Как вольный ветер
Шрифт:
«Может, хоть один снимок получится», — тешила себя надеждой девушка.
Но тут же в груди ее затеплился огонек: она подумала, что завтра ведь будет еще день, а за ним — еще и еще! И Ройдон опять повезет ее на экскурсию по Камаргу. Ну да, конечно! Она скажет ему, что видела недостаточно, что недовольна качеством снимков, что хотела бы еще заснять камаргских бычков. Конечно, ничего особенного в этих быках не было — они встречались в любой части Прованса, даже у ее отчима имелось в хозяйстве такое стадо. Но они послужат ей хорошим предлогом, чтобы еще немного побыть с Ройдоном.
А
Так размышляла Вальда, переодеваясь к ужину и в который раз мысленно повторяя, что эта мыза — поистине благословенное место!
Ей-то всегда казалось, что романтику можно найти только в каком-нибудь старинном замке или роскошном дворце. Любовь всегда связывалась в ее представлении со средневековьем, а рыцари олицетворяли собой всю поэзию мира.
Однако Ройдон ни в коей мере не относился к рыцарям, хотя и явился перед ней на коне и в старомодном седле провансальских крестоносцев, что уезжали из этих мест в Святую землю. И тем не менее при воспоминании о его поцелуе там, в лесной чаще, по телу Вальды вновь и вновь пробегала сладкая дрожь.
Девушка пожалела, что не захватила с собой еще одного нарядного платья — ей не хотелось надевать вчерашнее.
Вальде хотелось выглядеть для Ройдона всякий раз по-новому. Хотелось, чтобы он всякий раз вновь восхищался ею, чтобы был поражен, чтобы глаза его загорались при ее появлении.
Когда она на сей раз входила в салон, догорающее солнце уже почти скрылось за деревьями. Его прощальные лучи упали на пышные, темно-рыжие волосы Вальды, и те червонным золотом вспыхнули над синими озерами ее огромных глаз.
Ройдон стоял у окна. Он обернулся на звук шагов, и девушку поразил его стройный темный силуэт, окруженный сзади магическим огненно-красным сиянием.
Глаза их встретились, и сердце Вальды быстро и тяжело застучало, дыхание сделалось прерывистым, точно ей не хватало воздуха.
— Я думаю о том, какой счастливый день мы провели, — промолвил он.
— Да… очень, — выдохнула в ответ Вальда. — Самый счастливый… в моей жизни.
— Вы не шутите?
Выражение его глаз смутило ее. Девушка отвела взор и стала смотреть в окно.
— Я будто околдована, — тихо и восторженно сказала она наконец.
— И у меня такое же чувство. Я околдован вами.
Вальда ожидала продолжения, но Сэнфорд резко обернулся к двери, и она поняла, что госпожа Поркье принесла ужин.
Стол был уже накрыт. Как и накануне вечером, на нем горели две свечи. Поставив первое блюдо, хозяйка зажгла еще и керосиновую лампу, и вмиг комната озарилась теплым желтоватым светом, исчезли таившиеся по углам холодные, мрачные тени.
Как и вчера, угощение было отменным, но Вальда ела, не замечая вкуса.
Все ее внимание было поглощено сидящим напротив нее человеком и волнующим ощущением исходящих от него значительности и силы. Она интуитивно догадывалась, что так действует на нее его яркая, совершенная мужественность.
Все, испытанное ею с момента их встречи, было так ново и необычайно, что превосходило самые смелые девичьи фантазии!
Вальда твердила про себя, что должна
быть очень внимательной, ни в коем случае не выдавая, что творится в ее душе. Он не должен догадываться, как непривычны для нее эти ощущения!«Надо сказать что-нибудь, — думала девушка. — Нельзя все время молчать!» Но так трудно было найти слова.
Взгляды их вновь пересеклись — и что-то вспыхнуло в ней, точь-в-точь как от поцелуя, который он подарил ей там, в «сердце Камарга».
— Я вижу, сегодня вы не так устали, — заметил Сэнфорд, когда с ужином было покончено.
— Я ни капельки не устала! Ведь вы заставили меня отдыхать днем. Дома я никогда этого не делаю.
— Что же вы делаете, когда бываете дома, и где, кстати, ваш дом? В Париже?
— Большую часть времени — да.
— А по Парижу вы тоже гуляете одна?
Вальда помолчала.
— Почему бы и нет? — небрежно ответила она. — Но чаще… с друзьями.
— Под друзьями вы подразумеваете мужчин или женщин?
— Ну… если это вас так интересует… во время прогулок меня сопровождает мужчина.
Она подумала об отчиме — граф считал физические движения очень полезными, и они вместе прогуливались пешком: по садам Тюильри, вдоль набережной Сены, иногда даже добирались до Буа.
Мать больше ценила экипаж, Вальда же, по чести сказать, предпочитала верховую езду. Но отчим полагал, что для здоровья нет ничего полезнее ходьбы. В городе он заставлял падчерицу сопровождать ее в этих экскурсиях и бывал очень доволен результатом — она возвращалась домой бодрая, оживленная, с разрумянившимися щеками…
Молодой человек и девушка поднялись из-за стола и, не сговариваясь, повинуясь одному и тому же инстинкту, вместе двинулись через распахнутые балконные двери в сад.
На землю уже спустилась ночь. Над головой, одна за другой, зажигались звезды. Лишь на западе горизонт еще озарялся слабым синеватым сиянием.
Природа уснула. Разве что доносился изредка отдаленный вскрик птицы да пробегал в траве какой-нибудь мелкий зверек. Глубокая, чуткая тишина напоминала нежную, проникновенную мелодию скрипки.
И тут из ветвей кипариса раздалась соловьиная трель. Его песнь тоже была исполнена почти неземной гармонии. Лирические звуки флейты чередовались с сочным щелканьем и горячими, упоительными фиоритурами.
Поток чарующих звуков обрушился столь внезапно, что, следуя безотчетному импульсу, девушка повернулась к Ройдону. В тот же миг, будто он только того и ждал, она очутилась в его объятиях. Трепет, прокатившийся по ее телу, показался ей продолжением соловьиной трели.
Лицо Сэнфорда было совсем близко, его губы коснулись ее губ, и больше девушка уже ничего не слышала — только музыку собственного сердца.
Они целовались, кажется, до бесконечности — пока ей не начало чудиться, что звезды падают с небес и сияют у них под ногами. Он прижал ее к себе еще крепче — и у нее не осталось ни собственного сознания, ни собственного тела, она слилась с ним, растворилась, стала частью Ройдона Сэнфорда.
Молодой человек оторвался от губ Вальды и принялся целовать ее глаза, щеки, маленький аккуратный носик и снова рот…