Как в кино
Шрифт:
Доктор Джи поджала губы.
— Вы поговорили с матерью?
— Нет. Но я думала о том, что надо позвонить. Это считается?
— Это первый шаг.
— Вы шутите?
— А вы как думаете?
— Я отказываюсь отвечать на том основании, что мои слова могут быть использованы против меня.
— Татьяна, вы не на суде.
— Правда? Иногда сеансы терапии похожи на перекрестный допрос продолжительностью в пятьдесят минут. Конечно, без Ф. Ли Бейли, [12] но зато с дополнительным бонусом в виде рецептов на лекарства. Кстати, у меня
12
Известный адвокат.
Доктор Джи на минутку поднесла ручку к губам, а затем начала писать так много и так быстро, словно из ее мозга, обогащенного образованием в Колумбийском университете, полились на бумагу великие тайны Татьяниной души. Наконец она отложила ручку и заговорила:
— Что вас больше всего беспокоит? Тот факт, что Джек объявил о своих планах встречаться с Констанс Энн, или то, что вы не можете его контролировать?
Татьяна одеревенела. Она попыталась было высмеять предположение психотерапевта:
— Контролировать Джека Торпа? У меня нет такого намерения.
— Нет намерения или нет возможности?
— Я думала, мы говорим о Констанс Энн.
— Так вы теперь готовы ее обсудить? Татьяна прищурилась:
— Я не стремлюсь контролировать всех и вся. Доктор Джи смотрела на нее бесстрастным взглядом.
— Не стремлюсь!
Татьяна посмотрела на часы. Она уже не могла дождаться, когда закончится сеанс. Больше всего ей нравились сеансы, на которых она много жаловалась доктору Джи, а та ее морально поддерживала, причем из ее слов можно было заключить, что вокруг Татьяны все сумасшедшие, эгоисты и не достойны ее. А сеансы напряженного самоанализа, подобные сегодняшнему, ее раздражали.
— Татьяна, в ваших отношениях с мужчинами прослеживается определенный сценарий, — заявила доктор Джи.
— Нуда, я бы сказала, что все они ужасно неудачные.
— Не перебивайте меня. Этот вопрос нужно исследовать глубже. Вы выбрали в мужья Керра — человека, который не работал и не обладал ни одним из навыков, которые пользуются спросом в обществе. В результате вы оказались в положении «мужчины в доме» и к тому же единственного кормильца семьи. В качестве мальчика на побегушках вы держите Энрике — молодого, одинокого и по всем признакам очень сексуального мужчину. А теперь вы вдобавок наняли Джека Торпа ухаживать за детьми.
Некоторое время Татьяна молчала.
— И какой же, по-вашему, из этого следует вывод? Доктор Джи сухо улыбнулась:
— Вывод такой: все мужчины в вашем личном окружении находятся в таком положении, которое принижает их мужественность. Не думаю, что это случайное совпадение. Полагаю, это идет из детства и связано с вашими чувствами по отношению к отцу и с тем, как повела себя ваша мать, когда он вас бросил. Татьяна закатила глаза:
— Ну почему роза не может быть просто розой? Почему все должно уходить корнями в детство?
— Потому что обычно так и бывает. — Доктор Джи подалась вперед и улыбнулась ободряющей улыбкой. — И мой кабинет — то самое место, где вам не опасно говорить об этих чувствах.
Некоторое время Татьяна колебалась,
но, когда она все же решилась открыть душу, слова вдруг полились сами собой:— Моя мать постоянно надеялась, что он вернется, ждала хоть какого-то известия — телефонного звонка, письма, хотя бы упоминания о его местонахождении в разговоре с общим знакомым, — только этим она и жила. Я ненавидела ее за то, что она по нему скучает. Тогда я поклялась, что никогда не позволю ни одному мужчине вот так меня сломить.
По щекам Татьяны полились слезы. Она стала вытирать их тыльной стороной руки.
— Мне казалось, что всякий раз, когда она смотрела на меня, она думала о моем отце и злилась на меня за то, что я о нем напоминаю. Иногда я вспоминаю некоторые вещи, которые она мне говорила, и те чувства, которые это вызывало, и у меня появляется бешеная решимость сделать так, чтобы… ну, понимаете… чтобы Итан и Эверсон никогда, то есть вообще никогда не почувствовали себя так, как я тогда. Я всегда буду на их стороне. Всегда!
Доктор Джи взяла ее за руку.
— Это прекрасное решение.
Татьяна попыталась сдержать новый поток слез, но ей это не удалось. В конце концов она перестала сдерживаться и дала слезам волю. Доктор Джи протянула ей несколько бумажных носовых платков, а один оставила себе, чтобы вытирать свои собственные слезы.
— Боже, видел бы нас сейчас кто-нибудь!.. — Татьяна усмехнулась сквозь слезы. — Я реву, как будто сижу дома и смотрю по телевизору сериал «Провидение».
Доктор Джи крепко сжала ее руку. Татьяна вытерла глаза, глубоко вздохнула и отчаянно попыталась хоть немного разрядить обстановку:
— Итак, вы предлагаете… дать Энрике прибавку к зарплате?
На этот раз доктор Джи рассмеялась по-настоящему, от души:
— Нет, это всецело на ваше усмотрение.
Она замолчала. После паузы Татьяна вдруг выпалила:
— Вы думаете, что меня к Джеку влечет!
— В ваших устах это звучит как обвинение.
— Может быть, так оно и есть.
— Я вам вот что скажу: на мой взгляд, если Джек начнет встречаться с Констанс Энн, вам будет очень трудно с этим смириться.
Татьяна недобро усмехнулась:
— Это не бог весть какое открытие. Я ее хорошо знаю. Если Джек станет с ней встречаться, ему самому будет трудно с этим смириться.
Доктор Джи выдержала паузу.
— Хорошо, я выражусь по-другому… я думаю, вам трудно будет смириться с тем, что Джек начал встречаться с какой бы то ни было женщиной.
— Почему? Потому что он нужен мне босым и беременным на кухне?
— Нет, потому что эта ситуация поднимает на поверхность некоторые чувства, близкие к ревности.
Татьяна нервно заерзала на кушетке и подняла голову, готовая защищаться.
— Я вас умоляю!
— Татьяна, я вас не осуждаю. Ревность, если ее направить в нужное русло, очень полезная эмоция.
Она может сделать отношения более глубокими, высечь искру страсти и склонить чашу весов в пользу преданности. Тот факт, что вы ревнуете и что Джек ревниво относится к вашему будущему роману с Грегом Тэппером, хотя это будет всего лишь спектакль для публики, говорит об одном: между вами существует эмоциональная связь.
— Да, нас связывают пятьдесят тысяч долларов в год. В глазах психотерапевта появился стальной блеск.