Каленым железом

– Ну, я пошел, – говорил он.

И уходил, проводя бессонные ночи.

Он утром спрашивал сестру:

– Как ты думаешь, меня мог бы кто-нибудь полюбить?

– Мог бы, мог бы, – отвечала сестра, мажа свою собачью физиономию ланолиновым кремом и распутывая бигуди. – Мог бы, если б ты смог бы.

– Ну, я пошел, – вздыхая, говорил Виталенька и отправлялся таскать телеграммы, учась по вечерам в вечерней школе.

– А вот твоя подруга. Она… с кем… живет? – спрашивал он иногда, сглатывая слюну и замирая сердцем.

– Ты учись, учись, болван, – говорила сестра. – Шибко много хочешь знать.

А он в ответ все вздыхал и вздыхал. Он тогда все вздыхал. Это сейчас он стал – не Виталенька, а волк тамбовский. На ходу подметки режет, причем даже и не нарушая Уголовный кодекс.

И вот как-то он шел из школы, неся полный дневник пятерок и четверок, вздыхая и мечтательно глядя на месяц, который был уже рогатый.

А подруги заметили его издали и, чтобы избавиться от человека, нарушающего их думу и мечту, ругаясь полезли в палисадничек, где черемуха уж вся расцвела, уж и пахла пьяняще – белая такая черемуха, кипень черемухи в палисадничке.

Молодой человек облокотился о штакетник.

– Ничего. Скоро последние испытания будут позади. Я поступлю в институт, а она еще пожалеет.

И при этом глядел на месяц. А затем крякнул и стал справлять малую естественную нужду, которую справлять по причине отсутствия на улице Достоевского канализации следовало бы в дощатом помещении. А оно было далеко.

Шуршала струя. Красавицы долго крепились, а потом выскочили из кустов с громкой и даже нецензурной бранью.

А молодой человек остолбенел. Из его горла вырвались рыданья. Он зашатался и с расстегнутой ширинкой пошел в дом, закрыв лицо белыми руками.

После чего вся жизнь его испортилась. В армии он попал в дисциплинарный батальон, но вышел по амнистии к сорокалетию Великой Октябрьской социалистической революции. После чего сменил восемьдесят одну работу, облысел и запустил бороду до груди.

И это очень яркий и поучительный пример того, как трагические пустяки любви губят биографии. Кто знает, что могло бы выйти из этого человека, не случись с ним в ранней юности, когда психика молодежи еще не окрепла, такая жуткая нелепость? Вполне возможно, что он мог бы стать кем-либо очень достойным.

А взять меня. Знаете, как я пострадал от любви? Не знаете? Так знайте. Я влюбился в одну длинную черноволосую стерву, и она мной помыкала, как будто я – вьючное животное. А ласки мне дарила, лишь сильно напившись водки. С этой целью я с ней приучился пить водку. Потом стерва меня бросила, а водку я пить не оставил.

Тут она меня недавно нашла. Нашла. Она приходит ко мне. Она приносит мне колбасу и водку. И она целует меня, и она говорит, что жить без меня не может. А только я ей не верю. Я погорел и сгорел. А она замужем за кандидатом наук.

И те две – они тоже неплохо устроились. Виталикова сестра с мужем недавно купили машину «фиат» и ездили на ней по Средней Азии. А Виталенькина любовь переехала в Москву и что там делает – это уж мне неизвестно. Я ведь не Бог, чтобы все знать.

*…один знаменитый человек, переменивший восемьдесят одну работу. – Увы, этого человека больше в городе К. нет. Светлой памяти прототипа этого рассказа Володи Брыткова (1938–1995), имевшего прозвище БУРМАТА. Он был одной из самых ярких и оригинальных личностей, встреченных мною в этой жизни. Хиппи, альпинист, прожектер, чудак, выдумщик. Все, описанное в рассказе, действительно случилось с ним, включая восемьдесят одну работу и несостоявшуюся любовь.

Все мы строим и, несомненно, построим. – Построим, построим… Подсекальников, персонаж гениальной пьесы Николая Эрдмана (1900–1970) «Самоубийца», говорил в аналогичных случаях нечто вроде: «Да, я читал об этом в „Известиях“, но думаю, что скоро будет опровержение».

И от избытка чувств подруги целовались. – Ушлым современным читателям не советую искать здесь лесбийских мотивов, все это тогда было безвинно, просто.

– Тащится! – В те времена этот глагол имел всего лишь один смысл – «идет медленно, еле-еле переставляя ноги». Свой универсальный смысл он приобрел у наркоманов чуть позже. Тогда вообще наркотики не в моде были среди молодежи…

…ланолиновым кремом… – Ланолин (от лат. lana– шерсть) – густой жир, добываемый из овечьего жиропота, употребляется для изготовления медицинских и косметических мазей. Очень был популярен тогда, когда других кремов практически не было. Не то что сейчас, когда по телевизору какие-то рекламные бабенки все время уныло повторяют: «Я этого достойна», демонстрируя на себе различные пахучие притирания.

Шибко – очень, слишком (сиб.).