Как воспитать ниндзю

Отец владел отточенным как бритва ножом хорошо. Как и я. Его удара в фехтовальной схватке никто из дуэлянтов не видел. Когда они умирали, естественно. Ему понадобилось намного меньше минуты, чтоб ударить семьдесят раз для полного контроля.

И, вздохнув, вернуться домой.

Тишина стояла полная.

Даже птички не чирикали.

Я перевязывала маму и Мари, пока они перевязывали меня и отца.

– Дверь выдержала! – гордо сказал отец. – Я же говорил, наше производство и конструкция самая лучшая в Англии!

Глава 26.

Мама занималась ранами бормочущего отца, тогда как Мари быстро дезинфицировала, мазала специальными мазями и зашивала мои царапины, жестоко выцарапывая пули и щепки, как я не визжала.

На этот раз вернулись китаец с индейцем.

– Никого нет... – мрачно сказал индеец. И добавил. – Живого.

Их тоже пришлось зашивать и перевязывать.

– Отсюда надо уходить... – сказал индеец, несмотря на наше усталое молчание. – Просто чудо, что вы все живы... И уходить быстрей, пока никто не знает, что мы тут живы!

Само собой, никому не хотелось это делать. Даже говорить от усталости. И покидать укрепление, где были запасы оружия, где все казалось таким надежным. Менять его на положение преследуемого, который окажется в голом поле, когда за ним будут охотиться?

Я тяжело вздохнула.

– Мы не можем заставить их не преследовать нас...

– Поэтому и надо оторваться, пока никого нет, – сказал индеец. – Или вы хотите, чтоб тут атаковала тысяча? И уходить придется среди солдат с больной Лу?

– Все мы тут больны! – обижено сказала Мари.

– Все зависит от того, как они нас вычислили... Тут, по крайней мере, есть защита...

– Лучшая защита, когда никто не знает и не подозревает, где ты... – резонно ответил индеец.

Я вздохнула.

– А что делать с трупами? Их нельзя оставлять так! Их надо куда-то спрятать...

Индеец переглянулся с китайцем.

– Это мы берем на себя... Есть идея.

– Консервируйте пока дом... – сказал китаец.

Надо сказать, в каждом нашем доме были тайные ходы, прокладывавшиеся далеко наружу. Они были настолько замаскированы, что даже экономки не знали, где они. Найти их было в доме практически невозможно, если ты их не сделал сам. Один из этих ходов выходил в пещеру на реку, где хранились несколько индийских пирог, каноэ, одна типично голландская большая лодка, куча оружия. Вход в ход был замаскирован – надо было нажать определенные камни, и тогда целая стена поворачивалась и уходила в сторону. Там никакой железной механики, одни отличные пригнанные камни, поворачивающиеся на осях, как у часов, потому все могло служить сотни лет не портясь – мы научились этому в южной Америке, где некоторые тайные ходы пережили тысячелетия, ибо там нечему было портиться. Технология была у нас продумана и отработана до мелочей – у нас существовало несколько специальных рабочих команд, которые даже не знали, где и в какой стране они действуют. Мы специально подбирали надежных людей, хорошо им платили. А, самое главное, никто не знал ни про них, ни они сами не знали, куда их привозили и всей схемы ходов, поскольку их незнание охраняло нас лучше их преданности. Зато все наши поместья были настоящими бастионами внутри, где нас было не взять, не найти и не поймать.

Мы с Мари стали, ругаясь, завинчивать окна. Остроумные приспособления помимо решеток вдвигали железные тяжелые крышки-плиты, завинчиваемые изнутри, которые полностью блокировали окна, будто иллюминаторы на кораблях. Мощные вторые двери внутри было тоже не выбить ногой, если знать, как их закрыть и открыть. Мы без малейших угрызений совести оставляли обычно дом, ибо забраться в него невозможно было даже разобрав крышу, ибо чердак завинчивался такой же плитой изнутри, там вдвигались, как и во все двери, брусы, и с этой дверью ты мог делать что угодно – бить, кричать, впадать в истерику – ее было не вышибить даже настоящим тараном. Каменный дом стоял неприступной крепостью. Его можно было взять, разве что, взорвав к черту каменные стены.

Оставались открытыми только узкие и исперещенные толстыми прутьями бойницы, через которые можно было только наблюдать, но даже ребенок не пролез бы. Но и они закрывались, только последними – после этого открытыми оставались только несколько отверстий для глаз, позволяющие незаметно осматривать окрестности. И несколько тонких отверстий-колодцев-труб в стенах. Что служили как колодцы для наших пуль, что были нацелены на места, которые невозможно было обойти, штурмуя замок и в которые можно было только выстрелить изнутри. Снаружи в узкую точку на высоте двух метров не попадешь.

Закрыв и завинтив все окна и двери изнутри, мы повалились на перины.

Снаружи чудовищных железных плит, закрывших все, кстати, было никак не заметно, ибо окна украшала густая растительность. Да и внешний вид щитов был украшен фигурным литьем, что придавало замку скорей изысканный вид и не навевало мысли о подлинном состоянии окон.

Разбудил меня свист китайца, и его пришлось пустить.

– Спрятали трупы? – спросил отец. – Нам ведь тут еще и жить... Не хватало еще неприятностей с армией, да и если продавать поместье, нехорошо было бы, если б тут валялись кости. Не нужно, чтобы люди нас преследовали.

– Спрятали! – довольно ответил индеец, пряча глаза. – Не будут нас преследовать...

Все проснулись, протирали глаза, на скорую руку ели. Оружие, порох, пули, ножи, еда в поход, одежда, – все было приготовлено заранее. Отдыхали уже одетые. Даже мама была одета, правда, мужчиной и в кожаную крепкую одежду. Как и мы с Мари. Последнее дело путешествовать женщиной. Нож на поясе, меч за спиной в ножнах, по два пистоля у каждого, ружье, небольшой рюкзак с продуктами и боеприпасами, запас денег у каждого, медикаменты, метательные ножи, лезвия, короткие бритвы, веревка, кошка у каждого, отмычки – в общем, нас можно было брать и выставлять как примерно экипированных бандитов прямо на виселицу. Правда все это сверху покрывалось плащами на меху, неброскими, но теплыми, надежными и непромокаемы, ибо они были пропитаны специальным маслом.

Впрочем, у каждого были свои особенности – мама была облегчена, без меча, ее нож – узкий клинок – был очень легким, но отравлен; у индейца были трубка и ядовитые колючки, китаец имел арбалет и ножи, у Мари было больше огнестрельного оружия, она была буквально обвешана им и оно было в самых странных местах, отец предпочитал холодное, и его плащ выворачивался наружу и с той стороны был очень богатым, в мгновение превращая хозяина в роскошно одетого торговца.

Я еще раз поглядела наружу. Телохранители, сейчас спящие на тюках, предупредили, что там никого нет. Даже двор был чисто вымыт от крови, и ничто не напоминало о недавнем сражении. Ни тел, ни клочков.

Я вздохнула. Все ловушки и сюрпризы были заряжены. Над головой сгущались тени.

– Уходим?

– Хррр... – просопели мне крайне четкий и бескомпромиссный ответ все пятеро. – Хрррр-Пшшшш.

Все спали, негодяи, пока я возилась.

Я широко зевнула в ответ. Мол, одобряю.

– Уууу... – сказала я.

Никто не прореагировал. Но ситуация с лесом мне не нравилась. В наблюдательное отверстие с крыши я уловила, как где-то далеко, очень далеко, на дороге, в небо взлетела напуганная стая.

Это мне очень не понравилось.

Я представила, что я вурдалак и пью кровь из своих близких; тяну стаканами, как с спасителя.

– Ууууууу... – сказала я голосом давно одичавшего волка. Только раз в сорок громче. Я то умею использовать акустику помещения.

В ночи страшный вой, усиленный колодцем комнаты, покатился луной на десятки километров.

Они все подпрыгнули, затравлено озираясь и ругаясь.

Я хохотала за дверью. Ибо, естественно, делать это в их присутствии не стала. Мари проснулась, и, поняв, что я веселюсь, разразилась в свою очередь диким хохотом с подвываниями, будто ночной филин.