Как выжить в НФ-вселенной
Шрифт:
16
Книга довольно-таки тонкая, в серебристой, отливающей металлическим блеском обложке. Несмотря на скромные размеры, вес у нее вполне ощутимый — как будто перемещения во времени добавили ей релятивистской массы. Обычно такой бывает научная литература, даже издания в бумажной обложке, отчасти — из-за более плотной бумаги, отчасти — из-за большего количества типографской краски. Один значок, одна маленькая черточка, буква, цифра, запятая, точка, двоеточие, тире сами по себе — практически ничто, но вместе каждый из сотен тысяч символов понемногу, незаметно, по чуть-чуть добавляет что-то в общую копилку, и все они оттискиваются на бумаге чуть сильнее, чуть отчетливее, чуть весомее, чем в других книгах.
Теперь, очевидно, мне нужно написать эту книгу — насколько я понял, нечто среднее между практическим руководством и автобиографией. Точнее, я ее уже написал, так что мне придется просто записать ее. То есть я достигаю какого-то момента времени, когда она уже написана, потом возвращаюсь
Если кто-то просит тебя поверить ему, эффект, как правило, бывает прямо противоположный. Особенно если этот кто-то — ты сам. Но штука в том, что точно такой же пример описан в главе третьей учебника по топологическим свойствам пространства вероятностей как «крайне маловероятная, однако гипотетически возможная ситуация для мира со связной структурой и внутренне непротиворечивым набором НФ-законов».
Я даже подумывал выбрать в качестве темы диплома не исследованный ранее частный случай и доказать, что в системе Цермело-Френкеля с континуум-гипотезой данная модель развития событий — то есть то, что происходит сейчас со мной, — является (1) грамматически правильной, (2) логически безупречной и (3) метафизически реальной. И будущий я, давая мне книгу, это, конечно, знал и знал, что я буду знать, что он это знал, и поэтому у него есть шанс. От руки он подписал — почерк мой, ошибки быть не может — следующее:
Ты должен прочитать эту книгу. Потом ты должен ее написать. От этого зависит твоя жизнь.
МИВВИ говорит, что книгу нужно поместить в штатное устройство чтения/записи МВ-31. Справа от меня открывается панель, которой я раньше никогда не видел, и из нее выдвигается прозрачный плексигласовый короб.
— Это называется «Устройство документо-анализа встроенное», — объясняет МИВВИ.
Сокращенно, значит, УДАВ. Интересно, кто только придумывает такие сокращения.
Крышка откидывается на петлях, словно обложка невидимого тома, открывая пустой прямоугольник пространства. МИВВИ говорит, чтобы я положил книгу внутрь.
Крышка закрывается, и УДАВ втягивается обратно. Панель снова становится гладкой, и только обложка с буквами названия серебрится внутри.
Внутри корпус армирован нановолокном на основе сплава титана и нонэкзистана, благодаря чему текст можно изменять непосредственно в режиме реального времени.
И вот теперь я читаю это руководство и одновременно, каким-то непонятным образом, при помощи МИВВИ и УДАВа, переписываю его — в смысле, создаю свою, новую версию, и она сохраняется в банке памяти, заменяя предыдущую. Так, воспроизводя уже сделанное в будущем, я становлюсь автором той самой книги, которая однажды будет мной написана. Книги, с одной стороны, еще не существующей, с другой — существующей извечно, книги, которая пишется то ли сейчас, то ли всегда, то ли никогда и не писалась.
17
ИЗ РУКОВОДСТВА «КАК ВЫЖИТЬ В НФ-ВСЕЛЕННОЙ»:
17
Прямо сейчас, в этот самый момент, происходит вот что: я читаю сгенерированный УДАВом текст книги, который выводится на главный экран. Взгляд скользит по буквам, и краем глаза я отмечаю, что слова — иногда чуть впереди, но чаще всего сзади — как будто немного изменяются, словно устройство подправляет их в максимальном соответствии с тем, как я осознаю прочитанное. Другими словами, читая текст, я в то же время и создаю его, а УДАВ фиксирует результат. Я ввожу книгу в память машины — точнее говоря, использую записывающий когнитивный аудиовизуальномоторный модуль МВ-31, который, как нетрудно догадаться, реагирует одновременно как на активность нейронов, так и на речь, движения пальцев и зрачков и сокращения лицевых мускулов. В нем задействованы и клавиатура, и микрофон, и оптическое сканирование, и отслеживание мозговой деятельности. Если я собираюсь печатать, то протягиваю руки перед собой, ладонями вниз, словно над клавишами, и под пальцами возникает виртуальная клавиатура. Если предпочитаю переключиться на голосовой ввод, просто начинаю проговаривать текст, и модуль тут же настраивается на аудиальное распознавание, внося изменения «на слух». Когда надоедает и то и другое, продолжаю читать уже про себя, а устройство по движениям глаз, по малейшим смещениям зрачков вверх-вниз, вправо-влево практически безошибочно определяет, на каком я сейчас слове, дополнительно обрабатывая данные об активности головного мозга, интенсивности кровотока и изменении температуры различных зон в долях, отвечающих за мышление и речь.
Переход от одного режима к другому не вызывает никаких задержек, можно работать одновременно в двух и даже во всех трех, то есть машина будет следить и следовать за моим голосом, моими глазами, пальцами, мыслями — за всем сразу. Хотя при чтении в любом случае задействованы и глаза, и мозг, можно выбрать только клавиатурный режим или только голосовой, то есть в расчет будет приниматься только то, что произносится вслух или печатается.
Свои плюсы и минусы есть и в каждом отдельном режиме, и в разнообразных их комбинациях. Пока я остановился на голосовом и ручном наборе — книга, которую передал
мне будущий я, оказалась частично повреждена (МИВВИ даже предполагает, что как раз из-за этой самой передачи, и тогда все получается еще страннее), и некоторых слов просто не разобрать. Где-то буквы расплылись от влаги, где-то — выцвели от долгого воздействия света. Кое-где текст как будто соскоблен — в нескольких местах, судя по следам, в результате случайного механического воздействия, словно листом задели о что-то очень твердое и тонкое, вроде кромки стола (или люка капсулы), но некоторые слова и даже целые фразы стерли явно намеренно, аккуратно подчистив лезвием или чем-то подобным.Например, следующий абзац начинается со слов «что, если…», а дальше только грязно-серая смазанная полоса, причем бумага прямо вдавлена — с такой силой терли. Видимо, кто-то — читатель, владелец, может быть, даже я сам когда-то в будущем — решил уничтожить, скрыть, исказить смысл вопроса. Только и осталось:
причем ни из контекста, ни откуда-либо еще уяснить, что на этом месте было и было ли там что-то вообще, совершенно невозможно.
Еще больше беспокоит другое: мало того, что в книге попадаются пропущенные или стертые слова и фразы, так есть места, где текст отсутствует вовсе (хоть я и понимаю, что это полная бессмыслица — откуда мне знать, что они будут, мне ведь еще ни один такой пробел не попадался и впереди их тоже пока не видно, я все еще честно читаю/пишу/подправляю сам себя, но даже отсебятина, которая в скобках, была здесь еще до того, как я начал ее набирать, вся до слова — вот этого, и вот этого, и этого, и этого, и все, что я сейчас пишу — а пишу я, что в голову придет, набор фраз, поток мыслей, — заставляет меня здорово сомневаться в существовании свободы воли и склоняться в пользу детерминизма, потому что текст книги, попавшей мне в руки, совпадает с моими мыслями полностью, совпадает вплоть до — ЭВРИКА! — до какой-то ерунды, которая тут ни к селу ни к городу и которую я прямо сейчас решил про себя — и попытался — вставить именно для того, чтобы хоть чуть отклониться в сторону, а она, «эврика» эта самая, уже там, и ничего не выходит, и пора, наверное, закругляться, пока я совсем не увяз в метафизических противоречиях).
Итак, по всему тексту встречаются пробелы, которые мне нужно заполнить. Пробелы в моей автобиографии.
И вот первый такой пробел [6] .
А вот еще один [7] .
Однако это не так. Как показано Либетом, на самом деле моя рука начинает двигаться к коробке А прежде, чем я осознаю сделанный мною выбор. То есть получается, что я решил взять печенье именно из нее раньше, чем понял это. Так каким из них был я? Я — который «я»? Тот, кто решил, или тот, кто осознал решение? Или я — это они оба? Или ни один из них?
6
NB. Да, на странице, с которой я печатаю, все прямо так и есть. Включая данное пояснение под сноской, в том числе и это предложение, которое само является метапояснением второго порядка, пояснением к тому пояснению, которое давалось в первом предложении. Не знаю, к чему такая сложность, зачем в пояснении объяснять само пояснение — чтобы я уже вообще не мог понять, что это за книга и откуда она взялась? Но при всем при том и третье предложение, которое я набираю сейчас, целиком и полностью, как и предыдущий текст сноски, повторяет уже написанное, как будто бы я сам себе подсказываю, что мне думать, как будто будущий я сделал запись, в которой уместилось все мое сознание, весь мой внутренний монолог. Скорее даже диалог между мной и им: будущий я сообщает мне настоящему мои мысли, которые я еще и сам не успел осознать, в полном соответствии с [Либет (1983)].
7
Предположим, что передо мной стоят две коробки с печеньем (обозначим их А и Б), и я полностью свободен в выборе, откуда взять печенье. Я оцениваю то и другое, в какой-то момент времени принимаю решение и затем реализую свое намерение, протягивая руку, например, к коробке А. Именно такой порядок действий представляется нам интуитивно правильным, можно даже сказать, очевидным.
Сейчас я просто с максимальной точностью воспроизвожу текст и, где надо, заполняю промежутки, отгадывая по возможности, что там было — будет — должно быть. Так что полной уверенности в том, что на выходе получится та самая книга, которая попала мне в руки, у меня нет. Я сильно сомневаюсь, что после всех повреждений и правок это вообще возможно — она уже стала другой и другой останется. Ну и нечего ломать себе голову: я ведь не создаю книгу заново, кто-то уже ее создал и поломал над ней голову так, что дальше некуда. Чем книга заканчивается, я тоже не знаю, потому что, как уже говорилось, чтение у меня идет параллельно с набором. Набором текста, появившегося из ниоткуда, массива информации, самопроизвольно возникшей из ничего и пропущенной через призму моего восприятия и моей памяти.