Как вольный ветер

Там, робко прижимаясь к кобылицам, на неуклюжих, длинных и тоненьких ногах делали первые неуверенные шаги новорожденные жеребята. На фоне белых шкур взрослых коней их забавные черные фигурки с белыми звездами на лбу создавали неповторимую умилительную картину.

Медленно и осторожно Сэнфорд вручил Вальде фотокамеру. Она рассеянно взяла ее, не сразу сообразив, что от нее требуется. Девушка не могла думать ни о чем, кроме прикосновения его губ и того неизъяснимого возбуждения, от которого до сих пор еще вздымалась ее грудь.

Потом, вспомнив о деле, Вальда все-таки навела аппарат на табун. Тотчас жеребцы и некоторые кобылы, почуяв неясную угрозу, начали выказывать признаки беспокойства. Вскинув головы, они чутко поводили ноздрями, втягивая воздух, настороженно прядали ушами. Были отчетливо видны ходящие под их шкурами упругие мускулы, напряженно вытянутые шеи, изготовившиеся к прыжку, подобные сжатой пружине ноги, готовые по первому сигналу умчать животное прочь.

Напряженность в табуне нарастала. Вальда испугалась, что кони сорвутся с места и она никогда их больше не увидит. Только тогда, взяв себя в руки, девушка принялась лихорадочно щелкать затвором.

Ей вспомнились слова Ройдона о том, что жеребцы могут быть очень опасны. Здесь как раз был один такой великолепный экземпляр. Он глядел прямо в их сторону, словно мог видеть сквозь густую листву, откуда исходит угроза.

Вальда быстро делала кадр за кадром. Затем спутник молча забрал у нее камеру, давая понять, что пора.

С величайшей осторожностью ступая, пробираясь через чащу лиан и заросли колючего кустарника, проводник повел девушку обратно прежним путем мимо того места, где на них выскочило стадо диких кабанов. Но сейчас все здесь было тихо, ничто не напоминало о недавнем пугающем эпизоде. Бело-желтые цветы украшали кусты диких роз, пестрели яркие гладиолусы, тянулись ввысь длинные тонкие стебли асфоделий, которые, по преданию древних греков, покрывали поля в подземном царстве мертвых. Еще несколько шагов — и вот они снова оказались в лучах солнечного света, там, где, привязанные к поваленному стволу, мирно паслись оставленные ими лошади.

Сэнфорд с улыбкой обернулся к Вальде, и она ответила ему вопросительным взглядом.

— Спасибо, — тихо и серьезно проговорила она, сама не понимая толком, за что благодарит: за предоставленную возможность увековечить на пленке животных или же за чудо поцелуя.

Они уселись в седла и пустили лошадей дальше. Красота окружающей природы все больше и больше захватывала Вальду. На сочной зелени нежной дымкой голубели тут и там пятна дикого розмарина. Их неброская прелесть, радуя взор, будто вливалась в самое сердце девушки. И пестрые цветы, и диковинные бабочки, порхавшие в прозрачном воздухе, и поблескивающие крылышками шмели и пчелы — все было частью той новой, удивительной гармонии, что наполняла сейчас ее душу.

Теперь Ройдон держал путь от болот к пологим дюнам. Всадники галопом пересекли всхолмленную песчаную равнину, и тут, чуть в стороне, вдалеке показалось сверкающее под солнцем море. Своею яркой синевой оно напомнило Вальде покрывало Мадонны.

А прямо перед ними до самого горизонта расстилалась пестрая мозаика из небольших озерец, островков дикорастущего мокрединника и покрытых блестящей соляной коркой заплат грязеобразного ила.

Позади вырисовывались холмистые отроги Альп.

Чье сердце не затрепетало бы от такой панорамы?

Всадники осадили лошадей и некоторое время неподвижно стояли, следя за тем, как переливается над раскаленными песками горячий воздух.

— Я не мог не показать вам и такой Камарг, — нарушил молчание Сэнфорд. — Он — полная противоположность тому Камаргу, что мы видели утром. И все же они — единое целое.

— Он прекрасен во всем, без изъятия!

— Так же, как и вы!

Глаза его остановились на ее губах, и девушке почудилось, что он вновь целует ее.

Потом молодой человек повернул лошадей, и Вальда поняла, что он везет ее обратно.

Даже на хорошей скорости к мызе они подъезжали уже в самое пекло.

— А как же фламинго?

— Думаю, пока впечатлений довольно. Сейчас вам надо отдохнуть. А вечером, примерно в половине шестого, отправимся вновь. Я знаю одно место неподалеку, где, если повезет, мы и увидим этих птиц.

— Но при вечернем освещении будет трудно снимать.

— Нам хватит света.

У Вальды возникло ощущение, что уста их говорят одно, а сердца — совсем другое. Но, возможно, то была лишь игра ее воображения?

Она была уверена только в одном: сегодня с ней произошло нечто очень важное, необыкновенное, захватывающее, нечто столь же грандиозное в своей первобытной дикости, как сам Камарг.

А как же Ройдон? Чувствует ли он то же самое? Вальда задавала себе этот вопрос, но ответа у нее не было. И вновь, как вчера перед ужином, она показалась себе совсем юной и неопытной.

Во дворе мызы спутник помог Вальде спешиться, и она, прежде чем войти в кухню, сняла свои вымазанные грязью сапоги.

Возившаяся у плиты хозяйка встретила их улыбкой.

— Сегодня вы припозднились, господа. Я уж было подумала, что вы решили обойтись без обеда.

— Ах, что вы, мадам! — отвечала ей Вальда. — Я просто умираю с голоду!

— Значит, правильно, что я держу вашу еду горячей. Пожалуйте умываться, через минуту я подаю.

Девушка побежала наверх. Но прежде чем снять жакет, не утерпев, поспешила к зеркалу. Ей казалось, что после случившегося в ее лице должно было что-то измениться.

Но на нее смотрели все те же большие синие глаза, разве что они неудержимо сияли, точно камаргские озера на солнце, а губы казались сродни нежным лепесткам тамариска.

— Я хочу, чтобы он еще поцеловал меня, — вслух произнесла Вальда и тут же залилась краской — это прозвучало так нескромно!

* * *

Когда девушка подошла к зеркалу в следующий раз, было уже слишком темно, чтобы разглядеть свое отражение.

На небе горел малиново-красный закат. Вальда и Ройдон только что вернулись после съемок вожделенных фламинго. Розовые птицы, слетающиеся в этот час со средиземноморских островов, были неправдоподобно красивы. Солнце после обеда полыхало уже не так ярко, и Вальда беспокоилась, что фотографии получатся темноваты.

В заветном месте, куда привел девушку ее гид, собралось не меньше сотни фламинго, и ей с невольной досадой подумалось, что никакое фото с его прозаическими черно-белыми красками не в состоянии передать столь живописное зрелище.

«Только художник, говорила себе она, — может верно изобразить этих божественных птиц, с их вытянутыми клювами, чарующей розовой окраской перьев и длинными красными, похожими на чешуйчатые ногами!»

Ройдон подвел ее как можно ближе к стойбищу пернатых, на самую отмель, состоящую из плотно слежавшихся соли и песка. Птицы замерли, подозрительно и настороженно, и, точно стражи на часах, внимательно следили за их приближением. Вальда успела сделать с дюжину кадров, когда, повинуясь неясному сигналу, они вдруг разом снялись и взмыли в небо. С уже знакомыми Вальде скорбными криками птицы вытянулись за вожаком в цепочку и вскоре плавным полукругом опустились на один из близлежащих островов к точно такому же водоему.