Календарь Морзе

— Но, разумеется, встретить настоящего мужчину, которого вы достойны, и который окружит вас заботой и комфортом, можно не везде, — щебетала Крыскина. — Уровень всегда соответствует статусу! Активный поиск, вот что вам нужно! Сходите, например…

— …На сельскую ярмарку! — переключил я вещание на свой микрофон. — Где, как не там, вы встретите настоящих мужиков, соль земли, только что из-под трактора! Они в полной мере оценят ваши кулинарные фантазии и предоставят для них самые свежие и натуральные продукты. На этом мы прощаемся с Аэлитой Крыскиной, с вами был Антон Эшерский и передача «Антонов огонь».

Я запустил музыку и снял наушники.

— Ну, Антон! Я тебе этого не прощу! — сверкала глазами Крыскина, только что пролетевшая мимо рекламных денег.

— Размещение рекламы на Радио Морзе — через соответствующий отдел, вторая дверь налево, — сообщил я ей равнодушно. — Приятно было повидаться, заходи еще.

— А как же журналистская солидарность? — Аэлита приняла эффектную позу и надавила на меня всей мощью своего таланта. Где-то в альтернативной Вселенной я, наверное, пустил слюни, глазки мои затуманились, Крыскина представилась мне небожительницей, спустившейся с вершин гламурного Олимпа, я забился в судорогах раскаяния, пустил слезу и позволил ей всё…

Но в этой реальности срать я хотел на ее сомнительное обаяние.

— Еще раз попробуешь пихнуть джинсу 4 в эфир — больше в студию не войдешь, — сказал я самым скучным своим голосом. — Вот тебе и вся солидарность, Крыскина, удачи в продажах.

— Девушкам надо как-то выживать, — пожала она плечами, ничуть не смущаясь.

— Иди в «Поручика», покрутись на шесте, там любят экзотику. Напихают чего-нибудь в трусы. Возможно, даже денег.

— Сука ты, Антон! — обиделась Крыскина. — Козел и мудак!

4

На журналистском сленге — скрытая реклама.

Она гордо удалилась, цокая высокими каблуками. Я оценивающе посмотрел ей вслед — нет, задница определенно так себе. Сиськи неплохие, а задница не очень. В «Поручике» и получше есть.

В «Графе Голицыне», он же «Поручик Ржевский», я одно время был завсегдатаем. Ночной клуб — а точнее, кабак со стриптизом, казино и нумерами, — размещал у нас рекламу, экономно расплачиваясь не деньгами, а фишками казино. Не знаю, почему рекламщики на это соглашались — может кто-то из них был без ума от рулетки. Эти фишки распределялись в коллективе более-менее по совести, циркулировали на радио как внутренняя валюта, на них спорили, за них оказывали мелкие услуги, на них выменивали рабочее время и благосклонность девушек из бухгалтерии. Я свою долю честно ходил пропивать. Хитрые менеджеры клуба платили нам специальными, бонусными фишками, которые нельзя было просто обменять на деньги, только поставить. Я человек не азартный, мои пороки лежат в другой области, поэтому ставил на рулетку — сразу всё, половину на красное, половину на черное. Разумеется, оставался при своих, зато выигрыш уже можно было обналичить. Я садился за столик, заказывал чего-нибудь поесть и выпить, а надо мной трясли жопами стриптизерши. Одинокий мужчина с бутылкой сначала представлялся им перспективным клиентом, и они свои сиськи мне чуть ли не в тарелку складывали, но потом поняли, что человек пришёл просто пить — и отстали. Можно было спокойно поужинать — там жарили неплохие стейки. Потом казино прикрыли, фишки нам давать перестали, а на стриптиз я к тому времени насмотрелся до тошноты — так «Поручик» потерял в моем лице клиента. Не за свои же деньги туда ходить? Пусть, вон, Крыскина ходит. Ведь она этого достойна.

— Читал на «Анютиных глазках» статью про фермеров? — спросил меня Чото, принеся в студию очередной кофе. — Отвал башки! Анюта жжот напалмом! Вот бесстрашная девка!

— Не читал, — сделал лицо тяпкой я. — Но про отвал верю.

Поставив кружку на стол, я включил микрофон:

— Итак, это Радио Морзе, и мы все еще в эфире. Передаем привет нашим сельским слушателям! Если бы сегодня было семнадцатое февраля, то они могли бы отпраздновать День спонтанного проявления доброты. В этот день надо подкараулить кого-нибудь и с прямым умыслом нанести ему ласки, поцелуи или иные насильственные действия, причиняющие физическую радость. Вломить пользы, отвесить доброты или причинить счастья, сколько унесет — до наступления каких-либо позитивных последствий средней и меньшей тяжести…

При слове «фермер» сама собой возникает картинка этакого реднека с оклахомщины, в джинсовом комбинезоне и соломенной шляпе, единоличного владельца кукурузных полей, обрабатываемых его мордатыми сыновьями и нелегалами из Мексики. Разумеется, ничего подобного мы за городом не нашли.

Вполне приличная асфальтированная дорога, пролегающая меж возделанных чем-то сельскохозяйственным полей, привела нас к двухэтажному кирпичному дому с вывеской «Правление». Решительная Анюта огляделась в пустом коридоре и, увидев дверь с табличкой «Председатель», тут же, не стуча, ее распахнула.

Сидящий за столом мужик был одет в тот удивительный, не встречающийся более нигде сельский пиджак, который носят на майку в комплекте с тренировочными штанами. Я огляделся в поисках картуза — и нашел его на подоконнике. Образ стал полон.

Председатель был лысоват, полноват, на носу его красовались очки в дешевой пластиковой оправе… В общем, ему не хватало только химического карандаша, чтобы его слюнявить, так что приходилось грызть колпачок одноразовой шариковой ручки. На столе лежали какие-то амбарные книги и китайский калькулятор с большими кнопками.

— Вы кто такие, граждане? — сурово спросил он. — Видите, я занят!

— Онлайн-газета «Анютины глазки»! — выпалила Анюта. — Я Анна Трубная и…

— Онлайн какой-то… — буркнул председатель. — Это всякие сайты-хренайты? Не, этого мы не знаем. И вас, гражданочка, не знаем тоже. Идите отсюда подобру-поздорову.

— Я журналистка! — возмутилась Аня. — И имею право на получение информации!

— Хренации! — отмахнулся мужик. — Право у нее, ишь… А ты кто таков будешь?

— Антон Эшерский, Радио Морзе, — представился я.

— Серьезно? — просиял председатель. — Тот самый пиздобол с радио? Чож сразу не сказал-та? Слушаем тебя, а как же! У жены на кухне постоянно ваше радио-хренадио!

Вот она, слава мирская.

— Так бы и сказали, что с радио, мы ж со всей душой! — распинался он. — У нас секретов нету. Слушай, а пошли ко мне, а? Тут два дома пройти. Там и поболтаем, и пообедаем заодно!

— Да неловко как-то… — начал отговариваться я.

— Хреновко! — председатель уже напяливал картуз. — Меня жена из дому выгонит, если узнает, что тот самый пиздобол с радио был, а я его не привел.

Председательский дом оказался солидным, бревенчатым, крытым красной металлочерепицей, с резными наличниками вокруг вызывающе белых на этом фоне пластиковых окон. На окне сидел серый кот, под окном бродили пестрые куры, на привязи пасся телок, в сарае наверняка откармливали порося. Крепкое хозяйство и жена соответствующая — с могучей жопой, уравновешивающей при ходьбе монументальную грудь. Женщина-ледокол, неожиданно мило смутившаяся, узнав, что я «тот самый, с радио».

— Да что же ты, дурень, не предупредил-то! — стыдила она мужа, мечась по кухне. — У нас и на стол поставить нечего!

При этом стол стремительно заполнялся какими-то мисками, плошками, кастрюльками и тарелками со снедью. В центр его была торжественно водружена чугунная сковорода жареной картошки, такая здоровенная, что я ожидал выхода к обеду каких-нибудь семи богатырей, но вышел только кот, да и тот, похоже, сытый.

Никаких отговорок типа «да мы не голодные» она принципиально не слышала, наваливая нам в тарелки от всей широты души и подкладывая добавку, как только мы отвлекались на разговор. Вздохнув, она выставила на стол графинчик, многозначительно посмотрев при этом на мужа. Я отговорился тем, что за рулем, а Анюта — тем, что вообще не пьет, но повеселевший председатель успел себе набулькать полстакана, прежде чем графинчик был незаметно убран.