Как взять власть в России? Империя, ее народ и его охрана.
Шрифт:
Три тысячи молодых пошли в деревню, поддержанные в городах вдвое большим числом своих соратников. Имперские города хорошо узнали, как живут имперские деревни. Власти больше уже не могли называть периодический голод «недородом хлебов», а голодающих крестьян – «не вполне сытыми крепостными земледельцами». Культурно-просветительская деятельность подвижников постепенно начинала приносить свои плоды, но им не дали поработать и года. Мирные люди, желавшие социальных изменений, слишком сильно верили в силу истины, чтобы считать возможным и нужным насилие Они сами ненавидели многовековое насилие и не хотели воспользоваться им даже для достижения своих целей. Поставившая кровавую точку в безнадежной дуэли народовольцев с Александром II Софья Перовская в 1872 году писала: «Как взглянешь вокруг себя, так пахнет повсюду мертвым сном. Нигде нет мысли и жизни, в деревнях и городах. Крестьяне ни о чем не думают, точно мертвые машины, которые завели раз и навсегда. Хочется расшевелить эту мертвечину, а приходится только смотреть на нее. Одними книгами я решительно не могу довольствоваться. Иной раз так хочется что-нибудь делать, за исключением чтения книг и разговоров, что доходит просто до какого-то ненормального состояния. Бегаешь из угла в угол или рыскаешь по лесу, но после этого впадаешь в сильнейшую апатию».
В течение года хождения молодежи в народ крестьянские поговорки
В России 1875 года полицией было вскрыто несколько десятков тысяч частных писем. Жандармский полковник Н. Новицкий писал в дневнике о Александре II: «Государь император очень интересовался перлюстрацией писем, которые ежедневно приносились министром внутренних дел Тимашевым. Некоторые он тотчас сжигал в камине, на другие собственноручно писал резолюции и вручал Тимашеву для действий».
Когда масштаб хождения в народ стал известен властям, ни в коем случае не желавшим делиться не только землей и волей, но и ничем другим с поданными, последовала жестокая расправа с первыми народниками. Недостаток улик в России XIX столетия никогда не служил препятствием для кары инакомыслящим с последующими издевательствами. Четыре тысячи человек продержали четыре года в ужасающих тюремных условиях до суда. Семьдесят человек умерли, сошли с ума, покончили с собой, остальные заболели цингой, чахоткой. До суда смогли довести только 193 человека, остальных сослали в Сибирь беззаконно. Когда общество на суде узнало о полицейско-жандармейских зверствах, оно пришло в ужас. Осудить удалось только тридцать народников. Остальных пришлось оправдать, но их опять арестовали и сослали административно. Об издевательствах властей над людьми писала официальная петербургская газета «Новое время»: «В Петербурге при посещении тюрьмы градоначальник Санкт-Петербурга генерал-лейтенант Трепов остался недовольным либеральными порядками, заведенными в тюрьме лицами прокурорского надзора. Арестант Богомолов вторично не снял при встрече фуражку, и градоначальник взмахом руки сшиб фуражку с головы Богомолова, а в наказание за оказанное ему неуважение приказал тюремному начальству подвергнуть Богомолова телесному наказанию для примера остальным заключенным. Это распоряжение было исполнено, и Богомолов наказан розгами в коридоре тюрьмы в присутствии арестованных».
Шестиэтажный Дом предварительного заключения был набит до отказа народниками, кричавшими Трепову «Палач! Мерзавец! Вон!». В камеры врывались жандармы и полицейские, избивали больных и беззащитных людей, топтал их ногами, волокли в карцеры, в которых от спертого воздуха сами теряли сознание. В сотнях копий российское общество читало письмо матери одного из заключенных: «Больного и оглохшего сына в одиночке били по голове, по лицу, били городовые в присутствии полицейского офицера так, как только может бить здоровый, не бессмысленный, дикий человек в угоду и по приказу своего начальника человека, отданного их произволу, беззащитного узника. Научите меня, куда и к кому мне прибегнуть, у кого искать защиты от такого насилия, насилия страшного, потому что оно совершается людьми, стоящими высоко. Прежде я да и мы все надеялись, что дети наши окружены людьми, что начальство – люди развитые и образованные. Но вот те, которые поставлены выше других, выше многих, не постыдились поднять руку на безоружных, связанных по рукам и ногам людей, не задумались втоптать в грязь человеческое достоинство. Нам говорят, что осужденный не человек, он ничто. Но мне кажется, что для человека и осужденный все же остается человеком, хотя он и лишен гражданских прав. Наших детей в тюрьме замучивают пытками, забивают, сажают в мерзлые карцеры без окон, без воздуха и дают глотками воду, да и то изредка».
На запросы множества людей, спрашивавших так, что было нельзя не ответить, прокурор, заведующий арестантскими домами, вынужденно ответил: «Письмо, к нашему величайшему стыду, содержит чистую правду». Тысячи людей в империи с поднимающейся яростью читали речь на суде казненного ни за что Ипполита Мышкина: «Бунт – единственный орган народной гласности! Нас могут пытать, мучить, а мы даже не можем искать правду. Нас лишают даже возможности довести до сведения общества, что на Руси обращаются с политическими преступниками хуже, чем турки с христианами. Это не суд, а пустая комедия, или нечто худшее, более отвратительное, чем дом терпимости. Здесь не может раздаваться правдивая речь. Здесь из подлости, из холопства, из-за чинов торгуют чужой жизнью, истиной и справедливостью!»
В руках у пропагандистов появились кинжалы и револьверы. 23 января 1778 года был объявлен невменяемый приговор на «Процессе 193-х» и на следующий день Вера Засулич стреляла в Ф. Трепова. Революционеры начали убивать наиболее одиозных в обществе представителей императорского режима и своих личных врагов. Зарезавший шефа жандармов Н. Мезенцева С. Кравчинский заявил: «Мы создали над виновниками тех свирепостей, которые совершаются над нами, свой суд – справедливый, как те идеи, которые мы защищаем, и страшный, как те условия, в которые нас поставило само правительство».
Весной 1878 года группа Софьи Перовской неудачно попыталась освободить И. Мышкина. Третье отделение тут же распорядилось, чтобы в дни подобных революционных актов столичные вокзалы блокировали жандармы и полицейские, вместе с дворниками, из домов которых неожиданно выехали жильцы.
В подпольной прокламации Александр Михайлов впервые назвал главного виновника имперских проблем: «За российские порядки должен отвечать тот, кто сам не хочет с кем-либо делить ответственность – самодержавец российский. Убийство самодержавца убьет саму идею самодержавия!» Внутри «Земли и воли» начался теоретический спор о путях достижения цели партии. На слова Николая Морозова «Политическое убийство – осуществление революции в настоящем» Георгий Плеханов ответил: «Цареубийство – вставка трех палочек вместо двух при имени Александр. На кончике кинжала парламент не построить». Большая группа землевольцев не захотела дать всю жизнь реализации своей мечты и решила пойти другим, не социальным, а политическим путем к победе. Появилась новая теория героя и толпы.
Редактор журнала «Отечественные записки» и «Русское богатство», народник и публицист Николай Михайловский разработал теорию, по которой народ – масса, толпа, – сам по себе не делает, не творит историю. Ее двигают отдельные, выдающиеся личности, герои-одиночки, за которыми пассивно следует народ. Идеолог террора против деспотизма в России Николай Морозов заявил: «Сила не в числе, а в героизме!» Дезорганизаторы не захотели ни уступать государственному террору, ни тратить жизнь на создание массовой революционной организации. Они начали готовить восстание, политический переворот в империи. Необходимо было провести съезд революционной партии
«Земля и воля», чтобы согласовать планы борьбы и внести изменения в программу организации. «Троглодиты», дезорганизаторы, члены группы «свобода и смерть», «револьверщики», «политики» хотели добиваться от властей гарантий политических и демократических свобод в преобразовании России, созыва Учредительного собрания, введения всеобщего избирательного права, свободы слова, печати, собраний. Террор не рассматривался главным оружием револьверщиков, а только средством мести за убийства товарищей. В течении нескольких месяцев все изменилось.Найти место для проведения съезда «Земли и воли» было непросто. Полиция с помощью дворников и агентов следила за всеми собраниями людей в ресторанах, кабаках, в имениях, квартирах. Приходил дворник, за ним околоточный пристав, выяснялась цель сбора, переписывались все присутствующие, проверялись документы. Во время очередной профилактической облавы на землевольцев полиция задержала всех людей, находящихся в дешевой гостинице, меблированных комнатах рядом с Невским проспектом Петербурга. Подпольщиков не поймали, но семьдесят петербуржцев, проводивших там время с женщинами легкого поведения, полицейские всю ночь развозили по их семьям, чтобы установить личность. У землевольцев и народовольцев всегда было много помощников, ненавидевших полицию и жандармов.
Первоначально съезд решили проводить в Тамбове, лежащим посредине пути меду Петербургом, Киевом, Одессой – именно в этих городах наиболее активно действовали революционные группы. Перед Тамбовским съездом свое совещание в городе-курорте с минеральными водами решили провести револьверщики. 16 июля 1879 года в Липецке собрались семь землевольцев-политиков и четверо близких к ним южан: Александр Баранников, двадцать один год, закончивший Павловское военное училище офицер в отставке, замучен в Петропавловской крепости в 1883 году; Александр Квятковский, двадцать семь лет, дворянин, повешен 4 ноября 1880 года; Александр Михайлов, двадцать четыре года, дворянин, исключенный из Петербургского Технологического института, организатор «Народной воли», замучен в Петропавловской крепости в марте 1884 года; Николай Морозов, двадцать пять лет, редактор газеты «Народной воля», идеолог террора, двадцать два года провел в одиночной камере Шлиссельбургской крепости; Мария Оловянникова-Ошанина, двадцать шесть лет, после 1 марта 1881 года руководила перенесенной в Москву «Народной волей», умерла в 1898 году в эмиграции; Лев Тихомиров, двадцать семь лет, дворянин, идеолог терроризма и редактор газеты «Народная воля», в 1882 году эмигрировал за границу, возглавлял заграничный центр «Народной воли», организовал убийство в России жандарма Г. Судейкина с помощью провокатора С. Дегаева, отрекся от террора, прощен, вернулся в Россию, никого не выдал, написал работу «Монархическая государственность», прославлявшую самодержавие, статский советник; Михаил Фроленко, тридцать лет, организовал фантастический побег из тюрьмы товарищей – «бунтарей», участник всех терактов «Народной воли», двадцать два года провел в одиночной камере Шлиссельбургской крепости; Степан Ширяев, двадцать два года, техник-динамитчик, замучен в 1881 году в Петропавловской крепости; Николая Колодкевич, тридцать лет, пять раз отбивался и уходил от полиции, замучен в 1884 году в Петропавловской крепости; Андрей Желябов, двадцать восемь лет, после ареста А. Михайлова руководитель «Народной воли», казнен 4 апреля 1881 года; Григорий Гольденберг, двадцать четыре года, застрелил в карете харьковского губернатора Кропоткина, в ноябре 1879 года арестован по собственной беспечности с чемоданом динамита, весной 1880 дал подробные показания на сто пятьдесят революционеров-подпольщиков и методах их работы, в июле 1880 года покончил с собой в Петропавловской крепости.
Десять участников Липецкого съезда создали Исполнительный Комитет «Народной воли», взорвавшей самодержавие. До 1 марта 1881 года в состав Исполнительного Комитета в Петербурге также вошли: Григорий Исаев, двадцать четыре года, замучен в 1886 году в Шлиссельбургской крепости; Аарон Зунделевич, двадцать три года, великолепный организатор и создатель типографии «Народной воли», двадцать пять лет провел на страшной каторге на Каре и Акатуе; Софья Иванова-Борейшо, двадцать шесть лет, соратница И. Мышкина, хозяйка квартиры в Саперном переулке, где находилась типография народовольцев, каторжанка, дожила до краха империи; Татьяна Лебедева, двадцать пять лет, умерла на каторге на Каре в 1886 году; Ольга Любатович, двадцать пять лет, арестована в ноябре 1881 года, где пыталась освободить своего мужа Николая Морозова, сослана в Восточную Сибирь; Софья Перовская, двадцать семь лет, дочь петербургского губернатора, противница террора, после жестоких репрессий властей по отношению к революционерам, колоссальным напряжением все сил почти разгромленной «Народной воли» сумела организовать взрыв Александра II, применив ручные бомбы, что почему-то было неожиданностью для государственной полиции, казнена 4 апреля 1881 года, первая повешенная женщина в России; Екатерина Сергеева, двадцать два года, дожила до свержения монархии; Вера Фигнер, двадцать семь лет, почти закончила Медицинский университет в Швейцарии, по возвращении в Россию работала простой ткачихой на фабрике, где создала семь революционных кружков, имела свою группу, после 1 марта 1881 года осталась единственным членом Исполнительного Комитета «Народной воли», два года держала всю империю в напряжении, заставив Александра III заявить, что он не сможет короноваться до тех пор, пока не будет обезврежена «эта ужасная женщина», выдана С. Дегаевым, двадцать лет провела в Шлиссельбургской крепости, неоднократно арестовывалась до 1917 года, дожила до краха монархии; Анна Якимова, двадцать четыре года, хозяйка динамитной мастерской Н. Кибальнича, арестована в апреле 1881 года, каторжанка, дожила до краха монархии; Юрий Богданович, тридцать лет, хозяин лавки на Малой Садовой улице Петербурга, откуда велся подкоп для взрыва царя, в 1888 году замучен в Шлиссельбургской крепости; Михаил Грачевский, тридцать лет, отвечал за финансы и документы «Народной воли», за вторую типографию на Подольской улице, арестован в июне 1882 года, покончил с собой в Шлиссельбурге, облив себя керосином, в 1887 году; Савелий Златопольский, тридцать лет, замучен в 1885 году; Анна Корба, тридцать лет, отвечала за динамит и паспорта, редактировала газету «Народная воля», арестована в июне 1882 года, двадцатилетнюю каторгу отбывала в Каре, в Нерчинске, дожила до краха монархии; Мартин Ланганс, двадцать восемь лет, арестован в апреле 1881 года, через два года замучен в Петропавловской крепости; Николай Суханов, двадцать восемь лет, морской офицер, отвечал в Исполнительном Комитете за военную организацию «Народной воли», арестован в апреле 1881 года и через год расстрелян в Кронштадте; Наталья Оловенникова, двадцать пять лет, каторжанка, дожила до краха монархии; Петр Теллалов, двадцать пять лет, руководил московской группой «Народной воли», арестован в декабре 1881 года и в 1889 году замучен в Петропавловской крепости; Михаил Тригони, тридцать лет, единственный почти легальный член Исполнительного Комитета, отбывал двадцатилетнюю каторгу на Каре, дожил до краха монархии.