Как понравиться маньяку

– Он такой, он такой, он просто замечательный! Может быть, завтра опять встретимся… – тут она осеклась. Выражение Леськиного лица красноречиво показывало, что ей явно не до восторженной чепухи, насыщенной восклицательными знаками. – Что случилось-то?

Олеся для пущей наглядности задрала голову вверх и продемонстрировала украшенную тонкой полосой шею.

– Это ч-ч-что? – заикаясь, спросила Ника.

– Ты видишь перед собой жертву маньяка-Телефониста. Единственную жертву, оставшуюся в живых!

Ника побледнела, пошатнулась, рухнула на пол и погрузилась в глубокий обморок.

Глава 9

Со следователем встречайтесь почаще, это даст пищу уму и позволит настроиться на светлое будущее.

– Почему, почему вы не позвонили вчера?! – Кочкин рвал и метал. Отправлять криминалистов на место совершения нападения смысла уже не было, утешением могло служить только то, что Телефонист все равно никогда не оставлял следов. – Надо было сразу поставить меня в известность!

– И меня тоже, – сердито добавил Игорь и покосился на Нику.

Девушки сидели на жестких стульях у окна и впитывали каждое слово, летящее в их сторону, – головы виновато опущены, а носы шмыгают в унисон, давя на жалость. Максим Григорьевич чувствовал себя виноватым, но заботливое кудахтанье, рвущееся из груди, сдерживал – с этими дамами надо построже, иначе хлопот не оберешься, и глазом не успеешь моргнуть, как вновь придется присутствовать на похоронах.

– Олеся Владимировна, мы с вами о чем договаривались?

– Я не буду выходить из дома после пяти, – пробурчала под нос Леська.

– Так какого черта!.. – начал Кочкин, осекся и все же продолжил: – Так какого черта вы поперлись поздно вечером на улицу и где вы были, я вас спрашиваю?!

Ответить на эти вопросы было невыносимо сложно: не закладывать же Нику и Игоря? Леська подняла глаза, постаралась сделать так, чтобы нижняя губа задрожала, и выдавила:

– Приступы клаустрофобии замучили, товарищ следователь, я и вышла свежим воздухом подышать. Теперь имею бледный вид, тяжелое ранение в шею, судороги в коленях, недержание мочи и триста сорок восьмую серию депрессии. Также хочу заметить, что вера в себя безвозвратно утрачена – слезно прошу снисхождения и амнистию.

Леська хотела продолжить сцену и уже собиралась бухнуться следователю в ноги и закричать: «Прости, кормилец!» – но сдержалась, боясь, что Кочкина увезут на «скорой» с инфарктом.

Максим Григорьевич почувствовал, как притихший в зубе нерв заворочался и заныл. Весь его настрой улетучился, он несколько раз тяжело вздохнул, посмотрел на Леську и спросил:

– Очень испугалась?

– Так точно, товарищ следователь, – отрапортовала она, старательно вытягивая шею: должен же Кочкин видеть ее боевую рану.

– Это моя вина, – выдохнул он. – Надо было приставить к тебе человека, чтобы приглядывал и ни на секунду от себя не отпускал. Игорь, ты сможешь несколько вечеров побыть рядом с бессмертной Лисичкиной? Дежурить будем по очереди.

Максим Григорьевич почувствовал, как усталость наваливается на плечи, он бы с радостью бросил все и занимался только маньяком, но теперь на его столе лежали папки уже с пятью нераскрытыми убийствами, и работать нужно было в полном объеме, стараясь успеть все и сразу.

– Без проблем, – кивнул Игорь.

Леська, почувствовав легкий толчок в бок – Ника просигнализировала локтем, безошибочно поняла, куда клонит подруга. Ей до ужаса хотелось воспользоваться ситуацией и находиться рядом с Игорем как можно больше.

– Ника все равно пока будет жить у меня, так спокойнее.

– Это как хотите, – кивнул Кочкин. – А теперь давай выкладывай еще раз, как дело было, только с подробностями.

Он подавил в себе желание сказать Олесе несколько теплых, утешительных слов – побоялся получить в ответ россыпь острых насмешек.

– Было приблизительно пол-одиннадцатого. Я «Форд» припарковала около соседнего дома – ближе свободного места не наблюдалось, вышла, поставила машину на сигнализацию и направилась к своему подъезду. Потом услышала шаги, побежала, а потом споткнулась… Потом меня стали душить, я хотела оказать грамотное сопротивление, но как-то не получилось. – Леська поправила челку и с сожалением развела руками: – Дальше все в сплошном тумане. Впереди замаячила машина, и маньяк сбежал. Трус поганый!

– А запомнилось что-нибудь особенное, относящееся к нападавшему? – спросил Максим Григорьевич. – Запах одежды, ботинки, еще что-нибудь.

– Там за домом свалка и три контейнера с мусором – пахнет о-го-го как, «Шанель» отдыхает, а ботинки я не видела, да я вообще ничего не видела.

– Вы, Олеся Владимировна, в рубашке родились, – сказал Кочкин, – поймите, в следующий раз может и не повезти.

– Я же говорю – осознала, больше так не буду, хотите, вашей жизнью поклянусь?

– Не надо! – застонал Максим Григорьевич.

Покинув кабинет следователя, девушки направились к ближайшей кафешке – им не терпелось обсудить встречу с Кочкиным и Игорем. Кафе состояло из двух залов, розового и бирюзового, на стенах пестрели фотографии улыбчивых манекенщиц.

– Интересно, что они хотят этим сказать, – усмехнулась Леська, направляясь в бирюзовый зал, – что если мы будем есть их пирожные, то станем такими же тощими, как эти девицы?

Утонув в зеленых кожаных креслах, девушки заказали по бокалу вина, по фруктовому салату и по сливочному десерту с карамелью.

– Спасибо, что не настучала на меня с Игорем, – сказала Ника, делая маленький глоток вина. – Вот как тебя понесло за нами следом, как? Хотя о чем это я, вот если бы ты усидела на месте, тогда и стоило бы удивляться.

– Разворчалась, – улыбнулась Леська. – А скажи – Кочкин хороший мужик, так трогательно спросил меня: «Очень испугалась?» – я чуть не прослезилась. Есть в нем что-то этакое…

– Суперский мужик, интересно, сколько ему лет?

– Лет тридцать шесть – тридцать восемь, мне кажется. Вообще-то, я рыжих и полноватых не люблю, но его это даже не портит.

– Представляешь, он теперь с тобой жить будет. – Ника хихикнула и погрузила ложечку во фруктовый салат.

– Ну, поночует пару дней, подумаешь. Я все же надеюсь, Телефониста скоро поймают – Максим Григорьевич не подведет.