Как в кино не будет

А неделю спустя Ирка пришла ко мне среди ночи с совершенно перевернутым лицом и сказала, что они разводятся. Долго не хотела говорить, почему, но потом разрыдалась и призналась:

– Не могу я больше жить в этом вранье! Уехал на три дня "в командировку", а мне коллега говорит: "Видела твоего драгоценного в нашем доме: шел под ручку с одной актриской, этажом ниже живет". Он "вернулся", я, конечно, спросила: правда? Вертелся, крутился, потом, наверное, надоело, сказал: да, правда. Я и раньше догадывалась... Ну, я сказала: "Уезжай к себе, квартира есть". А он, а он...

У Ирины началась истерика. Я кое-как привела ее в чувство и узнала то, о чем могла бы догадаться. Потому что и так много знала.

Никита сказал, что никуда из этой квартиры уезжать не собирается. Что если Ире приспичило разводиться и разбегаться - пусть едет в эту панельную хрущобу и живет там. А он, Никита, с места не сдвинется. Он и женился на ней по двум причинам: знал, что не будет хлопот с детьми и родственниками и что жить будет в центре, в настоящей квартире, а не собачьей конуре. Со временем здесь все его будет, ходы он уже ищет. И вообще у него нет денег на такие причуды, как переезды и покупка современной мебели. Пусть продаст жемчужное ожерелье, все равно, считай, краденое, на все хватит и еще на жизнь останется. С покупателем он поможет. А менять образ жизни не собирается: одной женщины ему мало, и он еще не старик. Впрочем, если Ира передумает, он не против: будут жить, как жили, а свою квартиру он отдаст сыну - мальчик уже подрос.

– Нет, я решила - уеду. Я ведь уже даже не жена - так, обслуга. Забыла, когда у нас последний раз что-то было. Он же так устает! И про контрразведку все наврал, "полковник". Он и в армии-то никогда не служил, здоровье не позволило. А когда я ему и это сказала, он мне очень спокойно заявил: "Не переношу истеричек. Одна мне уже пыталась испортить жизнь пришлось уговорить повеситься. Да-да, я вашу Елену Прекрасную убедил в том, что она должна покончить с собой, если не хочет, чтобы меня арестовали и расстреляли. Она послушалась, как миленькая. И не смотри на меня так: меня в это время в Москве не было. Официально. И нет ни следов, ни свидетелей".

Значит, мне не почудилось! Это был Никита. Лгун, воришка, убийца... И я осталась в полной зависимости от него, когда Ирина уехала. Может, он и подождет, пока девяностолетняя Лидия Эдуардовна сама отойдет в лучший мир. Но мне-то всего тридцать шесть! И ради осуществления мечты - получить всю квартиру, меня можно и "поторопить"... Проклятая квартира!

Глава восьмая. Скажи мне, кто твой друг...

Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием "повышенной тревожности". Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление "приватизации" тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения - он этой самой приватизации не подлежал по причине "крайней ветхости и аварийного состояния". Хотя "аварийного состояния", как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной.

Никита предупредил меня и Лидию Эдуардовну, чтобы мы без него не предпринимали никаких шагов по изменению жилищных условий, даже если нам предложат по отдельному особняку каждой.

– В лучшем случае получите по однокомнатной хрущобе у черта на куличках. В худшем - по комнате в коммуналке же, но тоже не в центре. И в любом случае вас обманут.

Лидия Эдуардовна иронически усмехнулась:

– Если бы мне предложили тот особняк, где я родилась, тогда, пожалуй, согласилась бы. Сейчас это становится модным - возвращать отобранное когда-то. К сожалению, на месте моего дома - цековские хоромы о двенадцати этажах.

Я промолчала. Для меня любой переезд представлялся трагедией. Одна я не выживу - избаловалась, а какие соседи попадутся, неизвестно. Оставалось только молиться, чтобы "баронесса" прожила подольше. При ней я, как ни странно, ощущала себя в относительной безопасности.

Ибо от того, что происходило в нашей квартире, мы обе были, мягко говоря, не в восторге. Подруги Никиты менялись чуть ли не еженедельно, причем критерий отбора был достаточно загадочен. Изысканную интеллектуалку-филолога сменяла приемщица из районной прачечной, а среди бела дня, дыша духами и туманами, на пару часов заезжала роскошно одетая и увешанная драгоценностями дама со смутно знакомым по теле- и киноэкрану лицом. Телефон звонил практически круглосуточно, причем отличить деловые звонки от личных было невозможно. В общем, жизнь била ключом.

– Никита, - спросила я как-то своего беспокойного соседа, - скажи мне все-таки, зачем тебе столько женщин? Ты что, решил побить рекорд Казановы? Или это у тебя спорт такой?

Ответ оказался несколько неожиданным:

– Милая моя, рекорд Казановы я, как ты изволишь выражаться, "побил" давным-давно. У меня в жизни было уже больше тысячи женщин. И, надеюсь, будет еще несколько... десятков.

– Зачем столько?

Никита был в прекрасном настроении: то ли какая-то сделка удалась, то ли удалось без особых хлопот избавиться от очередной партнерши. И поэтому разговорчив больше, чем обычно.

– Видишь ли, девочка, для меня интересен сам факт победы. И чем неприступнее кажется женщина, тем слаще миг торжества. Дай мне двадцать четыре часа и возможность уединиться - и любая, понимаешь, любая будет моей. И никогда от меня не уйдет, если я сам этого не захочу...

– Значит, ты хотел избавиться от Иры?

– Скажем так: я ее не удерживал. Во многих отношениях она меня устраивала, но это ее навязчивое желание во что бы то ни стало уехать из прекрасной квартиры в центре в общем-то раздражало. А со временем я здесь устрою квартирку по европейским стандартам: со спальней, кабинетом, столовой, гостиной, спальней для гостей. Кухню отделаю, как картинку, ванную комнату переоборудую. Дворец!

– А мы с Лидией Эдуардовной?

Никита слегка замялся. Я поднажала:

– Ну, "баронесса", допустим, может не дожить до этого светлого будущего. Но я-то, скорее всего, доживу. И - что?

– Ну, ты же в какой-то степени мой секретарь... И есть комната в квартире... поменьше, чем эта твоя, конечно, но зато практически с отдельным выходом...

– Ты имеешь в виду бывшую комнату для прислуги? То есть нынешнюю кладовку?

– Но ты же будешь там только спать. А работать - в кабинете. В общем, мы же не сегодня этот вопрос будем решать. И вообще, сегодня у меня одна встреча... Я как раз хотел тебя попросить. Мне нужно отбежать на пару часов, а должна позвонить одна женщина...

– Только одна? Что-то мало для одного дня.

– Не вредничай, пожалуйста. Может, их десяток позвонит, но одна из них обещала сегодня прийти ко мне в гости. Ее зовут Наташей, Натальей Алексеевной. Скажи ей, что я с пяти вечера буду ее ждать, что я все дела отложил...

– Даже по контрразведке?
– съехидничала я.

– Я же сказал: все дела! А для остальных я на срочном задании и раньше завтрашнего вечера меня не будет. Чтобы не трезвонили понапрасну.

– Двадцать четыре часа и возможность уединиться?

– Вот именно. Я ее целый месяц обхаживаю.

– Красавица?

– Увидишь. Ее называют "Снежной королевой" или "миледи". За три года работы никому не позволила кончики пальцев поцеловать...

– Сладость неприступности?

– Ну ты же умница, Регина. Все понимаешь.

Никита убежал по своим делам, а я осталась отвечать на телефонные звонки и с длинным списком других поручений: найти в газете нужную статью, перепечатать набело пару страниц, перевести свою "норму" для научного журнала.