Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть

В нашей кабинке напротив нас сидел рок-звезда Дейв Ли Рот. Его девушкой на вечер была бразильская танцовщица по имени Сабрина, которая закатывала глаза всякий раз, когда Рот пускался рассказывать очередной бородатый анекдот. Некогда солист «Ван Хэлен», одной из великих «длинноволосых групп» 1980-х, в тот момент Рот переживал не самые лучшие времена. Недавно с ним произошел унизительный случай: его схватили при попытке купить марихуану у полицейского в парке Вашингтон-сквер. Такую ошибку могли позволить себе только первокурсники Нью-Йоркского университета и жители пригорода.

— Я когда-нибудь рассказывал о том, как зажигал в Рио-де-Жанейро? — спросил Дейв, не обращаясь ни к кому конкретно. — Это было классное выступление.

Сабрина снова закатила глаза.

— Джордж не может этого вынести, — прошептал Джордж, вылезая из-за стола. — Он просто зануда.

Я тоже решил закруглиться, но прежде чем уйти, спрятал свернутую 20-долларовую банкноту в ладони и остановился на выходе поговорить с «планшеточным нацистом».

— Послушай, Сэл, надеюсь, ты не держишь зла, — сказал я ему. — Я знаю, ты просто выполнял свою работу.

— Там снаружи настоящий зоопарк, — пожаловался он. — Откуда я могу знать каждого из них?

— Я Тоби Янг, — сказал я, протягивая руку. — Меня только что назначили редактором «Вэнити фэр».

Он пожал мне руку, и банкнота перекочевала к нему.

— А вы ничего. — Он спрятал деньги в нагрудный карман. — Если у вас будут какие-то проблемы, просто спросите Сэла, идет?

— Спасибо, я так и сделаю.

Наконец-то! Я был в списке.

13 Ночной мир

Для ньюйоркцев закрытие светского сезона начинается с Дня труда, когда подходит к концу срок летней аренды. Через три месяца вся элита отправится на рождественские каникулы на Карибы, но до этого в городе каждый день будет проходить до полудюжины вечеринок, которые достигнут своей кульминации во время Недели моды — семидневной вакханалии безостановочного веселья. Сразу после назначения на должность пишущего редактора я принялся старательно обхаживать всех пресс-агентов города — писал им на именной бумаге, донимал телефонными звонками, энергично пожимал им руки, когда мне наконец-то удавалось с ними встретиться, — и постепенно приглашения стали приходить. За этот лихорадочный период я побывал на ленче, устроенном «Тайм аут Нью-Йорк», открытии выставки при участии Клауса фон Бюлова и на балу в институте костюма при музее Метрополитен.

Самое поразительное, что по сравнению с Лондоном здешние приемы класса «А» отличались куда б о льшим гламуром. Перед входом постоянно собиралось огромное количество зевак, удерживаемых металлическими барьерами, которые отгораживали красную ковровую дорожку с обеих сторон, как на оскаровской вечеринке «Вэнити фэр». Попадая внутрь, я всегда поражался, с каким вниманием здесь относились к каждой мелочи, начиная от освещения и заканчивая канапе. И меня всегда ошеломляли суммы, которые тратились на все это. Например, на открытии «ведущего магазина» Кельвина Кляйна на Мэдисон-авеню я оказался перед длинной цепочкой столов, на которых не было ничего, кроме огромных ледяных цилиндров, наполненных белужьей икрой. Это было похоже на «шведский стол» в ресторанах для элиты. Думаю, за тот вечер съеденное мной потянуло бы на 10 000 фунтов.

Но чем роскошнее были приемы, тем скучнее они казались. Среди пресс-агентов, их организующих, они именовались «позиционирующими событиями», и их откровенно коммерческая цель мешала наслаждаться действом по-настоящему. Они не относились к числу классных вечеринок, которые совершенно случайно совпали с премьерой фильма, открытием магазина или выставки, они были организованы исключительно в рекламных целях, чтобы на следующий день ведущие колонок светской хроники могли написать о них как о заметном явлении в общественной жизни. И тогда все смогут сделать вид, что это действительно так. Эти приемы были современным аналогом «потемкинских деревень», где за вспышками фотокамер не было больше ничего.

Иногда это откровенно бросалось в глаза. Например, на мировой премьере «Золотого глаза» Пирс Броснан появился на сцене как раз перед самым подъемом занавеса и попросил поприветствовать аплодисментами возрождение «этого изумительного бренда». Казалось, мы попали на празднование открытия нового филиала «Кентукки фрайед чикен», а не на возрождение самой гламурной британской поп-иконы. За Броснаном появился режиссер фильма Мартин Кэмпбелл, который сказал, что он счастлив находиться в Нью-Йорке. «Для подобной премьеры лучшего города, чем этот, трудно себе представить», — захлебываясь от восторга, заявил он.

— Неужели? — прошептал сидящий рядом со мной Крис Лoуренс. — А как насчет Лондона, ты, шут гороховый?

Естественно, подобные мероприятия кишели знаменитостями, но, судя по их лицам, они не получали от этого удовольствия. Как правило, они присутствовали на подобных мероприятиях либо из одолжения или по требованию своих агентов, менеджеров или пресс-агентов, либо сопровождая кого-нибудь из миллиардеров вроде Дональда Трампа. Их единственная задача — дать себя сфотографировать во время своего прибытия, чтобы вечер получил подобающее освещение в прессе. Если это премьера фильма, они редко оставались, чтобы его посмотреть, — как правило, незаметно покидали зал перед самым началом показа. Правда, потом возвращались на банкет, где на несколько минут задерживались в специально огороженном пятачке, бросая сердитые взгляды на зевак, прежде чем их снова увлекали за собой их «дрессировщики».

Скверный характер известных людей отчасти объясняется постоянно мучающим их чувством голода. На приемах они не позволяют себе есть, опасаясь попасть под прицел фотообъективов, пока будут набивать желудок. Для VIP-персон с их зависимостью от имиджа это равносильно тому, чтобы их сфотографировали в уборной. А вот после приема… Однажды мне довелось стать свидетелем поразительного зрелища. В ночь вручения Оскара 1996 года перед одним из филиалов «Макдоналдса» в Лос-Анджелесе выстроилась длинная очередь из лимузинов, возвращающихся из «Дороти Чендлер павильон». [68] За тонированными стеклами скрывались величайшие имена Голливуда и поглощали биг-маки. Я предлагал Грейдону Картеру разместить фотографа «Вэнити фэр» в этом филиале «Макдоналдса» в следующем году, чтобы заснять представление, но он на такое не решился.

68

Место проведения церемонии вручения Оскара.

Манхэттенская журналистская братия, как и следовало этого ожидать, относилась к звездам с льстивым уважением. Я всегда мог определить, когда на вечеринке появлялась звезда, по тому, как стекленел взгляд у разговаривающего со мной человека и он переставал меня слышать. Любопытно, что при этом никто не пялился на знаменитость в открытую. Среди журналистов Нью-Йорка это считается неприемлемым и подходящим скорее для тех, кто «живет на трейлерной стоянке». Поэтому когда известный человек оказывается рядом, они стараются смотреть куда угодно, только не на него. И потому когда на одной из вечеринок рядом со мной остановился Мэтт Диллон, хорошенькая молодая репортерша, с которой я разговаривал, впервые за весь вечер посмотрела мне прямо в глаза.

А потом отправилась домой вместе с Мэттом Диллоном.

Я не мог избавиться от чувства, что, если бы я приехал в Нью-Йорк в любое другое десятилетие XX столетия, жизнь там была бы гораздо веселее. Обозреватели, которые уже многие годы наблюдают за жизнью светского общества, утверждают, что за последние один-два десятка лет в нем появилось много людей, достигших высокого положения только благодаря своим способностям. И хотя доступ в узкий привилегированный круг Нью-Йорка действительно больше не ограничен происхождением, люди, с которыми мне довелось там встретиться, редко обладали реальными заслугами. Наоборот, их репутация была довольно сомнительной. Обычно они утверждали, что занимаются какой-нибудь престижной профессией — «финансисты», «стилисты» или «дизайнеры по интерьеру», — но большинство из них были простыми «статистами». Даже скорее любителями халявы, ловкачами, умеющими добывать бесплатные билеты, прилипалами, антрепренерами самих себя и друзьями друзей, нежели теми, кто достиг чего-нибудь собственными силами. В общем, они мало чем отличались от меня.