Нет звука более весомого,Чем тот, что с ветром поднимается,Вплетается в шуршанье сонноеТравы и снегом рассыпается.Мы все – немотные пустынники,Одеты в снеговое платие,И нет на свете русской лирики,Есть только древнее заклятие.Такое бесконечно давнее,Такою былью занесённое,Что вряд ли что-то было ранее,До слова в нём произнесённого.…В морозном воздухе алея,В мерцаньи меркнущего светаОпять
серебряные змеиСползаются на имя Фета.
«Измучен отсутствием сна…»
Измучен отсутствием сна,Качанием тёмного омута,Очнёшься. В окне тишинаИ светом наполнена комната.Ты видишь: настала зима,И, снегу внезапному внемля,Вдруг медленно сходишь с умаНа эту прекрасную землю.
«В этой комнате пусто, так пусто, что страшно сказать…»
В этой комнате пусто, так пусто, что страшно сказать,Страшно двинуться, страшно вздохнуть и нечаянно вспомнить.Поползла тишина и нельзя тишину оборвать.Затянувшийся обморок кем-то оставленных комнат.Все обряды свои совершила прощанья пора —…может, близкая смерть, может, просто игра отношений…И в оконную щель видишь узкий колодец двора,Не давая труда шевельнуть онемевшею шеей.Слишком пусто внутри, чтоб увидеть хоть что-то ещё.Фиолетовый пепел пера у надежды убитой.Долгой ночи прилив, погружается в сумрак плечо,Привыкай к «никогда», как к предмету домашнего быта.
«Живу, дышу – а вскорости умру…»
Живу, дышу – а вскорости умру.Ещё дышу под ветром на юру.Ветра, ветра шумят в пустом бору.Я слышу их – я вовсе не умру.Я слушаю древесную кору.Под коркой ледяной, как снег шурша,Кольцуется бессмертная душа.
«Тяжёлым и неровным шагом…»
Тяжёлым и неровным шагом,Прочь от следов злодейства явного,Прочь по бурьянам и оврагамУходит лето окаянное.Раскаянье подобно осени.С ветвей испуганных слетая,Уже горят следы на просеке,Горят, как шапка воровская.А наши имена не названы,В забвенье канули. Коль скороРискнёте по следу – увязнетеВ молчании сырого бора.Где мороси стальные шарикиЛетели мимо – не заметили,Где шум впитавшие лишайники —Пособники, а не свидетели.Мы молоды и бегство вечноеНе в тягость, но зачем же следомВоспоминание увечное,Как ветка чёрная под снегом?
«Родина, годы земного скитания…»
Родина, годы земного скитанияИ послушанья судьбе,Всё, что имею, – в час расставанияЯ оставляю тебе.Тяжесть гордыни, горечь желаний,Куча нажитого впрок,Прошлого стыд и позор обещаний,Спутанный мыслей клубок,Тот, что крутится, да не мотается,Тайный и сладкий грешок…Пусто. Лишь ветер в мешке трепыхается.Бросьте в сугроб и мешок.
«Звезда в потоках темноты…»
Звезда в потоках темноты.Звенит в снегу кустарник стылый.Такой ты видишься, Россия,Край холода и пустоты.Кто сосчитал твои кресты,Твои безвестные могилы?И думал я, теряя силы,Что я несчастен, как и ты.Моя печаль тобой хранима.Но дрогнет дымная равнинаИ шевельнётся, как во сне,И надо мною грозно стынетВзор вопрошающей пустыни:«Ты смеешь жаловаться? Мне?»
«Решил я уйти от судьбы…»
Решил я уйти от судьбы.Чем ждать её милость в тревоге,Уж лучше я буду столбыСчитать на великой дороге.В котомке краюха да нож,Кисет, деревянная ложка.Она говорит:– Не возьмёшьНемного беды?На дорожку?
Злаки
1
Хоть
смертный сон, как вечный снег, глубок,В нём зримо то, что было прежде снега.Не тленья жуть, не увяданья нега,Но забытья затверженный урокИзбрал зерно для долгого ночлега.Он в снежном мире мал и одинок,Но мерно бьётся тайной жизни ток.Зерно ли есть подобие ковчегаИли ковчег подобие зерна?Их тайну сохраняют письмена,Сухой травы начертанные знаки,Свидетели немого языкаБезмолвные, но за строкой строкаКак в янтаре застывшие во мраке.
2
Не сломит стебель прозябанья гнётИ дней однообразных оскуденье.Остаток их, полуночное бденье,Он в ожиданьи дерзком проведёт.Для нас зима, а для него – знаменьеЯвленное, над ним уже грядётСуровый суд, но вместе с ним и тот,Кто знает тайну жизни пробужденья.И злую мощь морозного огня,И малость отступающего дня,И ветра леденящее касанье,И наступившей ночи древний страхПриветствует, сгорающий в снегахПод снежных зёрен мерное шуршанье.
«Стволы почти прозрачны на свету…»
Стволы почти прозрачны на свету,Переливаясь синими тенями.Январский лес промёрзлыми ветвямиВцепляется в дневную пустоту.Никто не видит злую красоту.Над бледными лесными куполамиЗелёными и алыми огнямиРаскинулся морозный сад в цвету.И медленно растёт со всех сторон,Сгущается шуршащий перезвон,Высокое дневное безразличье.Ветвей отвесный, дрогнувший потокМерцаньем ледяным себя облёк.Ты видел музыку во всём её величье.
«И не двинутся доныне…»
И не двинутся донынеПод бескрайней лунной ночьюНа заснеженной равнинеТрав сухие многоточья.Словно в книге, где собралисьВсе земные упованья,Стёрлись строки, и осталисьТолько знаки препинанья.
«Уже апрель забрёл за половину…»
Уже апрель забрёл за половину,И снег сошёл. А в поле тишина,Зернится иней, и озаренаСедым огнём пустая луговина.Но не увидишь яркого пятна:Ожухлый снег, травы сухая тина…На тёплых склонах розовеет глинаКротовников. Земная глубинаУже не спит, но очи не открылаИ видит сны. Ивняк мерцает стылоНад бледною, стоячею водой,И солнца ком, лохматый, спиртовой,Горит бездымно, без тепла, устало,И тянутся весенние подпалы.
«Гонишь прочь воспоминанье…»
Гонишь прочь воспоминанье,А оно опять снуёт.В ясном воздухе мерцанье,Чёрной бабочки полёт.Этот тёмный мотылёкОпустился прямо в руки,Словно тёплый уголёкПредстоящей вечной муки.
«Луна в воде лежит замком амбарным…»
Луна в воде лежит замком амбарным.Здесь мог бы утонуть безумный мельник.За омутом чернеет частый ельник,Как Пушкина густые бакенбарды.Еловые трепещущие лапыВо тьму неслышно расправляет бор.Всё тишь да блажь. Со стародавних порВо мшарах кувыркаются арапы.
«У самых стен чертополох лиловый…»
У самых стен чертополох лиловый,Кладбищенский лопух и мелкие цветыПокрыли сплошь упавшие кресты —Красив на солнце твой венец терновый.И кровли нет. Потоком высотыЗатоплен храм, и Спаса взор суровыйТеряется, увидев полдень новый,Четвёртый день творенья маяты.Нет в мире слов, и говорить – о чём?То, что когда-то было кирпичом,Вновь стало камнем, возвратив природеТворенья долг. На месте алтаряРастёт трава, неслышно говоря:«Раз небо есть, то нет нужды во своде».