Калифорнийская славянка

– Поможем, Алёна, в твоих заботах. Одну не оставим. Селитесь рядом с нами. Пусть твои индейцы страха не имеют. И провизией тоже поможем, – пообещал Кусков.

– А ведь мы тоже собрались вам помогать крепость строить. Гонец ко мне был от вождя мивока Валениллы. Так что поможем, чем сможем. За помощь же в обустройстве нового селения премного будем благодарны, Иван Александрович.

– Но уходить-то тебе от своих индейцев когда-никогда всё равно придётся. Не будешь ведь ты у них вечным вождём, – сказал Иван.

– Я знаю, Ванечка, и каждый день думаю об этом. А как сделать – ума не приложу.

– Придумаем что-нибудь, – уверенно произнёс Иван.

– Придумаем, придумаем, – согласился Кусков.

Алёна поднялась с постели, оглядела всех и решительно сказала:

– А теперь… Вы простите меня, Ванечка, Иван Александрович, но мне надобно к людям моим. Поглядеть, что да как. А потом я опять к вам приду, и мы ещё поговорим.

– Надо, так надо, – сказал Иван. – Теперь и на душе благодать, что ты жива-здорова.

– Маня, собери старейшин наших, – обернулась Алёна к Манефе, и они вышли из палатки.

Глава девятая

На стройке русской крепости людно и шумно: стучат топоры, кричат люди, визжат пилы. Слышится: «Эй, взяли!», «Эй, ещё разок!» на таске новых брёвен и подъёме их на срубы. Только теперь брёвна волокут ещё и на лошадях, которых отдала строителям Алёна. Подводится под крышу храм, возле которого хлопочет отец Никодим со своим дьяконом Василием. А когда наступил час отдыха и перерыв в работе, к нему робко подошёл Фёдор-рудознатец.

– Батюшка, – сказал он – дозволь слово молвить.

Отец Никодим глянул на Фёдора несколько удивлённо.

– Да кто же тебе запрещает, брат Фёдор? Говори, с чем пришёл.

– Так это,… – подбирая слова, молвил рудознатец. – Жениться я, батюшка, надумал.

– Ну что же… Дело это богоугодное. Приходи с невестой, когда храм построим… А кто она, невеста? – заинтересовался отец Никодим. – Мы, вроде, наших девок сюда не брали.

– Она из местных… Так что некрещёная невеста-то. Вот она. С собой привёл, Феней звать.

Из-за спины Федора выглянула, а затем вышла индеанка, почти что голая, лишь в одной повязке вокруг тёмнокожих бёдер.

– А-а, – заулыбался отец Никодим. – Как же я сразу не догадался. Конечно, конечно, сперва окреститься ей надобно, потом приодеться, да и под венец. Платье для неё найдем. А она-то согласна ли?

– Согласна, согласна. Мы уже и у вождя ихнего были, и у Ивана Александровича Кускова я разрешения спрашивал. Всё по согласию.

– Тогда завтра и приходите в нашу походную церковь, – кивнул отец Никодим в сторону стоявшей рядом палатки, над которой возвышался православный крест. – Окрестим твою невесту. А храм достроим, тогда и обвенчаем. Согласна ли? – спросил отец Никодим девушку.

И хотя она ни слова не поняла, но заулыбалась и закивала головой.

– Федья мой, Федья мой.

– Да твой я, Феня, твой… Никуда теперь не денешься…

…После многотрудного дня Алёна и Иван сидели, обнявшись, в палатке рудознатцев, у входа которой снаружи устроилась прямо на земле Манефа.

– Я так тебя ждала, Ванечка, так ждала, – говорила Алёна. – Надеялась и молилась.

– А я искал тебя повсюду. У всех мореходов, которые к нам в Ново-Архангельск заходили, спрашивал. И тоже молился, Алёнушка.

– Вот Господь и услышал наши молитвы. Ведь это просто чудо – так нам повстречаться. Такое бывает только по велению Божьему.

– Всё так, Алёнушка, – согласился Иван. – Сказано ведь в Писании, что пути Господни неисповедимы… Теперь нам думать надобно, как вместе быть и больше никогда не разлучаться.

– А я уже придумала, Ваня, – вдруг сказала Алёна.

– Придумала? – удивился Иван. – А ну, сказывай немедля!

– Тятенька мой ушёл с продуктами на «Чирикове» домой в Ново-Архангельск.

– Знаю. Ну и что?

– Иван Александрович Кусков мне сказывал, что тятя сюда опять придёт в августе. Загрузит здесь провизии и пойдёт на Гавайские острова. Тамошний король давно зовёт его через иностранцев компанейских. Много соли обещал дать. А оттуда тятя опять в Ново-Архангельск пойдёт.

– Ну и что же? – всё ещё не понимал Иван.

– Как что, Ваня! Мы с тятей пойдём на те острова, потом на Ситху. Мне охота маменьку повидать, да брата с сестрицей. Я по ним соскучилась, да и тятеньку тут не увидела.

– А как же твои индейцы? Как ты с ними расставаться будешь?

– Я стариков с шаманом соберу и скажу им, что меня отец мой, а для них бог морской, обратно к себе зовёт. И уйду опять в океанские волны. Это для них понятно будет.

– А для нас? Где нам-то быть с отцом твоим?

– Все просто, Ваня… Ты меня где-нибудь за скалой на баркасе ждать будешь и на судно тятино доставишь… Хорошо я придумала?

– Куда как добро. Но что мы с тобой в Ново-Архангельске делать будем?

– Опять сюда придём. Здесь мне больно уж понравилось.

– Мне тоже место сие по душе пришлось. А ежели увидят тебя здесь индейцы твои?

– Тогда у меня будет другая жизнь, Ванечка. С тобой. И у них тоже, с новым вождём. Да и далеко они от нас жить будут. Времени же много пройдёт, и все изменится. Но, главное, что они под защитой наших людей будут. Лучшего я им дать ничего не могу.

– Всё так, Алёна. Только вот как дело-то мое рудознатское? Ты об этом подумала?

– А как же. Конечно подумала. За тебя тут твой помощник Федя останется. Мы о том с Иваном Александровичем договоримся, я думаю.

– А Манефа? Что с ней будет?

– Она тут, в крепости жить останется. Может замуж тут за кого выйдет. Может, на Кадьяк захочет вернуться – дело её. Она свободна.

– Какая ты у меня ладная да рассудительная.

– Потому, что люблю тебя, Ванечка. И не хочу больше с тобой расставаться.

– И я тоже, Алёнушка…А не забыла ли ты, что мы с тобой недовенчались?