Калгари 88. Том 10

Из прихожки дверь вела в зал, обширную комнату, полную разных вещей. На стенах висели ковры, которые считались в СССР признаками богатства и роскоши. В зале стояла дорогая югославская стенка, рядом, на тумбочке, большой цветной телевизор «Витязь», за дверцами под ним, серебрился мощный магнитофон «Комета-225» с колонками и горкой кассет. Тут же уютно расположилась старинная ламповая радиола «Казахстан» на ножках и в лакированном корпусе, накрытая белой плетёной на коклюшках салфеткой. Вообще, плетёных салфеток здесь было много: на радиоле, на телевизоре, на трельяже, на стульях, на диванах и креслах, на подушках. Они закрывали всё более-менее ценное.

Напротив стенки стояла большая двуспальная кровать с лежащей грудой подушек, на которых опять же лежали плетёные салфетки. Рядом с кроватью диван и два кресла, закрытых покрывалами. На стене над креслами старинные, почти раритетные часы-ходики с кукушкой, которые нужно приводить в движение, перетягивая зелёные грузики с одной стороны на другую. Часы сейчас равномерно тикали «тик-так», а стрелка на циферблате домиком двигалась в такт этим звукам.

На стенах портреты Владимира Ильича Ленина и самой Антонины Никифоровны. Два портрета в военной форме, когда она была совсем молодой, и ещё одно фото, сделанное в Кремлёвском дворце съездов, на 27 съезде партии, где она была в костюме и с наградными планками на груди. А ещё портрет молодцеватого вида военного, сначала видимо, чёрно-белый, но позже раскрашенный в частично цветной. Неужели это дед? Это и есть сам Хмельницкий? Кажется, так и есть, судя по чертам лица. Было в них что-то неуловимо напоминающее Люську Хмельницкую. Чёрные кудрявые волосы, глаза и густые чёрные брови! Красавец! Но что же с ним случилось? Где он? Почему его нет в живых? Форма на фото была кажется, или военная или послевоенная, явно не современная.

Рядом с портретом деда стоял книжный шкаф. По всему видно, что бабушка сильно увлекалась чтением. Каких только книг здесь не было: от русских классиков Пушкина, Толстого, Лермонтова, Тургенева, Чехова до классиков советского и военного реализма Горького, Маяковского, Фадеева, Шолохова, Островского, Твардовского, Гайдара. На отдельной полке стояли книги с фантастикой и детективами.

— Это мои книги, — рассмеялась Дарья Леонидовна, увидевшая, что Арина смотрит на эту полку. — Мама мне выделила отдельную полку для моих финтифлюшек, как она выражалась.

— Однако заметь, я тебе читать их не запрещала, — улыбнулась в ответ Антонина Никифоровна. — Да я и сама втихаря их как-нибудь начну читать, потом брошу, потом забуду, потом снова начну.

Из зала влево вела дверь в единственную спальню, которая, похоже, и принадлежала Дарье Леонидовне. Арина вошла в неё и огляделась. Обстановка достаточно скромная. Белёные стены с потолками, как и везде, пластиковая люстра. Деревянная кровать, закрытая покрывалом, салфетка на подушке, на полу перед кроватью домотканый половик. Письменный стол с настольной лампой, несколько книг на столе и платяной шкаф. Два стула с мягкими сидушками. Вот и вся обстановочка. Впрочем, невзирая на достаточно скромное убранство, комната до боли напоминала комнату Люськи Хмельницкой, хоть та и находилась в квартире с улучшенной планировкой, разве что в Екатинске мебель посовременнее, вид из окна другой, батарея у окна и магнитофон на столе. Слишком больших различий не было.

— Люся, ты, как всегда, в моей комнате расположишься? — полуутвердительно спросила Дарья Леонидовна.

— Да, наверное, — пробормотала Арина, и положила спортивную сумку на пол.

— Как хорошо, что вы приехали, — в очередной раз мечтательно сказала бабушка. — Соскучилась по вам. А сейчас вы, наверное, уже устали, давайте поужинаем, а потом поговорим, голодный желудок разговора не имеет. Давайте, мойте руки и за стол.

— А… Туалет там? — робко спросила Арина и показала пальцем на улицу. Вот же блин, не успела зайти в дом, и сразу почувствовала, что как назло пи-пи захотелось. И немудрено, ведь ехали сюда 7 часов без малого, да ещё в дороге выпили бутылку газировки, заботливо открытую соседом по автобусу.

— Ты как будто не знаешь, — улыбнулась Дарья Леонидовна. — Да, туалет там. Свет включается ты знаешь где.

— Что-что? М-м… — неуверенно промычала Арина и тут же нашлась, что сказать: — Я уже забыла.

— Перед тем как выйти из дома, выключатель справа, первый включает освещение перед домом, второй — освещение в туалете. Можешь надеть мои чуни, они чистые, — распорядилась бабушка и махнула рукой, показывая, что проблема не стоит и выеденного яйца, а сама отправилась накрывать на стол.

Арина осторожно надела резиновые калоши, которые видела только в старинных фильмах, и вышла на веранду. Время было примерно 21 час и солнце заходило за горизонт. Тени удлинились, на веранде и на дворе было темновато, да и прохладненько, май давал о себе знать.

Арина щёлкнула сначала одним выключателем, потом другим и вышла во двор. Сейчас она наконец-то ощутила разницу между и Екатинском и Буткой. Во-первых, здесь царила почти мёртвая тишина. Разве что был слышен периодический лай собак и подростковый смех где-то в 100 метрах от дома на улице. Иногда тарахтел далёкий мотоцикл. И всё! Ни шумов агрегатов ТЭЦ, которые слыхать на весь город, ни заводских гудков, ни автомобильных клаксонов, ни стука трамваев и поездов. А второе, причём более глобальное различие — это воздух. Воздух в Бутке был абсолютно свежий, именно такой, каким пахнет воздух в деревне в середине весны, когда уже начала появляться трава, когда цветут жарки и первая медуница. В общем, в воздухе висело именно то, что в классических книгах называют «запахом природы».

Однако деревня в этом времени сильно отличалась от деревень в 2022 году, по крайней мере, от тех, в которых бывала Арина. Там даже в деревне не было тишины. Постоянно орали в разных направлениях мотокосы и бензопилы, где-то громко играла музыка, орал и веселился подвыпивший народ, ездило много автомобилей, мотороллеров, мотоциклов и квадроциклов, на которых развлекался приезжий богатый люд. Тишины там не было совсем. Поэтому Арине показалось, как будто сейчас она попала в обитель тишины.

В туалете, несмотря на то что он находился на улице, было всё оборудовано относительно комфортно, стены оказались утеплённые фанерой, а само сооружение в виде рундука было закрыто крышкой от унитаза. Конечно, здесь бы не помешал освежитель воздуха и санитайзер, но как уж есть… Единственным средством гигиены был рулон дефицитной туалетной бумаги, что уже радовало. Всё-таки бабушка, несмотря на проживание в абсолютной глуши, умудрялась доставать относительно дефицитные вещи. Наверное, сказывалось то, что она работала директором совхоза, часто моталась в Свердловск, где наверняка у неё были хорошие связи.

После посещения сортира Арина более детально рассмотрела участок. Он был по-деревенски приличного размера, не менее 15 соток. Причём было видно, что половину из них занимают фруктовые деревья и ягодные кусты, в это время уже начавшие кудрявиться молодой листвой. На остальной части земля ещё была не вспахана, а овощные грядки не вскопаны, время для них ещё не пришло.

Ещё раз окинув взглядом жилище бабушки, Арина мысленно признала, что оно вполне нормальное, за исключением санитарных и бытовых неудобств, и вернулась в дом, где её ждал сытный деревенский ужин.

Глава 10 Хмельницкие. Кто это?

Ужин Антонина Никифоровна приготовила по-деревенски сытный и обильный.

— Так! Я знаю что вы постоянно худеете, но у меня про это чтоб забыли! — уверенно заявила Антонина Никифоровна. — Вы у меня в гостях, а у меня ваших городских разносолов, знаете ли, нету. Что вырастили, то и едим.

А выращивали, судя по столу, очень много. На столе, накрытом белой домотканой скатертью, стояли множество тарелочек с самыми разнообразными блюдами, многие из которых по вкусу были неизвестны Арине. Маринованные огурцы и помидоры, маринованная капуста с перцем, солёные грибы, по виду белые грузди, маринованный головками молодой чеснок, варёная круглая картошка. На большом плетёном блюде ломти чёрного хлеба. Солёное толстенное розовое сало, посыпанное чесноком и хрусткой солью, домашний свиной балык, куски холодной утки, домашняя сырокопчёная колбаса. Но самое главное блюдо находилось посреди стола, в большой, чёрной от многочисленной жарки и убежавшего жира, чугунной сковородке. Жареная картошка с мясом и луком.