Как во сне

Эльбрус же бесстрастно наблюдал за тем, как я суечусь, и то и дело бросал на телефон обеспокоенные взгляды, тем самым, разумеется, сводя на нет все мои попытки не думать о том, как выглядит наш отъезд в глазах стороннего наблюдателя.

– Принести тебе кофе?

– Нет.

– Ты любишь кофе!

– Ты тоже. Даже не надейся, что я разрешу тебе выпить третью чашку.

Что ж… Не только я успела хорошо его изучить. Вон как легко Эльбрус раскусил мой истинный план. Надувшись, я плюхнулась на диван. Калоев хмыкнул, продолжая с деловитым видом листать страницы мужского журнала. Он мне напоминал солидного повидавшего жизнь тибетского мастифа, на фоне которого я себя чувствовала бестолковым игривым щенком. Может, ему именно это во мне и нравилось? Если, конечно, нравилось хоть что-то.

– Через десять минут объявят посадку, – зачем-то напомнила я. Эльбрус кивнул. – Пассажиров бизнес-класса пригласят на посадку первыми.

– Я в курсе, – дернул он уголком губ, будто борясь со смехом. Смешно ему, да? А мне, между прочим, вообще не до смеха.

– С этим я ничего не смог сделать. Но в самолете мы вполне можем поменяться местами.

– Зачем?

– Чтобы тебе было комфортнее.

– Пф-ф-ф. – Я закатила глаза. – Ты сам-то давно летал как простой смертный?

Калоев задумчиво погладил бороду.

– Давненько.

– Так вот – забудь. С твоими габаритами это будет не полет, а мучение.

– А с твоими? – Эльбрус Таймуразович скользнул излишне пристальным взглядом от носков моих гриндерсов, по ногам, остановился на коленках и устремился в самый верх. Я поерзала. Надо полагать, это такое напоминание о том, что я не Дюймовочка? Так я знаю! Римма ниже меня сантиметров на двадцать, да… Мог бы и не подчеркивать этой разницы.

– Я все-таки немного поменьше, – насупилась, мстительно добавив: – Да и не так избалована, как ты.

Калоев отложил журнал вовсе, целиком и полностью сосредоточившись на моей скромной персоне.

– Я что-то не то сказал?

– Нет. С чего бы?

– Кажется, у тебя сейчас дым из ушей повалит.

– Не придумывай. У меня нормальная самооценка.

– При чем здесь она? – натурально изумился Калоев и вдруг сощурился: – Только не говори, что у тебя есть какие-то комплексы.

– Комплексы есть у всех, ясно? – промямлила я. – Мне все равно, если кому-то что-то во мне не нравится.

– Ну-ну…

Он что, не поверил? Да ладно! Впрочем, начни я сейчас его переубеждать, Калоев лишь только утвердился бы в своих идиотских выводах.

Убедившись в сто пятый раз, что не потеряла ни билета, ни паспорта, я сосредоточилась на табло.

– Посадка началась. Пойдем скорее, – вскочила.

– Да ладно. Без нас не улетят.

– А вдруг?

– Не знал, что ты такая паникёрша.

– Ну, извини. Не хочу упустить возможности прикоснуться к кумиру. Слишком долго я ждала этой встречи.

Калоев скривился так, словно понюхал что-то несвежее. Тоже мне! Как будто он сам ни по кому не фанател. Я даже запыхтела от возмущения!

– Иди уже, – усмехнулся Калоев, хватая мой чемодан. Сам он ограничился дорожной сумкой от Гуччи. Что неудивительно. Что там нужно мужику на три дня?

У стойки нам все же пришлось расстаться. Эльбрус пошел на посадку в числе первых, а я спокойно дождалась своей очереди. Заминка случилась уже в самолете. Оказалось, что Калоев не передумал поменяться со мной местами, и был очень недоволен, когда ему не разрешили этого сделать.

За три часа полета он подходил ко мне восемь раз. Я специально считала, ага. Было интересно понять, насколько чокнутым папашей он будет, если я в самом деле беременна. По всему выходило, что нам с малышом максимально не повезло. Или наоборот. Тут, конечно, как посмотреть. В груди что-то сладко сжалось…

– Твой гиперконтроль будит во мне непреодолимое желание катапультироваться, – прошипела я, досадуя на собственную реакцию.

– Ну уж нет. Подожди пару минут. Уже объявили посадку.

– Вот и займи свое место! Ты что, не слышал требования стюардессы?!

На нас уже стали поглядывать. Собственно, на Калоева пялились весь полет. И даже, кажется, пару раз подходили за автографом. Из-за шторки, отделяющей салон бизнес-класса, не получалось разглядеть, что в нем происходило, но догадаться было нетрудно.

Эльбрус смерил меня настороженным взглядом, спросил, все ли у меня хорошо, и только получив от меня положительный ответ, вернулся к себе. В следующий раз мы встретились уже на паспортном контроле. Стоя в очереди, он безотрывно пялился в телефон. Я тоже уткнулась в свой гаджет, хотя о том, что мы благополучно приземлились, я отписалась в семейном чате, еще до того, как самолет остановился.

– Все нормально? – не выдержала в какой-то момент.

– А?

– Дома, спрашиваю, все нормально? – голос задрожал, когда наши взгляды встретились. Не разрывая зрительного контакта, Эльбрус кивнул. И сделав паузу, за что-то передо мной извинился.

– Если ты хотел немного развеяться, это, – я кивнула на зажатый в его руке телефон, – тебе не даст, – и пошла к выходу. Понятия не имею, имела ли я право на то, чтобы высказать свое мнение, или нет. Но у меня так сильно болела за Эльбруса душа, что я не смогла смолчать.

В такси я на него не смотрела. Калоев тоже меня не трогал. Ни слова друг другу не сказав, мы поднялись в гостиницу. И так же молча у стойки ресепшена Эльбрус вытащил из моих рук паспорт, чтобы вместе со своим протянуть тот администратору. А вот там уже выяснилось, что с его бронью произошла накладка, и в гостинице просто не оказалось свободного номера.

Калоев, конечно, попытался обзвонить гостиницы неподалеку, но так… Скорее для галочки. В конце концов, мы оба понимали – что перед Рождеством найти свободный номер в центре столицы вряд ли получится.

И виделась мне в этом какая-то мистическая предопределенность, против которой не было сил переть. Не было настолько, что я сама ему предложила:

– Попроси, чтобы они подселили тебя ко мне.

– Уверена? – придавил Эльбрус взглядом.

– Ну а какие варианты? Лягу на диване.

Но на самом деле разница была большой. Я никогда до этого не жила с мужчиной, если, конечно, не считать братьев и отца. Не делила с ним одну территорию. Туалет, душ, узкие полки в шкафу… Кровать! Да-да, уже постфактум я поняла, что никакого дивана в нашем номере не было. Моя комнатка вообще была до того крохотной, что я не понимала, как туда втиснули мебель.