты. Люди и места — это два столпа, на которых зиждется вся литература нон-фикшн. Каждое событие происходит в каком-то месте, и читателю хочется знать, как оно выглядит.
Порой для описания места действия хватает двух-трех абзацев. Но в большинстве случаев вам придется воссоздавать всю атмосферу городка или местечка, где разворачивается ваша история, иначе она будет лишена необходимого фона. А если перед вами встанет непростая задача написать туристическую статью — рассказать, как вы плавали по греческим островам или путешествовали в Скалистых горах, — то без умения изображать окружающее вы попросту не обойдетесь.
Поначалу многим-кажется, что описывать чужие края легко. Но печальная истина состоит в том, что это отчаянно трудно. Иначе и быть не может, поскольку именно в этой области большинство авторов — как профессионалов, так и любителей — не просто терпят неудачу, но и откровенно проваливаются. И эти провалы объясняются вовсе не какими-то их ужасными недостатками. Наоборот, здесь виновата добродетель, имя которой — энтузиазм. На свете нет ничего более утомительного, чем слушать приятеля, вернувшегося из путешествия. Он в таком восторге от своих приключений, что хочет рассказать о них буквально все, — но это «все» нам не нужно. Мы хотели бы услышать лить часть.
Чем его впечатления отличаются от впечатлений всех остальных? Что он узнал такого, о чем мы еще не слышали? Не надо описывать нам все аттракционы Диснейленда без исключения, или говорить, что от вида Большого каньона захватывает дух, или сообщать, что в Венеции есть каналы. Вот если какой-нибудь аттракцион в Диснейленде сломался или кто-нибудь упал в Большой каньон — что ж, об этом мы, так и быть, послушаем.
Когда мы попадаем в далекие края, нам кажется, что до нас там никто никогда не бывал и никому не приходили в голову такие тонкие соображения о чужой жизни. И это чувство вполне естественно. Будем честны: именно оно подогревает наше любопытство и придает ценность нашим переживаниям. Кто не размышлял о женах Генриха Восьмого, очутившись в лондонском Тауэре, и не испытывал трепета, стоя перед исполинскими памятниками древности — египетскими пирамидами? Но в этом нет ничего оригинального. Как писатель, вы должны держать в узде свое «я» — путника, возбужденного новыми зрелищами, звуками и запахами, — и помнить, что читатель смотрит на все другими глазами. Полный отчет о вашем путешествии будет интересен вам самому, потому что это ваше путешествие. Но вызовет ли он интерес у читателя? Нет. Голым нагромождением подробностей вы его не заинтригуете. Эти подробности должны быть существенными.
Вторая опасная ловушка — стиль. Ни в одном другом жанре нон-фикшн писатели не употребляют таких слащавых эпитетов и таких банальных выражений. Слова, которые в обычной речи заставили бы вас покраснеть от стыда, — «прелестный», «напоенный», «волшебный», «изумительный», «мимолетный» — превращаются в разменную монету. Половина чужеземных достопримечательностей выглядит «причудливо» — особенно ветряные мельницы и крытые мосты, к которым эта характеристика, похоже, пристала намертво. Городки, расположенные высоко над уровнем моря, обычно «лепятся» к склонам гор или их подножиям — не помню, чтобы я хоть раз читал о городке, который бы никуда не прилепился, — а сельская местность изобилует тихими уголками, преимущественно полузабытыми. В Европе вы просыпаетесь под цоканье копыт и видите в окно живописную речушку; вам мерещится скрип гусиного пера. Это мир, где старина встречается с сегодняшним днем; почему-то старине никогда не удается встретиться со стариной. Это мир, где неодушевленные объекты вдруг оживают: улицы улыбаются, соборы глядят свысока, руины манят и даже водосточные трубы напевают жизнерадостную песенку.
Кроме того, в арсенале пишущих о путешествиях полно слов с положительной окраской, которые при ближайшем рассмотрении ничего не значат или имеют разный смысл для разных людей: «симпатичный», «очаровательный», «романтический»… Написать,
что городок «по-своему симпатичен», — значит не сказать ничего. А кто возьмется определить, что такое «очарование» или «романтичность»? Это понятия, в которые каждый вкладывает субъективный смысл. Одному восход солнца кажется романтичным, а другому режет глаза.Как же преодолеть все эти устрашающие трудности и хорошо описать незнакомое место? Мои рекомендации можно свести к двум основным — первая из них относится к стилю, вторая к содержанию.
Итак, подбирайте слова с особенным тщанием. Если оборот сам просится на бумагу, будьте внимательны: возможно, это один из бесчисленных штампов, которые так часто мелькают в туристических очерках, что избежать их удается лишь ценой сознательных усилий. Также сопротивляйтесь желанию описать чудесный водопад эффектной лирической фразой. В лучшем случае она будет звучать искусственно — не похоже на вас, — а в худшем напыщенно. Ищите незатертые слова и образы. Оставьте «мириады» и всех их собратьев поэтам. Оставьте «собратьев» любому, кто согласится их унести.
Что же до содержания, будьте максимально придирчивы. Если вы пишете о пляже, не говорите, что «берег был усеян камнями» и что «над волнами реяли чайки». Берега нередко бывают усеяны камнями, а над волнами, как правило, реют чайки. Убирайте все банальные подробности; не сообщайте нам, что на песок набегали волны, а сам он был белый. Находите детали, имеющие вес. Они могут быть существенными для вашего рассказа; они могут быть необычными, или колоритными, или забавными, или любопытными. Главное, чтобы они выполняли полезную работу.
Я приведу вам несколько примеров из сочинений разных авторов, сильно отличающихся друг от друга по темпераменту, но одинаково хорошо умеющих подбирать выразительные детали. Первый фрагмент взят из очерка Джоан Дидион под названием «Сновидцы и их золотые сны» (Some Dreamers of the Golden Dream). Он посвящен мрачному преступлению, совершенному в калифорнийской долине Сан-Бернардино, и уже в первых его строках мы вместе с писательницей как будто едем в машине прочь от городской цивилизации к той пустынной дороге, на которой так необъяснимо заполыхал «фольксваген» Люсиль Миллер:
Это та Калифорния, где в любой момент можно позвонить священнику, но трудно купить книгу. Это страна бриджей и взбитых волос, страна девушек, чьи жизненные ожидания сводятся к белому свадебному платью, рождению какой-нибудь Шерри, или Дебби, или Кимберли, потом разводу в Тихуане и возвращению в школу парикмахеров. «Молодые были, вожжа под хвост попала», — говорят они без всякого сожаления и смотрят в будущее. А будущее в этом золотом краю всегда выглядит заманчиво, потому что прошлого никто не помнит. Здесь дуют горячие ветры и кажутся неуместными старые обычаи, здесь процент разводов вдвое выше среднего, а примерно каждый сороковой живет в трейлере. Здесь последний приют всех, кто явился бог весть откуда, всех, кто бежал от холода, от прошлого и от старых обычаев. Все они приезжают сюда за новым стилем жизни и ищут его там, где умеют, — в кино и газетах. Дело Люсиль Мари Максвелл Миллер — таблоидный памятник этому новому стилю.
Сначала представьте себе улицу Баньян, потому что именно там все и случилось. Чтобы попасть туда, надо ехать из Сан-Бернардино на запад по бульвару Футхилл и дальше по федеральному шоссе № 66, мимо маневровых парков в Санта-Фе и мотеля «Форти уинкс» из девятнадцати бутафорских вигвамов: «СТАНЬ ИНДЕЙЦЕМ НА ОДНУ НОЧЬ!» Потом мимо гоночной трассы в Фонтане, мимо церкви Назарянина и завода «Кайзер стил», через Кукамонгу, мимо бар-ресторана «Капу кай» на углу № 66 и Карнелиан-авеню. От флагов, развевающихся над «Капу кай» (что означает «запретные моря»), дальше по Карнелиан-авеню: «РАНЧО В ПОЛАКРА! КАФЕ-ЗАКУСОЧНЫЕ! ТРАВЕРТИНОВЫЕ КАРЬЕРЫ! СКИДКА $95». Это тропа свихнувшихся намерений, накипь и пена Новой Калифорнии. Но постепенно вывесок на Карнелиан-авеню становится меньше и шикарные коттеджи веселых пастельных тонов уступают место поблекшим бунгало, чьи хозяева держат кур и выращивают парочку виноградных лоз, а потом холмы делаются круче, дорога ползет вверх и даже такие бунгало попадаются все реже, и вот — унылая, разбитая, петляющая среди эвкалиптов и лимонных рощ — перед нами открывается улица Баньян.
Всего два абзаца дают нам почувствовать не только дешевую аляповатость ландшафта Новой Калифорнии — всех этих блочных домиков, бутафорских вигвамов и заемной гавайской романтики, — но и трагическое непостоянство жизни и амбиций осевших здесь людей. Все детали — статистика, имена, вывески — выполняют полезную работу.
На конкретных деталях держится и проза Джона Макфи. В его книге об Аляске «Наша глубинка» (Coming Into the Country) есть раздел, посвященный поискам возможной новой столицы штата. Автору хватает всего нескольких фраз, чтобы дать нам понять, чем плоха нынешняя столица — и как место жительства, и как центр законодательной власти: