Как сломать себе жизнь
Шрифт:
Парты, парты, парты. Шесть разных парт за день. Мне казалось, что я прикована к парте. Иногда я просто выходила из класса и не возвращалась. Хуже всего было на уроках математики. Эти идиотские диаграммы! На контрольных я даже не пыталась что-то сделать. Просто сдавала чистый листок. А домашние задания? Забудьте! Я понимаю, что в действительности они не были мучением и пыткой, но воспринимались как мучение и пытка. Неужели от нормального подростка действительно ждут, что он будет сидеть и читать «Плачь, любимая страна» Алана Пэйтона после целого дня в школе? Ну так же нельзя. Вот я и не делала. Мозг сам знает, чего хочет! После долгих утомительных
Родители нанимали репетиторов. Но успеваемость по-прежнему хромала – как и моя самооценка. Я получила «удовлетворительно» по английскому. Провалилась по керамике. Но мне было плевать. Я не выносила школу.
В школе мне нравилось только одно: она не имела ничего общего с моей безумной семейкой! Ситуация на Качина-лейн, 7800, складывалась no bueno [21] . Обстановка в доме накалилась. Я никогда не приглашала к себе друзей – слишком нервничала. В центре скандала всегда находилась моя старшая сестра Эмили – особенно когда ей исполнилось четырнадцать.
21
Нехорошая (исп.).
Она постоянно выясняла отношения с папой. Я отсиживалась у себя в полуподвале.
– ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ, ПРИДУРОК! – истерила она, громя все кругом. – ИЛИ Я СОЖГУ ВЕСЬ ЭТОТ ДОЛБАНЫЙ ДОМ!
– ЧЕРТ ПОБЕРИ, ЭМ! – орал в ответ папа. БАБАХ! Комната Эмили находилась прямо над моей. Боюсь представить, что там происходило. ДЫДЫЩ! Звуки были такие, будто Эмили с отцом на пару крушат мебель.
– ААА! – Это опять Эмили. БАХ! БАБАХ! – ПОШЕЛ ТЫ! ПОШЕЛ ТЫ! НЕНАВИЖУ ВСЕ ЭТО ДОЛБАНОЕ СЕМЕЙСТВО!
Я тоже.
Когда ей было четырнадцать, а мне тринадцать, Эмили на кухне бросилась на папу с ножом. Папа поместил сестру в психиатрическое отделение, потом снова забрал оттуда. Я не задавала вопросов – во всяком случае, до одного прекрасного воскресного дня, когда я поднялась к завтраку, а Эмили не было.
– Твой папа повезет Эмили смотреть школу-пансион, – объяснила мама. Но вернулся отец один.
Все должны были почувствовать облегчение.
– Теперь в семье водворится мир, – сказал папа на нашем семейном собрании (он действительно употреблял подобные выражения).
– Ты оставил ее там? – спросила я.
Был еще один нюанс: Эмили не разрешалось контактировать с семьей в течение девяноста дней.
– Почему?
Ответа снова не последовало. Зашибись.
Через три месяца пришло первое письмо на пастельной почтовой бумаге. Такое ощущение, что оно было написано какой-то очень жизнерадостной и бодрой незнакомкой.
«Теперь у меня 30 очков, и я во второй фазе! Так что каждые четыре дня я получаю какое-нибудь лакомство! Но если не делать свою работу как следует, то ничего не получишь!»
«Э…» – думала я, читая эти строки.
После этого письма приходили каждый день. Они становились все более странными. Она обращалась к папе «мой драгоценный папочка», а ко мне – «любимая сестричка» (матери она никогда не писала, более того, никогда о ней не упоминала).
«Сегодня я перешла к третьей фазе. Представляете? Значит, я буду носить биркенстоки [22] !»
«У
меня так много разных занятий! Сегодня у нас вязание крючком, и мы читаем превосходную книгу – „Дар“ Даниэллы Стил!»22
Шлепанцы немецкого производителя Birkenstock.
Постепенно я начала догадываться, что Эмили поместили в интернат для трудных подростков, куда сдают строптивых девиц, предварительно похитив из спальни. Я читала о таком в журнале Seventeen.
Шли месяцы. Письма становились все печальнее и печальнее.
«Если честно, я чувствую себя брошенной, и мне кажется, что я никогда больше вас не увижу! – писала сестра. – Еще я чувствую, что в семье обо мне не думают и даже не замечают моего отсутствия!»
Меня мучило чувство вины: Эмили как в воду глядела.
«Вам только лучше, что я здесь! Я плачу, перечитывая эти строки!»
Ужасно.
Пришел и миновал пятнадцатый день рождения моей сестры. Мы ничего не могли ей отправить. Она сама посылала нам подарки: жутковатые поделки, связанные крючком из пряжи пятнадцати разных оттенков. Мама украшала ими наши ультрасовременные диваны. Каждый раз, как я натыкалась взглядом на одно из сестриных «индейских» покрывал, мне становилось не по себе.
«Я перешла к четвертой фазе! – поступали новости от Эмили. – Теперь я могу позже выключать свет и носить обувь. Это называется Пространство доверия!»
– Напиши сестре, – угрюмо велел отец.
– О чем? – возразила я.
В восьмом классе на весенних каникулах вся семья отправилась в Ла-Веркин, штат Юта, чтобы навестить Эмили в ее «пансионе». Ее не было дома полгода. Кросс-Крик-Мэнор напоминал мрачный, страшный плантаторский дом, выстроенный посреди пустыни. У него были колонны и портик безо всяких украшений. Внутри гостей встречал жуткий вестибюль с чугунной садовой мебелью – кофейными столиками и креслами. Там был фонтан и повсюду искусственные растения, которые маскировали решетки на окнах.
«Тюрьма», – подумалось мне.
Эмили показала нам дом. Одна за другой шли пустые комнаты без окон.
– Здесь у нас проходят семинары, – пояснила она. Тогда Эмили не рассказала, что в этом самом помещении она разделась догола и танцевала под I’m Too Sexy, пока другие девушки, поощряемые сотрудницей заведения, насмехались над ней и обзывали шлюхой.
– А здесь мы едим, – сказала Эмили. Она забыла упомянуть, что перед обедом всегда звучала мелодия из «Космической одиссеи 2001 года» – сигнал для девушек сесть и умолкнуть. Эмили не стала показывать нам карцеры в цокольном этаже, где провела первые три дня, после того как папа отвез ее в «школу». (Впрочем, вы можете сами посмотреть фотографии на CrossCreek.WWaspsn.org. И заодно подсчитайте количество групповых исков, поданных бывшими «учениками» против этого заведения.)
Конечная остановка в комнате Эмили. Она делила ее с тремя девушками. Здесь стояли две двухъярусные кровати. Повсюду лежали вязанные крючком покрывала.
– Здесь была вспышка педикулеза! – сообщила мне Эмили, но я едва слушала, изумленно таращась на две узенькие «ниточки» на месте ее прежних роскошных густых бровей в стиле Элизабет Тэйлор. – Но я не заразилась! Мы раз в неделю ходили в бассейн, но он ужасно грязный, Кейтлин, тебе бы не понравилось…
Соседки Эмили повскакивали с кроватей, чтобы поздороваться с нами.