Как вы мне все надоели !
Шрифт:
– Если по дороге отвалится и конь подо мной спотыкаться начнет, в подземелье сгною, - предупредил конюха.
– Дело государственное. За ночь обернуться нужно.
– Далеко собрались, братец?
– спросил конюх.
– Может, торбы с овсом возьмете?
– Незачем. До Полосатого мыса и обратно, да там еще попетлять придется, пока нужное место найдем. Нет, обойдемся без овса, до рассвета должны обернуться...
Очень не понравилось Жилло это путешествие. Уж не к лесному ли хутору направилась компания? Уж не снабдил ли их окаянный лекарь обещанной картой?
Подождали четверо, пока конюх еще трех лошадок вывел. Точно так же главный седловку проверил, копыта посмотрел.
– Ты смотри, спи не так, чтоб без задних ног!
– сказал, садясь в седло, офицер.
– А то приедем, свистнем - и будем ждать целую вечность, пока откроешь. Вот тоже удовольствие...
Оказалось, из форбурга наружу вели парадные, можно сказать, ворота, в которые воз с сеном бы проехал, и по другую сторону конюшни - неприметная калитка, вроде той, что соединяла форбург с Коронным замком. Так вот, выехали всадники через калитку и исчезли. Даже копыта не стукнули.
– Эй! Братец! Ты куда подевался?
– шепотом позвал конюх Жилло.
Тот затаился. Очень у него нехорошо было на душе. Почему полицейский со свитой не может вернуться в замковый двор? Ведь у ворот всегда дежурит привратник, в любое время такую важную шишку выпустит и впустит. Зачем такие секреты? Что за баловство?
Конюх долго звать не стал. Как пришел разговорчивый человек, так и ушел. В самом деле, что за удовольствие - ночью на конюшне седлать лошадей для полиции? Для себя - другое дело.
У конюха на сеновале резиденция была оборудована. Туда он и отправился ночевать. А Жилло как забрался в пустое стойло, так и торчал там, пока не понял - все, замок уснул, форбург уснул, конюх храпит на всю округу, теперь приличному человеку и верхом покататься можно.
Из всех лошадей выбрал Жилло упрямого мерина. Даже порадовался, что его в ночную экспедицию не взяли. Чем-то этот вредный мерин ему полюбился.
Жилло с кавалерийскими лошадьми дела, конечно, никогда не имел - у старого графа приличных коней уже не водилось. И сам удивился тому, что брякнул про мерина. Брякнул, а оно правдой оказалось. Верхом он, конечно, гонялся. В последнее время - больше в воспитательных целях, чтобы молодого графа из-за книг вытащить. Да, хорошо жилось ему в Дундагском замке, тихо, мирно, и ведь даже подумывал жениться, и ведь женился бы, не понеси нелегкая молодого графа в столичный университет! Студиозус!..
А теперь - седлай упрямую скотину, вытаскивай ее в такую же узкую калитку, причем нельзя одновременно и за повод потянуть, и сзади кулаком треснуть! Прямо хоть конюха того добродушного буди...
Мучился Жилло, мучился, но выволок коня. Оказался в зарослях какой-то колючей дряни. Может, боярышника, а может, терновника. Тропинка узкая, извилистая, тоже вроде серпантина, плаща нет - противно... Полицейский с командой - те хоть в плотных плащах, все не так колко. И тропинку знают.
Очевидно, следовало довериться вороному мерину. Жилло так решил, что ему по этому склону приходилось не раз ночью подниматься и спускаться. Сел поудобнее, назад откинулся - ступай, лошадка! Мерин голову опустил и пошел петлять. Холм-то, на котором Коронный замок поставили, высокий. С него и по мощеной дороге ясным днем спускаться умаешься.
Как раз когда у Жилло последнее терпение окончательно лопнуло, вывез его мерин к подножию холма. Теперь оставалось вспомнить, с какой стороны Виго подвез его на телеге к Кульдигу. И развернуть коня мордой аккурат в ту самую сторону.
Тут вдруг замер конь, постоял, как каменный, и мордой мотать принялся. Как будто лезет ему в уши какая-то дрянь летучая. И Жилло насторожился. Звуки он услышал - заунывный такой свист. И шел этот свист сверху, от Коронного замка. Будто оседлал стену полуночный
свистун и разучивает что-то такое... уж вовсе похоронное...До чего не понравилась Жилло мелодия! Ему, к сожалению, с детства медведь на ухо наступил, в музыкальной гармонии графский слуга ни уха и ни рыла не смыслил. Простую песенку пропеть без конфуза - и то для него было непосильной задачей. А тут - отвращение проняло душу. Как будто ему всю жизнь не было безразлично, какую такую заунывность выводят на скрипках, виолах и новомодных виолончелях!
– Эй, коняшка, - обратился он к мерину.
– Если тебя от этой дряни тоже с души воротит, то какого же лешего ты торчишь пнем, а не удираешь подальше? Ну-ка, братец мой с копытами, давай-ка сдвинь с места левое копыто, а потом сдвинь с места правое копыто, тебе и полегче будет!
Мерин как будто понял - чуть не с места в галоп поднялся. И поскорее понес Жилло прочь от этого противного свиста. Надо сказать, долго они от него удирали. Казалось бы, уже и Коронного замка не видать, а мерзость эта все уши сверлит. Еле отделались.
И вот идет коняшка для отдыха рысью, идет себе, идет - и самовольно переходит в легкий галоп. Ну, скучно ему рысить, веселый он по натуре! Жилло не вмешивается - коню виднее, как перемещаться, и только слушает дробь галопа - тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та... И высовывается из этой дроби мелодия, и опять в ней прячется, и опять возникает. Живая такая, упрямая - назло тому свисту. Сбился конь, поправился, а мелодия сбой этот живенько в себя вплела, будто так и надо. Впору запеть бедному графскому слуге, которому, может, даже и не один медведь лапой на ухо наступил, а все медвежье семейство. Отродясь не пел, а глянь ты - потянуло... Впрочем, ночь замечательная, травы и деревья пахнут, как сумасшедшие, звезды сияют, дорога пустая, слушать и критиковать некому. Можно и запеть...
– Стало небо бездонным, изумрудной - трава, опьянил аромат лесной, вот что сочинилось у Жилло, хотя он отродясь этим делом не баловался. Правда, знал, что такое рифма. Теперь требовалась строчка, чтобы кончалась рифмой к слову "трава". Раза три или четыре в жизни Жилло искал рифму - и всякий раз взмокал, будто пни корчевал. А сейчас две объявились сразу "дрова" и "права". Поэтому пришлось оборвать песню.
"Права" Жилло отверг сразу - на воспоминания о Равноправной Думе наводили. А "дрова" тут были вовсе ни при чем. Требовалась третья рифма и она пришла в голову внезапно, как то золото, которое выплеснулось из зеркала!
– Стало небо бездонным, изумрудной - трава, опьянил аромат лесной, а в ушах зазвенели золотые слова!
– воскликнул Жилло, напрочь выбившись из ритма галопа.
– Ничего себе!..
Сумасшествие продолжалось. В ушах действительно зазвенели слова. Он повторил их вслух.
– Все, кто любит меня, - за мной!..
Очень тут захотелось Жилло ущипнуть себя за задницу и проснуться в Дундаге, в теплой постельке. Из его рта песня вылетела! О чем, правда, непонятно. За мной? Куда - за мной? И кто его на этом свете любит, если любить законом запрещается?
Но от песни вроде и запахи лесные стали сильнее, и звезды - ближе, и был в ней золотой звон - может, подков, а может, радости.
Даже коню, видать, это художество понравилось - прибавил шагу. Ходко пошел. Разогнался тяжеловатым, но мерным галопом - поди останови!
Дорога к Полосатому мысу была для Жилло нелегкой еще и потому, что он, путешествуя на телеге с Виго, ни разу не обернулся. Не думал, что ему придется скакать тут ночью. А вот пришлось - и он совершенно не узнавал этих мест. Скоро ли поворот к лесному хутору, Жилло понятия не имел. Тропинка выбегала из леса под острым углом - ее и днем заметить было мудрено.