Календарная книга

— Ну, так как будем выручать?

— Тут самое главное не как выручить, а как найти в этой куче лошадей, да потом что с ним делать. Куда везти, где прятать — вот и лежи, жди. Старики пока за нас думают, да только пока ничего не придумали.

— Время-то не ждёт.

— Ну, вот ты тогда и придумай. Зачем тебя иначе судьба привела?

Старший лейтенант жевал травинку и думал — действительно, зачем он здесь? Что он может сделать и каково его место среди этих людей и не совсем людей? Его специальность — огонь и вода. Его дело сводить вместе огонь и воду, но что он должен сделать тут?

К тому же он сейчас замёрзнет, как кладоискатель. Нет, как старатель — прямо на золотой жиле, но без спичек… Стоп-стоп.

— Кажется, я знаю, что делать, — он тронул напарника за плечо. — Скажи, Олежек, ты читал Джека Лондона? Про золотую лихорадку? В смысле, про Аляску?

— Читал.

— А помнишь, как он говорит о том, как важно чтение книжек?

— И что?

— Чтение книжек, например, может даже вылечить массу народа от смертельных болезней. Цинги, например.

Впрочем, прежде чем всё объяснить, старший лейтенант перевернулся на спину, вытащил телефон и принялся набирать номер, держа аппарат над собой. Сержант из его старого пожарного расчёта отозвался мгновенно, будто и не прошло двух лет, и не текла сейчас меж ними глухая ночь. Сержант выслушал всё, не задав ни одного вопроса, и сказал, что будет через час.

Он приехал через пятьдесят пять минут на разбитом «Жигулёнке», который, чтобы не спугнуть его грохотом охрану, они оставили далеко на дороге.

Втроём они долго таскали коробки, а потом устанавливали то, что сержант называл словом «направляющие». Когда всё было готово, сержант отмотал длинный шнур и тут же достал из кармана большой кусок колбасы и засунул в рот как сигару. Старший лейтенант вспомнил, что он давно ничего не ел, но в кармане обнаружилась только одна-единственная морковка.

— Кажется всё, — Бурмастер покрутил головой. — Итак, неконтролируемая паника нам не нужна. Нам нужна контролируемая паника.

Старший лейтенант зажал крестик зубами на счастье и махнул рукой. Сержант нажал кнопку.

В ночном воздухе засвистело. За конюшней треснуло и полыхнуло. Учебная пиротехника, украденная со склада, сработала как надо. Это были не пожароопасные петарды, нет. Непосвящённому могло показаться, что пожар идет к конюшне широким фронтом.

Кто-то за забором закричал, вспыхнул и тут же лопнул прожектор. Контролируемая паника надувалась стремительно, как воздушный шар на газовом баллоне. Хлопали двери и — о радость! — они услышали звук заводимого мотора.

На пятой минуте ворота распахнулись и, медленно набирая скорость, из них выполз лошадиный фургон.

Они дождались того, когда он минует крутой поворот к шоссе, и Бурмастер со старшим лейтенантом прыгнули с двух сторон на подножки кабины.

После непродолжительной возни они перевели дух уже внутри.

— Ты какой-то жестокий, — сказал, наконец, Бурмастер. — Ты в людей стрелял когда-нибудь?

— Стрелял.

Старший лейтенант, был не совсем прав. Он стрелял всего один раз, и для того, чтобы не поднять панику, а чтобы её прекратить. Он стрелял над головами толпы, чуть не раздавившей первых выбежавший из горящего кинотеатра. Поэтому, не вдаваясь в подробности, он, перетянул разбитый кулак платком, и тронул фургон с места.

Они миновали несколько деревень, выехали на большую трассу, и погнали к монастырю.

Сотни глаз следили за ними, но только одни наблюдатели пока боялись вмешаться, а другие — считали, что это уже без надобности.

И всё же, когда, казалось, всё кончилось, им под колёса метнулась невесть откуда взявшаяся старуха. Бурмастер не успел крикнуть, что это вовсе не старуха, и лучше бы не тормозить, но его уже впечатало лбом в стекло.

Фургон развернуло поперёк дороги, что-то внутри потекло и захлюпало, и старший лейтенант понял, что дело плохо. Что оно ещё хуже, он понял, когда его, выбравшегося наружу, тут же прижали к дверце кабины и показали нож.

Нападавших было двое. Один высокий и худой, а второй маленький, низкорослый, да что там — карлик.

Тут бы хорошо знать какое-нибудь заклинание, как его дед, подумал он. Начать швырять в неприятеля какими-нибудь огненными шарами. Но нет у него огненных шаров, разве что… Он, было, думал мрачно пошутить, но вдруг вспомнил, что как раз такое огненное оружие у него есть.

На китайских петардах, что он отобрал у мальчишек на пустыре, как раз и было написано «Файрболлс».

— Ключи отдай, — сказал ему карлик, не убирая ножа. Они неловко, обнявшись как молодожёны, ступили на подножку. Карлик держал нож у его горла и дышал ему в ухо, и старший лейтенант ощущал странный запах, исходивший от карлика. Это был не смрад, но тлен. Скучный и унылый запах, которым пахнут отсыревшие матрасы на дачах по весне.

Не оборачиваясь, старший лейтенант протянул руку, да не к ключам, а к своей куртке. Шары были там, и он тихо зажал их в руке, пропустив вытяжной шнурок между пальцами.

Он взорвал их прямо в руке, перед носом карлика.

«Кажется, мне оторвало кисть», — успел подумать старший лейтенант, пока не пришла боль. Однако и карлик визжал, катаясь по асфальту. Кажется, него уже не было носа.

Второй незнакомец сделал к нему шаг, но сзади, постреливая из ружья в окно, приближался его сержант на своём дребезжащем автомобиле. Но не это испугало врага — со стороны леса, меняя форму словно тени, мчались всадники. Всадники были ещё чернее, чем ночь, и даже в ночной темноте, их контуры выглядели как чёрный бархат на сером.

Долговязый оглянулся и как-то незаметно исчез. Он не растворился в воздухе, не убежал, а как-то просыпался, как просыпается песок сквозь пальцы.

И тогда пришла боль.

Если вам удается погладить единорога, то такой сон говорит, что вы незаслуженно пользуетесь благами, которые имеете. Вам следует благодарить за них не только судьбу, но и окружающих людей. Пока вы не признаете это душой и не осознаете разумом, вы не испытаете настоящего счастья.

Кормить единорога из рук — наяву вы испытаете блаженство, которое редко испытывают люди. Вы получите редкий и дорогостоящий подарок судьбы, после которого вам нельзя оставаться неблагодарным.

Бурмастер, прижимая одной рукой платок к разбитому лбу, полез открывать дверцы фургона.

— Уздечку пока не снимай, — руководил Старый Князь. — Он сразу слушаться перестанет. Потом снимем.

Единорога вывели, и он встал перед монастырской рощей, куда они добрались медленно, со странным эскортом. Однако когда уздечку сняли, индрик-зверь никуда не убежал, а всё так же стоял, время от времени взмахивая хвостом.

Старший лейтенант сидел на бревне, баюкая перебинтованную руку. Он был готов поклясться, что руки у него нет, но теперь она определённо была. Может, когда он потерял сознание, её давали вылизывать единорогу? Это надо будет выяснить, но потом.

Старый Князь повернулся к нему:

— Надо бы что-нибудь дать бедному животному. Есть у тебя что-нибудь?

Старший лейтенант достал морковку, и, очистив её от табачных крошек, протянул её единорогу

Единорог всхрапнул и захрустел морковкой. Старший лейтенант вернулся к бревну и сел рядом с Бурмастером. Только сержант в одиночестве громко и шумно что-то ел в машине у них за спиной. Нет, не ел, а жрал. Старший лейтенант поразился этому животному миру — спереди индрик-зверь хрустит морковью, сзади бывший подчинённый хрюкает и давится как кабан. Безумие какое-то. Где вот только дед? Ясно, что он всё знает, но в его манере выйти из-за дерева и спросить «А что тут у вас случилось?».