Как стать оруженосцем
Шрифт:
– Мое имя - сэр Ланселот Болотный, и, клянусь честью, вы в не меньшей степени можете рассчитывать на мое ответное гостеприимство и искреннюю дружбу, в знак которой покорнейше прошу назвать мне ваше имя, чтобы я мог поведать каждому о вашей доблести и учтивости, и вызвать на поединок любого, кто посмеет хоть одним словом выказать к нему малейшее непочтение.
– Я горд и счастлив тем, что могу принять у себя в замке, который отныне становится для вас вашим вторым домом, доблестного рыцаря, о подвигах которого многократно наслышан и не смел питать надежды, что он когда-нибудь окажет мне честь назвать меня своим другом. Имя же мое - сэр Мальбрук, и я нижайше прошу вас проследовать в замок и удостоить меня вашей беседы за дружеским ужином, который, конечно же, был бы несравненно богаче, знай я, кого судьба приведет сегодня вечером на
Сэр Мальбрук поклонился, но сделал это столь неуклюже, что ноги у него поехали, и он неловко грохнулся на дерево моста. Сэр Ланселот ответил ему тем же. Просто удивительно, как оба они, твердо державшиеся во время поединка, оказались совершенно не готовы к более простой ситуации.
Цепляясь друг за друга и неоднократно падая, они все-таки поднялись, после чего сэр Мальбрук обратил внимание на то, что сэр Ланселот прибыл не один.
– Прошу прощения, мне крайне стыдно за свою оплошность, и прошу не считать ее невежеством и невежливостью...
– начал он, протянув руку к мечу и уже собираясь было направиться к Владимиру и Рамусу, мокрыми мешками висевшими над рвом, когда сэр Ланселот остановил его гостеприимство, сказав, что его спутники
пока еще
не рыцари. Чем, по всей видимости, спас последним жизнь.
Впрочем, казусы на этом не кончились. Когда хозяин препроводил гостей в пиршественный зал огромный и пустой, то наотрез отказался сажать спутников сэра Ланселота за стол, мотивируя это тем, что в походах, может быть, рыцарь может разделить трапезу с кем угодно, но в данных обстоятельствах налицо совершенное нарушение этикета.
– Подумаешь, этикет, - пробормотал Рамус, но голос его был очень хорошо слышен по причине замечательного эха.
– Все течет, все меняется. Вот, к примеру, недавно я слышал, что один король своим указом сократил количество обязательных фигур в танцах на балах до ста сорока, а рыцарям позволил танцевать без доспехов.
Сэр Мальбрук сделал вид, что не слышал, но, в конце концов, со скрипом согласился на просьбу сэра Ланселота, при этом поставив условием, чтобы сами рыцари сели на полагающиеся им согласно званию стулья, в то время как Владимира с Рамусом усадили за тот же стол на низкие скамеечки, чрезвычайно неудобные, так что над поверхностью стола торчали только их головы.
Впрочем, с этим еще можно было бы смириться, а вот...
Когда все, наконец, расположились за пустым столом, - причем, редкий случай, когда все остались недовольны, - четверо слуг внесли на копьях блюдо с огромным жареным кабаном. Водрузив его на пустой стол, они исчезли. Показались еще двое, с огромными кувшинами и чашами. Они встали за спиной у рыцарей. Еще двое внесли по маленькому кувшинчику и деревянной чашке, которые плюхнули перед Владимиром и Рамусом.
– Прошу!..
– сэр Мальбрук величественным жестом повел правой рукой в сторону кабана и остановил ее на отлете. В ней тут же оказался кубок с хлынувшим в него ароматным вином. Точно так же поступил и сэр Ланселот.
Громко глотая, они опустошили кубки, как по команде, вцепились в передние лапы кабана, ловким движением повернули вправо-влево, вырвали и шмякнули прямо на стол перед Владимиром и Рамусом. После чего, не обращая на них больше никакого внимания, продолжили трапезу, манером, который довел бы до сумасшедшего дома любое общество борьбы за культуру поведения за столом.
По окончании ужина, рыцари были унесены прямо на стульях в полагающиеся им опочивальни, остальным пришлось добираться до указанных им комнат самим. В своей клетушке, Владимир никак не мог уснуть, по причине слишком питательной еды; а когда ему это почти удавалось, за дверью, в коридоре, слышался громкий лязг, словно кто-то носился по замку в доспехах. Иногда подвывало. Едва забрезжил рассвет, лязг за дверью прекратился, переместившись под окно с решеткой. Судя по проклятиям, рыцари встали ни свет ни заря, чтобы в очередной раз подтвердить дружеские чувства.
На завтрак Владимир выполз, словно это он все утро наносил и получал удары вперемешку со сквернословием. С ненавистью взглянул на жареного зайца и некоторое время был даже рад, когда пес хозяина забрался под стол. Ощутив его присутствие по покусыванию ног, он скормил зайца ему, что, впрочем, если и отвлекло внимание пса, то ненадолго.
После завтрака рыцари, обнявшись, последовали в оружейную, предоставив Рамуса и Владимира самим
себе. Первый, как оказалось, времени даром не терял. Он тоже слышал грохот ночью, и не замедлил узнать у кого-то из слуг его причину. Как выяснилось, какое-то время назад в замке состоялся пир. Одному из гостей, сэру Кому-то там Неудержимому, понадобилось выйти по срочному делу. Он вышел - и исчез. Поиски ни к чему не привели, однако утверждают, что иногда его видят по ночам мчащимся по коридорам замка со сложенными на животе руками и выпученными глазами. Рассказ Рамуса, разумеется, был сильно приукрашен средневековыми речевыми оборотами, совершенно изгнанными в течение последовавших веков из приличного общества.Помимо этого, колдун нестандартный разжился еще одной любопытной информацией. В связи с хронической нехваткой золота, - обычное для рыцарей состояние, - в замке, где-то на нижних его этажах, обитал придворный алхимик, обещавший завалить владельца замка драгоценным металлом до верхнего уровня замковых стен, но на настоящий момент ничего кроме ущерба, суммарно превосходившего все затраты на походы против сарацин, не принесшего. Иной пользы, за исключением вреда, от него ждать не приходилось, но он в совершенстве овладел искусством во-первых, объяснять свои неудачи, а во-вторых, внушать уверенность в завтрашнем дне, что на него, в общем-то, махнули рукой, хотя сэр Мальбрук в последнее время стал серьезно задумываться над тем, чтобы показывать этого самого алхимика на ярмарках за деньги. Будучи до некоторой степени собратом указанного персонажа как по науке, так и по способностям, Рамус непременно решил с ним повидаться.
Помещение, выделенное алхимику, являло собой классическую средневековую лабораторию, как ее обычно изображают на рисунках и в фильмах, а потому заниматься описанием значило бы понапрасну терять время. Владимир, окинув его взглядом, сразу же обнаружил посреди творческого беспорядка многочисленные свитки, среди которых, возможно, присутствовал нужный Анемподисту. Сам хозяин, неопределенного возраста, жиденький, невзрачный, одетый в традиционный грязный балахон с непонятными символами, что-то прихлебывал из колбы. Он был настолько поглощен этим занятием, что едва бросил в сторону вошедших отсутствующий взгляд, возможно, определявшийся не химическим составом потребляемой жидкости, а царившей в подземелье удушливой атмосферой. Этот запах являл собой совершенно невероятную смесь ароматов, начиная со свежего аромата весеннего лугового разнотравья и заканчивая амбре давно нечищеного хлева. Владимиру это было внове, а учитывая его состояние после ужина, почти бессонной ночи и завтрака, вряд ли кто удивится, что эта атмосфера со страшной силой придавила его к полу. Для Рамуса же она, по всей видимости, являлась если и не привычной средой обитания, то чем-то сродным, поскольку он тут же затараторил то ли по-латыни, то ли на каком-то тарабарском языке, приветствуя, как он считал, собрата. Вскоре они уже бойко лопотали о чем-то своем, перейдя на нормальное наречие, не обращая внимания на Владимира, старавшегося незаметным образом заглянуть в свитки.
Но если среди них и содержалась искомая, то отыскать ее не представлялось возможным: все они были написаны на незнакомых ему языках, а то и вообще - исключительно рисунки.
Возле алхимического стола, между тем, завязалась дискуссия.
– Ртуть надо брать обязательно философскую, а не какую-нибудь там мастеровую, иначе получишь не красного льва, а фиолетовую собаку, - поучал алхимик.
– Ха!
– в тон ему отвечал Рамус.
– Ты бы еще вместо виноградного сока влил уксус... А резать надо непременно ножом, клинок которого перед тем восемь с половиной ночей нужно протирать чешуей крокодила каждый час, когда Меркурий своим жезлом коснется вершины пятой спицы заднего левого колеса алмазной колесницы...
– Это само собой разумеется, - кивнул алхимик, - и не подлежит обсуждению. Но вот в чем часто допускают ошибку, так это в количестве волос на кисточке львиного хвоста, ибо если оно делится ровно пополам, то дистиллировать льва нужно в обмазанной глиной реторте, а если поровну на одиннадцать частей, то в реторте, обмазанной жиром пятнистой свиньи. Только тогда он обратится в черного дракона...
– ...которого следует ухватить за хвост в пятницу, за крылья в среду, а во все остальные дни - за правую лапу, - подхватил Рамус.
– Когда же он раскроет пасть, туда следует вложить раскаленный уголь фигового дерева, после чего он обратится в зеленую лошадь.