Как привыкнуть к Рождеству
Шрифт:
– Родные мои, - Юрий Антонович окинул всех теплым взглядом.
– Вот и подходит к концу еще один нелегкий год, который мы все же пережили...
– Аллах акбар, - Павел развел руками и закатил глаза.
На секунду все взгляды скрестились на нем. Юрий Антонович, кашлянув, продолжил:
– Нам досталось жить не в самой простой стране...
– Это точно!
– Елена Антоновна тяжело вздохнула.
– До каких пор цены будут скакать?
– Мама!
– Регина впервые за вечер нахмурилась.
Елена Антоновна махнула на нее и насуплено отвернулась. Юрий Антонович поспешил продолжить:
– Ну, простых стран,
– на миг он призадумался.
– Что могу я пожелать всем нам в этот светлый день? Счастья, конечно, - это как всегда. Любви к ближнему...
– он косо глянул на младшую сестру.
– Это очень по-христиански. Мира и покоя - этого пожелал бы нам и сам... Пашка, как его?
Павел сперва изобразил на лице искреннее недоумение, затем понял, о ком речь, и улыбнулся.
– Иешуа. Иешуа Га-Ноцри.
– Так вот за Ешую и выпьем!
Улыбаясь друг другу, члены большого семейства перечокались, осушили бокалы и почти одновременно принялись за еду. С минуту трапеза шла при полном молчании. Елена Антоновна, думая о чем-то горестном (о росте цен, наверное), все вздыхала, покачивала головой и с остервенением грызла жесткое мясо. Илга Дайнисовна держала нож и вилку с неповторимой, очень вычурной деликатностью и нещадно гремела ими по тарелке. Лицо Юрия Антоновича, как всегда во время еды, походило на физиономию ухающего шимпанзе; чавкал он так, словно затолкал в рот полкило какого-нибудь "Бубль Гума". Зинаида Антоновна безуспешно пыталась сдержать терзающую ее после шампанского отрыжку и ела потому с большими перерывами. Павлу надоело тереть мясо тупым столовым ножом, он смахнул со лба испарину и принялся привычно орудовать ребром вилки; под инструмент угодил один из многих хрящиков, жирный кусок чуть не вывалился из тарелки: "Зараза!" Регина тихонько поглощала почти не уменьшающуюся порцию и без особого интереса поглядывала на экран телевизора.
– Все же надо было Горбачеву с китайцев брать пример, - деловито чавкая, заговорил Юрий Антонович.
– Они и экономику подняли, и страну единой сохраняют. Скоро и коммунизм там отомрет.
– Менять ничего не надо было!
– авторитетно заявила Илга Дайнисовна. Пересажали бы хапуг и дураков...
– Евреев, панков, соцреалистов и прочую гадость, - подхватил Павел.
– И сразу оставшимся на свободе трем-четырем миллионам полегчало б!
Илга Дайнисовна призадумалась.
– Наверное, меньше людей осталось бы на свободе. Стоящих сейчас так мало.
Оторвавшись от тарелок, все в изумлении уставились на нее и поняли, что шуткой даже не пахнет.
– Думай, что говоришь, - поморщился супруг, слушавший подобные рассуждения жены далеко не в первый раз.
– А я и говорю, что думаю...
– Ну и дура!
– хохотнула Елена Антоновна.
Зинаида Антоновна поспешила сменить тему:
– Лен, когда ж твой Витя из морей вернется? Года полтора, почитай, не видели его.
Сестра немного посветлела.
– Позавчера как раз звонил, в феврале обещал вернуться. А через пару недель опять в рейс уйдет - надо вкалывать, пока контракты предлагают.
Юрий Антонович покачал головой.
– Загоняешь мужика своей жадностью. Он, небось, уже столько деньжищ заколотил, что со спокойной совестью мог бы устроиться на работу на берегу и пожить нормальной семейной жизнью.
– А случись чего, ты мою семью содержать будешь?
– с прищуром спросила
– Не гневи Бога, Елена!
– возмутилась Илга Дайнисовна.
– Продадите вторую квартиру, и денег вам на все хватит.
– А это видела?
– Елена Антоновна продемонстрировала ей кукиш.
– Моя жизнь - не твоего ума дело!
– Дергано поправила свитер, не удержалась и добавила: - Лучше со своим бандюгой разберитесь.
– Рождество твое, Христос Боже наш, воссияй миру свет разума.
Позабыв о конфликте, все в изумлении уставились на взмолившегося Павла, а он потер сложенные ладони и предложил:
– Может, водочки хряпнем?
После краткого раздумья, все еще хмурясь, Юрий Антонович открыл бутылку:
– В самом деле.
– А может, не стоит пока?
– оробела Илга Дайнисовна.
– Грешно в такой день напиваться.
Елена Антоновна тут же протянула брату свою рюмку.
– Это вам, религиозникам, грешно. А нам, атеистам, можно все!
Юрий Антонович досадливо закатил глаза, но и на этот раз не проронил ни слова. Он терпеливо сносил любые "выкрутасы" младшей сестры, потому что именно она двадцать четыре года назад позвала его и Зинаиду в Таллинн. Многим в своей нынешней жизни Юрий Антонович был недоволен, но возможностью встретиться с сестрами в любой момент дорожил. Хотя иной раз казалось, что Елена ему вовсе не родственница. Может, такой ее сделало время, в которое она росла?
Ленке повезло. Хоть родилась она еще при Хозяине, эпоху его не запомнила. И так люто, как старшие братья и сестра, не голодала. Юра и Зина регулярно подкидывали родителям деньжат, и младшенькая еще в детстве познала вкус леденца. Но и кукурузного хлеба отведала тоже.
С ранних лет Ленку отличала одна нехорошая черта - она отчаянно завидовала чужому достатку и постоянно стремилась заиметь все то, что есть у соседки. И в подруги выбирала только тех, от кого могла быть хоть какая-то конкретная польза. Годам к шестнадцати стала донимать родителей требованиями красивых обновок, но те и без того едва сводили концы с концами - пьянчуга Иван бессовестно тянул из них рубли да трешки. Посчитав Ивана виновным в своей серой юности, Ленка возненавидела брата и навсегда перестала с ним разговаривать.
В конце шестидесятых сменивший скинутого Хруща чернобровый Орденопросец посадил экономику на нефтедолларовый допинг, и народу зажилось полегче.
Ленка не только окончила десятилетку, но и поступила в пединститут. Казалось бы, везет сверх всякой меры - не зная ни голода, ни лишений, поддерживаемая старшими братом и сестрой, становится самой образованной в семье. Но Ленке этого было слишком мало. Приезжая на лето в отчий дом, она без конца вздыхала о модных шмотках, поездках на взморье и прочих вещах, о которых родители раньше и не слыхали. А уж денег на все это у них не было тем паче.
Пораскинув мозгами, Ленка поняла, что для построения коммунизма в отдельно взятой семье нужны валюта (или ее эквивалент) и выход на западный рынок; тут же выскочила замуж за новоиспеченного судового механика и уехала с ним в Таллинн. Новая жизнь ей так понравилась, что она (в кои это веки) решила поделиться радостью с родными и пригласила к себе братьев и сестру.
Иван не поехал. Он не любил Ленку не меньше, чем она его, да и никогда не ездил дальше районного центра. Ему что Таллинн, что Монте-Карло, что Сковородино - одинаково по фигу.