Как привыкнуть к Рождеству

А Юра и Зина съездили в странноватый русскому глазу Таллинн и решили в нем остаться. Почему бы не осесть Григорьевым в одном месте, пусть даже в сотнях километров от родного дома?..

Юрий Антонович снова встал. На сей раз один.

– Иногда мы ссоримся...

– Как встречаемся, - хмыкнул Павел.

– Паша!
– тихо укорила его мать.

Юрий Антонович глянул на племянника, неохотно усмехнулся.

– Может, это и к лучшему, что мы так горячо друг к другу относимся. Равнодушие ведь хуже... Как бы там ни было, я знаю точно: случись с кем-нибудь из нас беда, все непременно бросятся ему на помощь. Так что давайте выпьем за то, чтоб мы такими и оставались!

– Звучит почти как проклятие, - едва слышно восхитился Павел.

Зинаида Антоновна в очередной раз бросила на него укоризненный взгляд. Остальные приняли без эмоций прозвучавший тост, опустошили рюмки и бокалы и с жадностью набросились на еду.

Юрий Антонович с грустью посмотрел на родню, проглотил свои пятьдесят, поморщился и прохрипел:

– Да поможет нам Бог.

– С каких это пор ты стал таким религиозным?
– раздраженно поинтересовалась Елена Антоновна.
– Еще года три назад над Илгой все посмеивался.

Юрий Антонович сел, мельком глянул на супругу, пока еще сохраняющую внешнюю безучастность, крепко, со знанием дела отрыгнул и, уперев руки в колени, с грустинкой признал:

– С возрастом многое понимаешь. Нельзя человеку без веры.

– А я и не замечала!
– хохотнула сестра.

– И ты веришь, - заявил Юрий Антонович.
– Не в Бога, конечно.

– Уж не в черта ли?
– с ухмылкой полюбопытствовала Елена Антоновна.

– В деньги!
– выпалила Илга Дайнисовна.

– Вот оно что, - протянула Елена Антоновна, отодвинула тарелку и с прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот ведь дура набожная! Сама жить не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только и остается!.. Витьку им, видите ли, жалко. А кто его пожалеет, когда контрактов не станет, а меня, не дай Бог, эстонцы со своими реформами из школы турнут?.. Господи, я ведь никогда не одолею их чертов язык!" А вслух процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как Бог ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.

Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:

– Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне, как Юрке, мозги ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!

– Мама!
– вскрикнула Регина.

Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.

– Зачем ты так, Лена?
– Зинаида Антоновна покачала головой.

– А надоели мне своим сюсюканьем! Говорят одно, а делают... Загребут Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!

Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:

– А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?

– Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.

– Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?

Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.

– Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.

– Как же ты сумела, Ленка?
– спросил потрясенный Юрий Антонович. Неужели экзамен сдала?

Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.

– Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят - так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Комитета граждан.

– Для твоего же будущего, дура!
– процедила мать.

– Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?

Елена Антоновна совсем растерялась.

– Ой, дура, - иных слов она не находила.
– Ну и дура!

Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:

– Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других...

Елена Антоновна вскочила, побледневшее лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.

– Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!

– Да кому ты сдалась, училка второразрядная?
– протянула Регина.

Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.

– Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, - прошипела она.
– Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!

Регина одарила мать презрительным взглядом.

– Плевала я на деньги твои!
– сказала, будто плюнула.
– Да и не твои они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.

Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной. Зинаида Антоновна бросилась за ней:

– Куда ты, Лена?

Павел сунул в рот сигарету, взглянул на дядю.

– Александр Мень, человек блестяще эрудированный, почему-то утверждал, что животные, в отличие от человека, никогда не убивают представителя своего вида. Так это чушь. Крысы, например...

– Заткнись!
– простонала Регина.

Павел пожал плечами, наконец-то закурил и протянул зажигалку дяде. Юрий Антонович вышел из оцепенения, отвергнув предложение племянника, с грустью констатировал:

– Не по-христиански получилось.

Регина изумленно посмотрела на него, отвернулась к телевизору и безнадежно покрутила пальцем у виска.

– О каком это голландце говорила Ленка?
– озвучила, наконец, Илга Дайнисовна вертевшийся на языке вопрос.

Регина его проигнорировала. Может быть, и не услышала; мыслями она была очень далеко - в юности...

Ей было шестнадцать, Роме - семнадцать. Первая любовь. И какая! Все началось в апреле, под музыку капели. После или вместо уроков они срывались в Кадриорг или на Штромку, бродили меж душистых сосен, подставляли лица ласковым солнечным лучам. И целовались. Только не взасос - не дай Бог предки что-нибудь заметят! Потом шли в кино. И снова целовались, даже взасос - черт с ними, с предками!

Потом был май. Как все цвело! Казалось, природа тоже влюбилась наверное, в солнце. Все обстояло по-прежнему замечательно. И даже лучше: они уже не дрожали при каждом соприкосновении и тонко чувствовали друг друга. Регина стала подумывать: а не пора ли им сделать ЭТО? После экзаменов.