Калейдоскоп
Шрифт:
— А может, предоставить этот выбор ей? Вы сказали, что она в Кентукки?
— Да, в Аппалачах. Заканчивает там ординатуру. Она врач-акушер.
Ревекка сообщила это с гордостью, в то же время с открытой враждебностью глядя на Джона.
— Можно с ней переговорить?
Для него это была формальность, но Ревекка неожиданно восприняла происходящее как оскорбление. Она чуть не подпрыгнула от возмущения.
— Нет, нельзя, мистер Чепмен! Неужели вы думаете, что мы по прошествии стольких лет захотим причинить Меган такую боль? Вам известны обстоятельства смерти ее родителей?
— Да. А Меган они известны?
— Конечно,
У Джона замерло сердце. «Как они могли не сказать ей? — думал он. — Такие борцы за свободу личности, вольнодумцы, и не сказали об удочерении! Это сильно осложняет дело».
— У вас есть другие дети, миссис Абрамс?
— Нет. Меган наш единственный ребенок, мы взяли ее малюткой и не считали нужным ставить ее в известность, что она нам не родная, когда девочка подросла.
— Не пожелали бы вы сейчас это сделать?
Он заглянул ей в глаза и испугался их выражения. Ревекка Абрамс явно не собиралась облегчать ему задачу.
Но по крайней мере он теперь знал, где находится Меган. В случае чего можно будет разыскать ее в Кентукки. Как бы это ни было жестоко, она имеет право знать о существовании сестер.
После долгого колебания Ревекка сказала:
— Не знаю, мистер Чепмен. Думаю, что нет. Мне надо обсудить это с мужем, а прежде с его врачом. Дэвид нездоров, я не хочу его расстраивать.
— Понимаю. Вы дадите мне знать через день или два? Я остановился в гостинице «Марк Хопкинс».
— Я дам вам знать, когда смогу это сделать… — Она встала, давая понять, что беседа окончена, и имела при этом такой официальный вид, как будто на ней был синий костюм в полоску. — Может, вы пока вернетесь в Нью-Йорк?
— Я лучше подожду здесь, на случай, если ваш муж захочет со мной увидеться.
— Я вам сообщу.
Она подала ему руку на прощание, но смотрела при этом холодно. Проводив Джона до двери, Ревекка вернулась за свой письменный стол, уронила голову на руки и заплакала.
Прошло тридцать лет, а они все еще пытались отнять у нее ребенка, хотели пробудить у Меган интерес к вещам, о которых она никогда не знала, познакомить с родственниками, по которым она никогда не тосковала.
Это было несправедливо после всего, что они с Дэвидом для нее сделали, принимая во внимание огромную любовь, которую к ней питали.
В тот же вечер Ревекка зашла к врачу, который счел, что состояние Дэвида позволяет сообщить ему о визите Чепмена.
Но она целых два дня собиралась с духом, пока наконец не рассказала все мужу, горько при этом плача в его объятиях, изливая все свои страхи. Дэвид гладил ее седые волосы, прижимал к себе и шептал ласковые слова утешения.
— Никто не собирается отбирать у нас Мег, дорогая. Это невозможно.
Дэвиду было жаль супругу. Когда Меган была маленькой, Ревекка боялась того же. Она всегда хотела, чтобы Меган принадлежала только им, и больше никому.
— А вдруг она захочет знать все о своих настоящих родителях?
— Что ж, мы ей расскажем.
— А если она после этого станет к нам иначе относиться?
— Это невозможно, Векки. С какой стати? Она нас любит. Мы ее полноправные родители. Меган никогда не станет этого отрицать. Но это не значит, что она не захочет познакомиться со своими сестрами. Если бы мне
завтра кто-то сказал, что у меня было две сестры, которых я не знаю, я тоже захотел бы их повидать, но от этого не стал бы меньше любить тебя или Меган.Однако страх Ревекки не проходил, и они проговорили до поздней ночи. Дэвид считал, что они обязаны сказать Меган, Ревекка же — что тайну следует сохранить. Обсуждение проблемы заняло у супругов Абрамсов весь следующий день.
Когда они наконец позвонили, Джон облегченно вздохнул. Он уже извелся в своем гостиничном номере, но не хотел уезжать, не зная результата, и не хотел торопить Абрамсов.
Ревекка пригласила его приехать вечером к ним домой. Втроем они долго говорили о том, как трудно по прошествии стольких лет сообщить Меган, что она была удочерена. Ревекка еще была полна опасений, но Дэвид был тверд и поддерживал Джона.
Он только попросил предоставить им возможность самим поговорить с Меган, причем не по телефону, а непосредственно.
Через две недели она должна была приехать в короткий отпуск, тогда бы и представилась возможность для разговора. Абрамсы обещали сразу после этого позвонить ему в Нью-Йорк.
Затем могли бы состояться и беседа Джона с Меган, и определение даты встречи, которой так хотел Артур Паттерсон.
Джону ничего не оставалось, как принять эти условия; впрочем, он сам желал наилучшего для Меган и ее приемных родителей варианта.
К выходным Джон вернулся в Нью-Йорк и сразу позвонил Артуру домой. Дела у того были совсем плохи, Джон знал, что он уже не ходит на работу.
Артур неохотно согласился две недели подождать звонка Абрамсов и выразил надежду, что успеет завершить свою миссию.
— Что еще осталось сделать? — поинтересовался он у Джона.
— Дождаться от них известия. После чего я обговорю с Меган и ее сестрами дату встречи. Александра готова прибыть по первому звонку. Надо еще побеседовать с Хилари, но я это сделаю в последнюю минуту… — Он инстинктивно чувствовал, что чем позже такая беседа состоится, тем больше вероятность участия Хилари во встрече сестер. — Таким образом, у нас в запасе дне недели. Я вам сообщу, если что-то появится раньше.
— Спасибо, Джоя, — поблагодарил Артур и неожиданно добавил:
— Ты хорошо поработал. Я изумлен, что ты их разыскал.
— Я тоже, — улыбнулся Джон на своем конце провода и подумал: «Через пару недель они опять будут вместе, и моя работа закончится…»
Отчасти он сожалел об этом, отчасти же чувствовал облегчение. Он вспомнил слова Элоизы, сказанные за ленчем: «Надо закончить работу… и все уйдет».
Глава 25
Абрамсы позвонили через две с половиной недели. По напряжению в голосе Дэвида Джон понял, как нелегко им было говорить с дочерью.
— Меган восприняла это как надо… — Дэвид осекся. — Мы ею очень гордимся… всегда гордились. — И продолжил уже более спокойно:
— Она сказала, что сама позвонит вам, когда вернется в Кентукки, если вы хотите поговорить с ней.
— А нельзя ли побеседовать с Меган прямо сейчас? — осторожно поинтересовался Джон.
Дэвид с кем-то посовещался, и в трубке раздался голос, который Джон сразу узнал. У Меган были те же интонации, что у Александры, тот же тембр, такой же смех, не было только французского акцента.