Как во сне

– Трусики? – ошалел я.

– Ага! Эй… – захохотала. – Ты бы себя видел! А-ха-ха. Я не могу…

Я настороженно осмотрелся. Интересно, они их с собой приносят или прям тут снимают? Наверное, эти слова отпечаталась бегущей строкой у меня в глазах, потому что Улька засмеялась еще громче, уткнувшись лицом в мою грудь. Теплое дыхание коснулось кожи. Я машинально зарылся пальцами в ее волосы, прижимая к себе за сотрясающиеся от смеха плечи. И почувствовал, как губы разъезжаются в идиотской улыбке такой ширины, что отвыкшие от этого мышцы лица заныли.

– Уль, там побольше снаряд полетел, – прохрипел я, дернув подбородком в сторону сцены.

– Лифчик, наверное. Их тоже пускают в ход. Ты что, правда, не знал? У-у-у. Да вы, оказывается, еще тот динозавр, Эльбрус Таймуразович. – Девочка откинулась в моих руках, похрюкивая от смеха.

– Но-но, не дерзи шефу, – хмыкнул я, задерживаясь взглядом на ее смеющихся губках.

– А то что? – дернула бровью.

– А то узнаешь…

Зрачки Ули расширились. На долю секунды мы застыли, с болезненной требовательностью вглядываясь в глаза друг другу. А потом она отвела глаза и будто невзначай скинула мои руки:

– Аа-а-а-а! Это же моя любимая! – запрыгала на месте, присоединяясь к многотысячной толпе, хором подпевающей Джареду.

Еще через полчаса концерт закончился, но вместо того, чтобы вернуться в гостиницу, Улька потащила меня к лавкам с сувенирным мерчем.

– Ты решила скупить все? – усмехнулся я, наблюдая, с каким азартом девочка сгребает с полок трехкопеечное барахло с тысячепроцентной наценкой. Вот на чем надо было делать бизнес, оказывается.

– Я бы с радостью. Но на все мне не хватит денег. Постойте! Я ведь первая это взяла, – Уля отвлеклась на быковатого вида мужика, который буквально из-под носа увел у нее какой-то брелок.

– Да пошла ты, – ухмыльнулся тот.

– Эй! – рявкнул я. – Отдай девочке подвеску.

– А то что? – загоготал тот.

– А то я тебе твои руки загребущие оторву и затолкаю в гнилую пасть.

Агрессия вспыхнула в воздухе, как искра в бензобаке. Хотя обычно у меня не возникало проблем с контролем, иначе я бы ничего не добился в спорте. Тут же я как будто только и ждал повода сорваться.

– На надо, Эльбрус. Пойдем, – дернула меня за руку Уля.

– Ты же хотела эту хрень? – сощурился я.

– Я лучше возьму медиатор. Он гораздо интереснее, – зачастила, поглядывая с опаской мне за спину.

– О, так ты тот боксер? А я смотрю – лицо знакомое, – переобулся мужик. – Вот так встреча. Какими судьбами здесь? Тоже с дочкой? – кивнул на Ульку.

Я отвернулся, не желая продолжать разговор. Взял Улю за руку, утягивая к другой палатке, но не тут-то было.

– Эй, ты че морду воротишь? Я вообще-то с тобой разговариваю, – взвизгнул мужик, хватая меня за рукав поло. Ткань протестующе затрещала. – Наташ, подтверди, я нормально спросил?

– Пап, пойдем, ты чего до людей докапываешься? – испугалась девочка, подхватывая выпившего отца под локоть. Уходя от попыток дочери его обуздать, мужик дернул рукой, отмахиваясь от нее как от мухи. Только жалость к девочке, для которой поездка на концерт кумира наверняка стала целым событием, удержала меня от того, чтобы съездить этому мудиле по роже в ту же секунду. Вместо этого я вполне миролюбиво заметил:

– Я здесь с коллегой. И мы очень торопимся…

– М-м-м. С коллегой, значит. Торопятся они… – передразнил меня мудак, оскаливаясь в похабной улыбке. – А что так? Не терпится коллегу оприходовать? – загоготал.

– Что ты сказал? – подобрался я.

– Не надо, Эльбрус Таймуразович. Он же ничего не соображает, – взмолилась Уля.

– Кто не соображает? Я?!

– Угомонись! – рявкнул я с неприкрытой угрозой.

– Ты это бабе своей скажи. А лучше займи ее рот, а то что-то он больно разговорчивый.

И вот тут я ему втащил. Один короткий джеб, а мудак посыпался. Даже обидно. Я-то только вошел во вкус. Но не бить же лежачего. Да и как быть, если Улька у меня на руке повисла?

– Не надо, перестань, пожалуйста! Ты ничего не докажешь пьяному… – торопливо зашептала она, умоляюще на меня глядя. Я, соглашаясь, кивнул. Игнорируя кучу пялящегося на нас народа, подтолкнул Улю к прилавку.

– Бери что хотела.

– В другой раз, – пролепетала она.

– Бери, сказал! Заверните ей все… – велел молоденькой продавщице.

– У меня столько денег нет, – зашептала мне Улька в ухо, обдавая горячим срывающимся на нервах дыханием. Я поежился, вытаскивая из кармана карту. Где-то мигнула вспышка. Возможно, узнав меня, нас стали фотографировать. Я отточенным за годы публичности движением нашарил капюшон и, натянув на голову, опустил тот на лицо.

Не знаю, почему я не увидел в происходящем абсолютно никакой угрозы. Должно быть, это как-то связано с тем, что я привык к повышенному интересу к себе. И научился не обращать на него внимания, занимаясь своими делами.

– Все? Можем возвращаться в гостиницу? – спросил, забирая огромный пакет.

– Ага, – пролепетала Уля.

– Ну что ты дергаешься? Все нормально с ним.

– А с тобой?! Неужели нельзя было обойтись без кулаков?

– Можно было. Но он очень настойчиво нарывался. Слушай, Уль, а зачем тебе столько хлама?

– Сувениры друзьям, – шмыгнула носом. – Нас фотографировали!

– И что?

– Я на это не подписывалась – вот что.

– Нашла насчет чего париться, – отмахнулся я, набирая горсть снега, чтобы стереть кровь с костяшек – мы как раз вышли на улицу.

– Скажи спасибо, что нас не загребли в полицию.

– За что?

– За драку в публичном месте! – закатила глаза Уля.

– Да какая же это драка? – отмахнулся я.

– Точно. Никакая. Так, избиение.

Возмущенная Улька являла собой довольно комичное зрелище. Ну просто боевой еж. Ощетинилась вся, фыркает.

– Тебе смешно?

– Да. Очень, – не стал скрывать я, беспечно забрасывая лапу Ульке на плечи. Девочка запыхтела пуще прежнего. Я улыбнулся, запрокидывая лицо к звездному небу, по которому ветер гнал обрывки серых облаков.

– Мы идем в противоположную от отеля сторону.

– Я знаю. А ты не хочешь пройтись? – скосил взгляд на притихшую девочку.

– Да нет, почему? Давай пройдемся, если остались силы.

– Мне сорок, а не девяносто.

Улька улыбнулась. Я увидел, хотя она так на меня и не посмотрела, делая вид, что ее крайне занимает то узор на брусчатке, то архитектура старого города. Несмотря на всю сложность обстоятельств, в которых мы оказались, я и не припомню, когда у меня на душе было так светло. Я шел вперед по незнакомому городу, слушал Улькину болтовню о его достопримечательностях, останавливался, когда ей приспичивало сделать фото, и послушно пробовал сладости, которые Уля покупала в многочисленных уличных палатках, встречающихся у нас на пути.