Как понравиться маньяку
Шрифт:
– Хорошо бы, и откуда эти гадостные маньяки только берутся! Кстати, хочу перетащить к тебе свою самую лучшую одежду, Игорь тоже будет дежурить по вечерам – надо выглядеть бесподобно.
– По-настоящему влюбилась, что ли? – хихикнула Леська.
– Ага.
– Понаблюдала я вчера за вами в ресторане, та еще парочка.
– Что ты имеешь в виду? – смутилась Ника.
– Сплошные уси-пуси, противно было смотреть, – строго ответила Леська и тут же мечтательно добавила: – Эх, хорошо тебе!
– Пока ничего не понятно. Мне-то Игорь нравится, а вот о чем он думает и что чувствует – неизвестно.
– Ерунда, влюбится как миленький! – подытожила Олеся, отправляя в рот кружочек банана. Ей вдруг захотелось расслабиться и прижаться к кому-нибудь
Максим Григорьевич посмотрел на хмурое небо и заспешил к своей «восьмерке». Хотелось теплой солнечной погоды и хотелось наконец-то схватить Телефониста за руку, прекратив тем самым череду убийств и нападений. Вчера Лисичкина уцелела чудом: не появись на горизонте машина, вряд ли бы она избежала смерти. Что-то маньяк стал слишком тороплив, уже не дожидается, когда жертва наденет горячо любимую им обувь, а, пользуясь первым же удобным случаем, вынимает из кармана удавку. Кочкин достал сигарету, задумчиво посмотрел на нее и убрал обратно в пачку. Сегодняшнее волнение из-за Лисичкиной, похоже, временно отбило у него желание курить. Он завел мотор и вновь стал думать о маньяке. Может быть, Телефонист узнал, что Олеся под наблюдением, и заторопился? Может быть, он просто устал ждать, когда она выйдет вечером на улицу? Так… Какие же действия маньяка прослеживаются с самого начала?.. Он выбирает в магазине женщину, наблюдает за ней, идет следом до самого дома, возможно и до квартиры, стережет ее вечером у подъезда… Список женщин у него, наверное, немалый, вряд ли Телефонист торчит каждый вечер около одного и того же дома… Допустим, он приехал вчера к подъезду Лисичкиной, посмотрел – в окнах не горит свет, и стал ждать. Увидел ее машину, засуетился, а дальше все как по маслу…
– Бииииип-бииииип, – донеслось слева, и Максим Григорьевич вздрогнул.
– Куда прешь, совсем очумел?! – влетело в открытое окно.
Кочкин понял, что он попытался перестроиться в другой ряд совсем не вовремя, буркнул извинения, которые никто, кроме него, не услышал, и опять достал сигарету. Посмотрел на часы и подумал о Семене Федоровиче Курочкине – бывшем мастере магазина «Коллекционер», именно к нему он сейчас направлялся. Интересно, как будет отвечать на вопросы этот активный защитник интеллигенции и какие книжки он любит читать?
Дверь открыл невысокий худой мужчина. Торчащие во все стороны волосы и сонное выражение лица говорили о том, что еще несколько минут назад он крепко спал.
– Добрый день. Следователь Кочкин Максим Григорьевич.
Перед сощуренными глазами обувных дел мастера появилось раскрытое удостоверение.
– Я коврик у Матрены не крал, – сразу же выдал Семен Федорович, пятясь назад, – врет, собака, не брал я ее вонючий резиновый коврик с железными заклепками по углам! У меня вообще свой есть, заграничный, между прочим, – он ткнул пальцем под ноги Кочкина, и тот увидел лохматую картонку с зеленой надписью «велком», – ручная работа, понимать надо, эксклюзив!
– Чем писали? – поинтересовался Максим Григорьевич, проходя в квартиру.
– Фломастером, но не думайте, что я его стащил у наглого третьеклассника Витьки, живущего на третьем этаже.
– Что вы, как можно о вас такое подумать, – понимая, что разговор будет тяжелым, ответил Кочкин.
Квартирка оказалась небольшой, однокомнатной. Напоминала она смесь колхозной библиотеки и свалки. Вдоль стен стояли стопки книг вперемешку с лыжами, мутными пустыми банками, криво сколоченными ящиками, досками и прочей ерундой, а на столах и подоконниках лежали стопки пыльных журналов. Из личного дела Курочкина, взятого в отделе кадров магазина, Максим Григорьевич знал, что мастеру сорок семь лет, после школы он окончил училище, дальше шел по жизни, меняя одну работу на другую – долго нигде не задерживался. Увлечений было так много, что они еле поместились на трех выделенных строчках: слесарные работы, чтение книг,
консервирование, канарейки, общение с умными людьми, женщины после сорока, коллекционирование пивных этикеток, думы о вечном, футбол, малосольные огурцы, рыбалка и фильмы ужасов. Личность вырисовывалась на редкость многогранная.– Так что там с Матреной? – для начала поинтересовался Максим Григорьевич.
Курочкин поставил на стол тяжелую хрустальную пепельницу, заваленную бычками, гостеприимно протянул следователю пачку «Беломора» и важно сказал:
– Вину признавать не буду, не надейтесь, а если в тюрьму потащите, так будьте любезны предоставить адвоката, я с голым задом перед судьей и обвинителями стоять не желаю!
– Обязуюсь предоставить адвоката, – устало вздохнул Кочкин, не сводя глаз с длинных цепких пальцев Курочкина.
– Тогда расскажу, как было. У Матрены перед дверью квартиры лежал коврик, купленный на рынке за сто пятьдесят рублей два года назад… мы с ней раньше дружны были, ну понимаете, дело-то молодое, так вот, коврик этот пропал. А она, чертовка старая, меня подозревает. Наводит напраслину на честного человека! – картинно сцепив руки на груди, воскликнул Курочкин. – Не верьте ей, это она ревнует меня к Светлане Васильевне из табачного киоска!
– Теперь переходим к третьекласснику Витьке, – сказал Максим Григорьевич, стараясь не только разговорить мастера, но и понять – придуривается он или нет? Пока что на увлеченного чтением человека Курочкин похож не был.
Семен Федорович смутился.
– Ну, украл я у него фломастер, украл. Так что ж он, маленький дуралей, его в карман куртки засунул? Едем в лифте, смотрю, из кармана зеленый колпачок торчит… не удержался я. Грех на мне великий. Скажите, а что мне за это будет?
– Пять лет тюрьмы и конфискация имущества.
– Да вы что! – Семен Федорович побледнел и заметался по кухне. – Я же только один фломастер… Неужели пять лет?!
– А вы как думали? Ограбили среди бела дня несовершеннолетнего, это карается по всей строгости закона.
– А нельзя ли мне как-нибудь искупить свою вину? – жалобно заглядывая в глаза Кочкину, спросил Курочкин.
– Можно. Подарите ему набор фломастеров и альбом, – усмехнулся Максим Григорьевич и, подумав, добавил: – Еще ластик и линейку.
– Обязательно, обязательно, – закуривая очередную «беломорину», ответил Курочкин. Успокоился, сел за стол и посмотрел на следователя влюбленными глазами. – Спасибо вам, спасибо! И грех с души сняли, и уму-разуму научили.
Отказавшись от предложенного чая, Максим Григорьевич решил перейти к делу. Тянуть больше смысла не было: Курочкин не менял линию поведения и, казалось, абсолютно не был причастен к убийствам. Что ж, может быть, вопросы о работе в обувном магазине «Коллекционер» выбьют его из колеи.
– Вы сейчас работаете? – поинтересовался Кочкин.
– Нет, нахожусь в интеллектуально-политическом отпуске: читаю книги и планирую дальнейшую жизнь государства.
– Вы любите читать?
– О да! Это же просто праздник какой-то! Особенно мне нравятся психологические триллеры, к двадцатой странице приходит такой крепкий сон, что пушкой не разбудишь. Но читаю я, потому что интеллигент в третьем поколении, не могу ударить в грязь лицом перед будущими потомками. Вы только, пожалуйста, никому не говорите, что я у третьеклассника стащил фломастер, боюсь, внуки мне этого не простят.
– Обещаю, – кивнул Кочкин. – Полгода тому назад вы работали в магазине «Коллекционер», почему уволились?
– Ограниченные люди там работают, неинтересно мне среди них.
Семен Федорович налил в стакан кипятка, опустил уже не раз использованный коричневый чайный пакетик в воду, потер о клетчатую байковую рубаху лимон и стал его нарезать толстыми кружками. Максим Григорьевич, глядя на это, почувствовал, как увеличивается слюноотделение и как зуб опять начинает предательски болеть. До чего же страшно идти к стоматологу, но, похоже, косточка из «Вишневого сада», точно пушечный снаряд, раздробила все до основания.