Как я не хотела спасать мир

— Если шлем совмещен с гульфиком, — фыркнула я, представляя себе эту конструкцию, — то носить его придется сидя!

— Кыш отсюда, — слабым голосом отреагировала свекровь, сползая со стула. — Кыш! Не сметь совращать моего мальчика!

— Да кто его совращает? — возмутился Кретьен, почесывая рога, на которых были нанизаны бутерброды. — Он сам кого хочешь совратит с пути истинного. Вот я… ик!.. никогда не знал, что если намешать все и сразу, то это будет «ёрш». А что? И выпивка, и закуска…

— Значит, воспитанный? — прошипела моя мама, вставая из-за стола и упирая руки в бока. — Послушный?! А моя дочь невоспитанная?!! Да она даже покраснела, когда на ваш салат пялилась!

Этого я, честно говоря, не помню, но маме виднее. Может, я от счастья покраснела или от горя. Или от стыда, что в таком платье приходится мужиков голых резать.

— Зойка! — завопил Грегори, выползая вперед и цепляясь за всех подряд. — Ты мне кто?

— Вот и я думаю — кто? — скривила я губы, щипая себя за руки, чтобы не заржать. — С одной стороны — дура, что согласилась за тебя замуж выйти трезвой. С другой — умная, что за тебя согласилась, а не за всех скопом.

— Давай выпьем? — махнул мне громадной бутылкой Лорд Ректор, с трудом фокусируясь на… А хрен его знает, на чем он там фокусировался. У него один глаз смотрел на нас, а второй вглубь себя. Совесть, что ли, искал? Так нет ее, пропили давно. — Как маг тебе говорю: нужно расслабиться, чтобы не наделать глупостей!

— Это неприлично, — бормотала Сиротина, пока моя мама пыталась накормить ее салатом прямо с блюда… блюдуна. — Так не принято в нашем обществе.

— Сейчас мы примем на грудь, — пообещала я ей, спрыгивая с возвышения, — и все будет принято. А то насухую я не могу нормально воспринимать окружающую действительность. Стоя… Лежать! — это я мужику на носилках, который уже понял, что крупно встрял и все же попытался уползти в посудомойку. — Мы с тебя закусывать будем!

— Это кто? — красивым зигзагом подлетела к нам в дупель пьяная летучая мышь. — Чё это он у вас без дела лежит? Можно присоединиться?

Мужик сравнялся цветом со своим салатом и подскочил, будто его резали по-живому. И попытался свалить, пока к нему не присоединились.

— Куда?!! — разъярилась дама в лиловом, начиная разметывать строй пьяных мужиков. — Ты еще не выполнил условия своего контракта!

— Сами их выполняйте! — заорал «блюдун», стаскивая со стола скатерть и прикрываясь. — С меня по контракту положено есть, а тут именно меня норовят попробовать!

— Дичь линяет! — издала я вопль, под шумок отбирая бутылку у задумчивого Ланселота. — Атас!

— Не уйдет! — заверил меня дракон, выпуская в сторону удиравшего мужика струю пламени. — Если будет жареная!

— Так ему! — энергично подпрыгивала дама в лиловом. — Пусть знает, как нарушать условия моего контракта!

— Десерт будет? — деловито поинтересовалась я, отлипая от почти пустой бутылки и дотягиваясь до рогов демона за бутербродом. — Сладкого хочется.

— Думаю, — рявкнула дама в бирюзовом платье с сажей, — что нам тут уже ничего не вынесут. Ни сладкого, ни горького.

— Горького? — поднял на нее осоловелые глаза Тристан и сунул ей в руки свою бутылку. — На! Не плачь! Не могу видеть женских слез.

— Это сумасшедший дом! — отбилась от моей мамы Сиротина, выплевывая листья салата. — Все так неправильно! — Потом посмотрела на мою маму. — Но весело. Давай, что ли, выпьем?

В общем, девичник удался на все сто. Мы все перепились до состояния дружбы со всеми расами и в процессе выяснили, что Гамлет вполне дееспособен, если это не адептки. И рогами Кретьена можно не только закусывать, но и занюхивать. А Изольд такой няшка и лапочка, что нравится всем дамам, которые скопом согласились его удочерить и подарили ему мой чепчик. А Ланселот вообще был нарасхват в виде подогрева. А…

— Зоя, — вытащил меня из общего веселья Грегори, — нам нужно поговорить.

— Ты белены объелся? — вытаращилась я на него, отвлекаясь от увлекательного обсуждения — можно ли раздевать даму с помощью драконьей магии или пусть живет дальше? — О чем разговаривать, если все равно ничего изменить нельзя?

— Завтра наша свадьба, — ошарашил меня жених, пытаясь отнять у меня новую посудину с алкоголем. — И я бы хотел знать, что ты по этому поводу считаешь?

— Тебе приличными словами, — покосилась я на него, — или сам неприлично додумаешь?

— Хорошо, — не стал спорить со мной Грегори, — я перефразирую — что ты по этому поводу чувствуешь?

— Похмелье, чувствую, надвигается, — попыталась я избежать неприятного выяснения отношений, которых, как оказалось, никогда и не было. Привязка была, а отношений не было! — А что?

— Я хочу знать, — не отставал от меня настойчивый жених, — что ты ко мне чувствуешь!

— А что я могу чувствовать, — набычилась я на него, успев отпить для храбрости, — к человеку, которому рассказывала в тринадцать лет, как Люська из моего класса целовалась с Петькой и выяснила, что это все противно и слюняво?

— И все же, — не отлипал от меня Грегори.

— Так вот, — собралась я с духом, чтобы на этом духу выложить правду-матку, — сейчас все тоже противно и слюняво! Тебе противно на мне жениться, и ты по этому поводу пускаешь слюни, который маскируешь алкоголем!

— Мне не противно на тебе жениться! — побледнел мужчина. — Мне противно, что все это происходит подобным образом! И мне абсолютно не нравится, что вокруг тебя постоянно ошиваются какие-то мужики, которые так и норовят стать моими заместителями!

— Ты ревнуешь или завидуешь? — ядовито уточнила я на всякий случай. Вдруг я его неправильно поняла?

— Я хочу понять, — пристал ко мне, как банный лист, неугомонный Грегори, — как мы с тобой будем вместе жить!

— Выпей, — посоветовала я ему. — Тогда ничего не придется понимать. Чего ты у меня ответы ищешь? Кто из нас мужчина?

— Если ты думаешь, что мне от этого легче, — пробормотал в ответ жених, — то стильно преувеличиваешь. Теоретически, я всегда должен знать, как правильно поступать и удерживать тебя от глупых поступков. — Он помолчал и признался: — А практически, я просто не успеваю тебя от них удержать и потом расхлебываю последствия. И это страшно…

— Ну ты даешь! — обиделась я и допила все, что было в бутылке.

— … Страшно, что не успею и потеряю тебя навсегда. — Это последнее, что я услышала. А потом наступил густой туман, сменившийся беспросветной тьмой.

Помню, что надо мной долго переругивались и призывали к тишине, чтобы дать ребенку, заразе, ведьме, вредине, красавице поспать перед ответственным днем. Откуда нас столько много появилось и как мы все умещались на одной кровати, для меня так и осталось загадкой. Еще смутно помню, что что-то с грохотом долго и нудно падало, но судя по звуку, в разных местах и различного веса. Я тихо радовалась, что не на меня и спала дальше.