Как рождается русский человек
Шрифт:
– Пристроят их куда-нибудь, – жуя, проговорил Дядя Боря.
– Скорее всего, – согласилась Надя.
– Куда они денутся! – добавил Горбунов и вновь потянулся к бутыли, отчего Надежда Дмитриевна вновь отодвинула её от него.
Из-за тонкой соседней стены послышался детский рёв и взрослые крики. Кроме этих звуков и позвякивания посудой не наблюдалось ни одного источника шума, поэтому строптивая тётя Таня захотела взять инициативу в свои руки, но ей помешал её муж:
– Как дела на работе, Надя? Что ты такая радостная?
– На работе как обычно, вот только зарплату наконец-то
– Пустяки, угощайтесь, – улыбнулся он своей широкой улыбкой.
Было принято решение разрезать торт. Дядя Боря торжественно делил десерт на куски, пока Надежда Дмитриевна разливала чай. С улыбкой он отдал самый большой кусок Алисе, приговаривая:
– Вот, чтобы была такой же сладкой, как этот торт! – на что та лишь смущённо улыбнулась.
– Где ты была то так долго сегодня? – спросила мать.
– С друзьями встретилась.
На ответ было обращено мало внимания, как и вопрос Озерская задала лишь для приличия. Горячий чай уже стоял на столе у каждого вместе с тарелочкой медового торта. Дядя Боря принялся рассказывать забавный случай, произошедший недавно на работе с клиентом. А таких случаев у таксистов хоть отбавляй. Больше всего хохотала тётя Таня, запивая смех крепким чаем. Во время сладкого угощения она завела неуместную для десерта тему. Разговор пошёл о политике.
– Совсем не поверите! Недавно соседка рассказывала, что на другом конце города произошло событие! Люди собирались, а некоторых оттуда даже забирали! За решётку!
Алиса сидела, опустив глаза в своё блюдце и ни специально, ни ненароком не подавала знаки интереса в сторону того, о чём говорила замолкнувшая тётя Таня. Только дядя Боря с полуулыбкой посмотрел на неё. Остальными же эта новость не была встречена с восторгом или каким-либо успехом. Лишь Надежда Дмитриевна, дожевав свой кусок, произнесла:
– А нам что за дело? Мне бы зарплату негодяи выдали в следующем месяце вовремя, а то этот, – она показала на мужа, – Много пропивает, в долг везде просит. Надо бы ещё, чтобы Алиса доучилась, хоть какая-то подмога будет, верно, Алис?
– Ага, – буркнула она.
– А слышали ли вы, какие грядут изменения? – поинтересовалась тетя Таня, пытаясь вызвать интерес.
– Про многие такие изменения слышали, что они всё грядут. До сих пор ждём, а они никак не нагрянут, – с пьяной ухмылкой проворчал Горбунов.
– Зарплату учителям и врачам повысить обещали, – гордо, с улыбкой, произнесла она.
– Скажи лучше, что всем. Так ещё радостнее станем.
– Надя, угомони своего, – пожаловалась она золовке.
– Дай договорить человеку, – жена налила маленькую стопочку уже пьяному мужу. «И так не трезвый, что с ним ещё будет?» – думала она. Тот с радостью её опустошил.
– Со временем, может быть, это войдёт в силу, – продолжала тётя Таня. – Главное, что скажу: сейчас для детей всё делают, поэтому рожать надо. Это я к тебе обращаюсь, Алис.
– Зачем рожать-то? – с иронией спросила та.
– Как зачем? Говорю же, сейчас всё для ребятишек делается. Рожать надо! Для себя, для страны…
– А что страна?! – хозяин квартиры, уже изрядно опьянев,
хлопнул кулаком по столу. – Страна – казармы под церковным куполом! Я был кем? Начальником! А теперь что? Охранником вздумали меня уволить…Все, ошеломлённые от внезапного удара и дикого напора говорящего, изумлённо и немного испуганно смотрели на Горбунова, который принялся наливать себе очередную порцию водки. Через секунду до каждого дошёл смысл последних им сказанных слов. Вмиг лицо Надежды Дмитриевны побледнело.
– Как уволили? – произнесла она, почти не шевеля губами, сразу выхватила стакан у мужа из рук, вылив ни в чём не повинную жидкость в ни в чём не повинный цветок. Она побагровела и воскликнула:
– Что же ты такое говоришь, скотина такая?! Когда это тебя уволили?
– Два дня назад, – отмахиваясь от неё, отвечал он, – Изменения до нашей конторы только дошли – под сокращение попал.
– Какое сокращение! Ты не прошлой неделе только один раз на работу выходил, пьяный был.
– Ну, а ты думала, после этого меня не уволят?
Надежда Дмитриевна резво вскочила и метнулась в другую комнату. Было слышно, как она что-то ищет. Озерской тем временем допил остатки бутылки прямо с горла и не спеша пошёл в свою комнату засыпать и не слышать дальнейшие крики, но не дошёл до спальни и свалился в гостиной на диване. С телефоном в руках его жена вернулась на кухню и впрямь закричала:
– Что же ты раньше мне не сказал! Что мне теперь Никите Ивановичу спустя два дня звонить?
– Негоже так ссорится в петров пост, – осторожно проговорила тётя Таня, качая головой.
– А нам что? – усталая женщина ополоснула горло стаканом воды, – Нам не до Бога, у нас своих проблем хватает.
Она бросилась в комнату к спящему мужу и принялась его будить, упрашивать, чтобы встал и пошёл извиняться да просить перед начальством. Проворная тётя Таня направилась за ней, чтобы ту успокоить. Молча наблюдавший за всем дядя Боря, уже сам изрядно выпивший, остался и завёл разговор с Алисой, также с печальной немотой смотревшей на происходящее.
– Что ты такая грустная сидишь? – начал разговор он, заглядываясь не её лицо. – Говорят, что улыбка красит человека, слышала о таком? Тебе бы улыбаться побольше – ещё краше станешь!
Он попытался встать, подошёл к ней сзади и начал перебирать её волосы, приговаривая:
– Какие они у тебя длинные! Смотри-ка, можно тебе различные причёски делать, косы плести. Вот такие! Длинные, длинные косы тебе заплетём! Хочешь, заплету?
– Ладно, потом, – отвечала Алиса.
– Что потом? Не хочешь? Ну, хочешь? – проговаривал он пьяным голосом.
– Потом.
– Ты же у меня любимая дочка моей сестры. Правильно? Кто? Племянница! Дай, я тебя обниму!
Только спустя один час уставшая Надежда Дмитриевна стояла на кухне и мылила загрязненную посуду, которую Алиса вытирала, выслушивая причитания и ругань своей матери. К этому времени дядя Боря с тётей Таней успели уехать, подняв заснувшего Горбунова с пола, куда его свалила в попытке разбудить жена. Ещё через некоторое время в этой квартире воцарилась тишина от того, что, проживавшие в ней, уже спали в отдельных комнатах, изрядно уставшие от прошедшего дня.