Как привыкнуть к Рождеству

– Другие дуры годами за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И какого!

– А какой он?
– поинтересовалась Илга Дайнисовна.

Елена Антоновна чуть смутилась.

– Как выглядит, не знаю - Регина даже фотку не показывает. Но, урода и не выбрала б!
– она немного понизила голос.
– Знаю зато в точности: голландец этот не из голодранцев - столько деньжищ ей дает! Она с тех денег не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.

– А чем ее голландец занимается?
– спросил Юрий Антонович, косо глянув на безучастного к разговору сына.

– Наркотики продает!
– Елена Антоновна не без удовольствия увидела на лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула.

– Шучу! Машинами торгует...
– на миг призадумалась, махнула.
– Да и какая разница, чем он занимается? Главное, девка за ним не пропадет!

Илга Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и продолжила дознание:

– А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?

– Потом что гордячка эдакая!
– воскликнула Елена Антоновна, играя зажатой между пальцев вилкой.
– Она ж самостоятельная, не хочет от богатого мужа зависеть. Собирается выучиться на секретаря-референта. Только после этого замуж пойдет.

– На кой черт ей это ре... фере?..
– изумилась Илга Дайнисовна.

Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.

– За такую работу прилично платят, дорогуша.

"Знаю я эту работу, - подумала Илга Дайнисовна.
– Платят за то, что ноги перед хозяином раздвигают!"

Вернулась Зинаида Антоновна.

– Кофе скоро будет готов, - она с теплотой посмотрела на аппетитно жующего Артура.
– Может, рыбки?

– Спасибо, тетя Зина!
– Артур сцепил руки над головой.
– Я и так уже почти под завязку...
– глаза пали на недопитую бутылку.
– Надо же! Пришел целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли!
– взял бутылку.
– Батя?

Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.

– Как знаешь, - Артур посмотрел по сторонам.
– Никто не будет?

Желающих не нашлось. Ничуть не огорчившись, Артур пожал плечами, до краев наполнил рюмку, с выражением произнес: "Во имя мира на всей Земле!" и залпом выпил. Морщась, несколько секунд он смотрел на бутылку, словно размышляя: а не принять ли еще грамм пятьдесят? Потом шумно вздохнул и взялся за недоконченное мясо. Затем откинулся на спинку стула и блаженно протянул:

– Хорошо-о...
– глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: - А вот если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.

– Что ты?
– испугалась мать.
– Одна радость - и той лишить хочешь?

– Значит, в остальном я - сплошные горести?
– Артур напрягся.

– Нет, ну что ты...

– Тогда почему радость только в том, что не курю?

– Отвяжись, - велел отец.
– Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.

Артур угрюмо глянул на него, неожиданно поморщился, помассировал пальцем висок. Опять начала болеть голова. В последнее время она болела слишком часто и нередко очень сильно. Сбить мигрень в какой-то степени помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут же выпил.

Родители тревожно переглянулись...

Регина долго сидела без движения, смотрела в одну точку прямо перед собой. Так хотелось разреветься и закричать: "Люди! Убейте, но не мучайте я больше не могу!" На самом деле плач получился какой-то жалкий, сиплый. Закрыв лицо ладонями, минуты две она вздрагивала, хлюпала носом и прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.

Кофе давно был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой платок и взяла посудину из кофеварки.

В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.

– Очи у тебя на мокроватом месте, - обронил он походя.

– Да?
– всхлипнув, Регина вяло улыбнулась.
– А я и не заметила.

Павел, забыв о существовании сестры, отыскал в одном из шкафчиков большой бокал, потянулся к дверце рядом и только в этот момент заметил, что Регина все еще здесь.

– Че?

– Сияешь ты, как новехонький франк, - не без зависти сказала сестра.

– Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!

– Завидный оптимизм.

– А чего мне?
– Павел пожал плечами.
– Ты вот выглядишь неважно. Стряслось чего?

Регина закусила губу.

– С голландцем своим не в ладах?
– предположил Павел.

И Регина не выдержала:

– Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.

Павел озадаченно почесал затылок.

– К кому же ты в Амстердам-то ездила?

Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние, все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!

– Дурак ты, Пашка, - она горько усмехнулась.
– Да и я не лучше.

Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Ведь брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать - вон какой счастливый!

– Ладно, - она взболтнула кофе.
– Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.

Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.

Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку "Чинзано", наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. Голову никогда не посещала мысль, что у сестры могут быть проблемы она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут: слезы, недомолвки...

Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.

А Артур снова наполнил рюмку.

– Ой, сынок, - встревожилась Илга Дайнисовна, - ты уже третью наливаешь.

– Наверстываю упущенное.

– Лучше тебе попридержаться, - строго посоветовал Юрий Антонович.

Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур напомнил:

– Батя, праздник ведь.

– Но святой!
– Илга Дайнисовна посуровела.
– В такой день...

– Блин, как бесит меня это слово!
– Артур занервничал, снова потер висок.
– Святой день, святое дело, святое чувство... Задолбали! Нахавались!
– он чиркнул пальцем по горлу.
– Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли люто ненавидеть, - прищурив глаз, он уставился на мать.
– Как это называется?

– Я всегда была с Богом, - не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.