Календарь Морзе

Мой помощник и соведущий вошел в студию слегка боком, прикрыв лицо рукой и стараясь держаться в тени, подальше от освещающих аппаратные пульты ламп.

— Чото! Твою ж мать! — сказал я ему укоризненно. — Где тебя носит! Твой начальник, учитель и просто старший коллега, страдающий, между прочим, тяжелым бодуном, читает вместо тебя новости, а ты?

— А я, — гнусаво буркнул Чото, — на свадьбу тебя приглашу. Будешь свидетелем жениха?

— Какую еще, нахрен, свадьбу?

— Мою… — мрачно ответил ассистент и повернулся к свету. Левая сторона лица его представляла собой опухший сизо-бордовый пельмень со щелочкой заплывшего глаза.

— Хороший свинг, — оценил я. — Старший или младший?

— Не знаю, у меня сразу очки слетели. Но сегодня вечером я как честный человек иду делать официальное предложение руки и сердца девице Марамоевой. Иначе она превентивно станет моей вдовой.

— Ну, как говорится, совет да любовь! Поздравляю, — пожал плечами я. — Не вздумай назвать в мою честь первенца.

— Антон! — трагически воскликнул Чото. Мне показалось, что он сейчас рухнет на колени, но он рухнул всего лишь на стул.

— Антон, спаси меня!

— С какой стати? Надо было смотреть, куда хуем тычешь.

— Я не хотел, я пьяный был, она сама! А потом говорит — ты у меня первый, честь мою похитил, теперь по закону гор… — Чото плакал, размазывая кровавые сопли из распухшего носа. — А я не хочууу… Она страшная, подмышки не бреет, в постели бревно бревном, ноги кривые и волосатые. И усы-ы-ы…

— Избавь меня от интимных подробностей твоей семейной жизни! — отмахнулся я.

— Семе-е-ейной! — взвыл Чото, залившись слезами. — Семе-е-ейной, блядь! Анто-о-он! Спаси меня! Ты можешь, я знаю!

Я задумался. Став членом семьи Марамоевых, Чото определенно погибнет как радиоведущий. По закону гор, небось, западло на радио-то. Пристроят его в семейный бизнес, чтобы жену не позорил. Они, кажется, бараниной на рынке торгуют… И на кого я буду бросать эфир, когда мне надо?

Чото безутешно рыдал, сидя на стуле.

— Что дашь? — спросил я его деловито.

— Что угодно! Всё, что хочешь, Антон, только спаси меня от них! — правый глаз его зажегся безумной надеждой, левый всё ещё не был виден.

— Для начала кофе свари, герой-любовник…

— Сейчас! Да я… Да для тебя… — он кинулся к кофемашине так, будто от этого зависела его жизнь.

— Когда там у тебя сватовство-то?

— Сегодня! Сегодня в семь вечера. Как раз все соберутся… — Чото снова всхлипнул, представив себе предстоящий позор.

— Так, — распорядился я сурово, — умойся, прочисти нос, приведи себя в порядок и, ради бога, не гнусавь так! Студия на тебе, я вернусь к шестичасовому эфиру. И боже упаси тебя какой-нибудь косяк опять упороть! Я тебя тогда не то что на девице, я тебя на обоих братьях Марамоевых лично поженю! Понял?

— Да, Антон, все понял! — Чото мелко закивал, почти кланяясь. — Клянусь, всё будет отлично!

Я многозначительно погрозил ему пальцем и вышел.

На шестичасовом вечернем эфире у нас был научный директор Института Общефизических Проблем (ИОП), профессор, академик Маракс. Профессор оказался огненно рыж, бородат, горбонос и уныл. Лицо его обрамляли ярко-оранжевые не то пейсы, не то бакенбарды, отчего он напоминал грустного ирландского хасида-лепрекона. Когда я вернулся, он уже сидел в студии, листая что-то на планшете.

В коридоре меня перехватил Чото.

— Ну что, Антон, что?

— Ну, как что? — пожал плечами я. — Надень костюм… Есть у тебя костюм, чудило?

— Есть, — послушно кивнул мой ассистент.

— Так вот, — продолжил я, — надень костюм, купи букет и иди свататься.

— Но… — на него было жалко смотреть.

— Букет купи подешевле, все равно выбрасывать… И… — задумался я, — знаешь, что… Розы лучше не бери.

— Почему? — спросил окончательно растерявшийся Чото.

— Там шипы, — сказал я веско. — Зачем создавать лишнюю работу проктологу?

— Ну, Анто-о-он… Как же так?

— Чото, ты мне доверяешь?

— Ну… Да… В принципе.

— Либо доверяешь, либо сам решай свои матримониальные проблемы, — я развернулся и пошел по коридору, насвистывая марш Мендельсона.

— Доверяю, Антон, как родной мамочке! — догнал меня Чото.

— Тогда костюм, букет — и вперед. Все будет… ну, не то чтобы хорошо, но лучше, чем ты думаешь. Вали, меня профессор ждет.

Чото вздохнул, закатил здоровый глаз, изобразил половиной лица последовательно отрицание, торг, гнев, депрессию, принятие — и свалил, наконец.

— Добрый вечер, дорогие, не очень дорогие и совсем низкобюджетные радиослушатели! С вами Радио Морзе и Антон Эшерский с передачей «Антонов огонь». Если бы сегодня было не тринадцатое, а двенадцатое, и не июля, а апреля, то мы бы отмечали День космонавтики. Это, скажу я вам, необычайно круто. Ну, то, что вообще существует космонавтика. Люди садятся на бочку с керосином, поджигают — и летят черт знает куда, в темный ледяной вакуум. Это одна из очень немногих вещей, которые оправдывают существование нашего, довольно неприятного во многих отношениях вида, перед Мирозданием. Именно это — готовность взлететь к небесам на струе огня, чтобы просто посмотреть, что там такое.

Поэтому на любого, кто скажет: «Нафиг нам этот космос, тут что ли проблем мало? Лучше бы на эти деньги мне сортир плиткой обложили…» — я смотрю с жалостью и презрением. Эти люди не просто живут зря, они еще и хотят, чтобы зря жили все остальные. А у нас в гостях профессор, академик, астроном, математик, специалист по физике космоса — Сергей Давидович Маракс! Здравствуйте, Сергей Давидович!

— Здравствуйте, Антон, — ответил мне профессор довольно мрачно, видимо предчувствуя первый вопрос. Ему, надо полагать, весь мозг уже вынесли этим вопросом, но медиа имеют свои законы, а законы эти имеют нас.

— Сергей Давидович, давайте сразу покончим с неприятной частью интервью — скажите честно, это не вы?

— Это не мы, — ответил академик, страдая лицом. — Мы в институте решаем, по большей части, теоретические проблемы космической и общей физики, у нас нет никаких сверхвозможностей, реакторов, коллайдеров, порталов в иные миры, свертывателей пространства-времени и прочих фантастических устройств. Проводимые нами эксперименты никак не могли стать причиной.

— А какие эксперименты вы проводили? — спросил я. — Ну, если это не очень секретно, конечно…