Калинова яма

Они явно видели Аугусто. Хоакина, скорее всего, тоже успели заметить. На его счастье, он стоял с противоположной стороны опоры.

Я снова обернулся назад. Надо было как-то подать знак, но республиканцы могли заметить это. Черт, вот же ситуация. Мое сердце заколотилось, как бешеное, в глаза лезли капли пота. Зараза, они же видят Аугусто! Видит ли их Вито? Вряд ли, они отлично спрятались за кустами. Если даже я так долго не мог их заметить. Видимо, они уже долго следили здесь за нами.

Я беззвучно выругался в холодную слякоть, положил палец на спусковой крючок и прицелился в командира. Лучший знак для Хоакина и Аугусто – это стрельба, размышлял я. Они парни неглупые и сразу смекнут, что нужно без лишних мыслей прыгать в воду и добираться до берега. Если я убью командира, солдаты придут в замешательство, а там можно и остальных положить. Вито тоже услышит стрельбу и прикроет меня.

Краем глаза я заметил шевеление на склоне холма.

Да что ж такое!

По холму в нашу сторону спускался отряд из дюжины солдат. Они были в шинелях и в касках, за плечами висели винтовки. Видимо, просто патруль.

Я снова грязно выругался. Если они услышат стрельбу, то тут же окажутся здесь. А с ними уже и вся дивизия. Вся чертова 14-я дивизия Сиприано, мать его, Мера.

Все решилось без моего участия.

Со стороны кустов хлопнули два выстрела.

Я быстро обернулся назад. Аугусто больше не полз вперед. Он лежал ничком на мосту, перед ним валялась сумка, из которой вывалились два куска динамита.

Из-за насыпи, где лежал Вито, прогремел ответный выстрел. Хоакин выглянул из-за опоры, выматерился и продолжил приматывать динамит, еще сильнее прижавшись к колонне.

Я прицелился в командира и нажал на спусковой крючок. Слишком дрожали руки: его не задело, но один из солдат рухнул лицом вниз. Они залегли.

Я быстро отполз назад и оказался почти у берега. В мою сторону начали стрелять, я услышал несколько ружейных хлопков и очередь из пистолета-пулемета. Выглянул из-за укрытия: солдаты на холме сняли винтовки с плеч и побежали в нашу сторону. На самом холме появились еще несколько темных фигур.

У Аугусто за поясом была граната, вспомнил я. Если взорвется динамит, сдетонирует и она. Это добавит взрыву мощности.

Хоакин высунулся из-за опоры, поднял руку в знак готовности, вскинул на плечо карабин и прыгнул в воду. Прикрепил взрывчатку. Молодец, подумал я, теперь доберись до берега.

Со стороны кустов снова начали стрелять – уже по реке. Вито продолжал вести огонь. Я направил ствол в сторону противника и дал очередь вслепую. Снова откатился назад: надо мной засвистели пули.

По мосту дороги не было – верная смерть. Только вплавь. Я увидел, как плыл Хоакин: его шинель распласталась на воде, он явно захлебывался.

Мне нужно было скорее уходить вслед за ними, но в мою сторону палили. Солдаты, которых я заметил на холме, уже вот-вот будут здесь. Я перекатился влево, ближе к мосту, снова высунулся, быстро прицелился в одну из серых фигур, бежавших в нашу сторону, и спустил курок. Солдат вскрикнул и нелепо завалился набок.

Я скатился вниз по берегу и побежал к воде. Сзади снова затрещали выстрелы, и мою ногу вдруг обожгло резким ударом.

Я закричал и свалился в грязь. Зарычал от боли, крепко сжал зубы и пополз под мост. Нога не слушалась, штанину заливало горячей кровью. Я заполз под мост, перевернулся на спину и направил дуло вверх – туда, откуда могли прибежать.

С нашего берега я слышал, как Вито ведет огонь по врагу и кричит «chupame la verga!» [10]

Выстрелы со стороны холма стихли. Неужели Вито уложил их? Я понял – это мой шанс, пока не подбежал патруль. Я подтянул простреленную ногу, с трудом попытался встать и на карачках пополз к воде. Сзади послышался топот сапог.

Обернувшись, я тут же получил мощный удар в челюсть рукоятью револьвера и свалился в воду у кромки берега. На меня навалилось сильное тело в шинели, и я увидел лицо: это был тот самый командир с орлиным носом, его лицо перекосила гримаса злобы. Он вцепился пальцами в шею и начал душить меня. Я попытался разжать его руки – это было невозможно. Он смотрел прямо мне в глаза, и его лицо было совсем близко, я видел его черные зрачки и чуял запах из его открытого в злобном рычании рта.

10

Труднопереводимое испанское ругательство – «козлы», «ублюдки», «пидарасы» и т.п. в зависимости от контекста.

Я скользнул рукой к окровавленному сапогу, быстрым движением выхватил нож и всадил его командиру в глаз.

Он заревел и схватился за лицо.

Я высвободился из-под него, подхватил «Бергманн» и снова пополз к воде.

– Cabrones! [11] – раздался сзади нечеловеческий рев.

Я оглянулся: командир держался за окровавленное лицо, из которого торчала рукоять моего ножа, катался по земле и зверски кричал, повторяя одно и то же слово.

– Cabrones! Cabrones! Cabrones!

11

«Отсоси!» (исп.)

Я заполз в реку, не чувствуя ни боли, ни холода, срывая шинель, добрался до первой опоры, поплыл, загребая одной рукой – в другой был «Бергманн» – и снова услышал выстрелы в мою сторону. Пули ударялись о бетон, попадали в воду. У дальней опоры моста плавала шинель Хоакина, самого его не было видно. Захлебываясь, я доплыл до середины моста и услышал голос Вито:

– Быстрее! Мы уложили этих шестерых, но теперь там солдаты, и еще целая толпа спускается с холма, на дороге танки!

Значит, шестерых, подумал я и поплыл изо всех сил.

– Cabrones! – доносилось сзади.

Когда я доплыл до опоры, возле которой плавала шинель Хоакина, я понял, что ошибся. Это был Хоакин. Он медленно погружался в воду с простреленной головой, широко расставив руки и глядя в никуда остекленевшими глазами. Вокруг расплывалось красное.

Я сначала подумал, что его тело надо вытащить на берег, но выстрелы стали чаще и точнее: одна из пуль ударилась в бетон прямо над моей головой. Я поплыл дальше.

Нащупав ногами дно, я попытался побежать, но забыл о простреленной ноге: пришлось плыть дальше, а из реки выползать уже на карачках, со всей скоростью, с какой только мог.

Я обернулся. На противоположном берегу засела цепь республиканцев, около двух десятков. И это только с одной стороны. Над командиром с ножом в глазу склонились двое – он был еще жив и продолжал кричать. Еще как минимум два взвода бегом спускались с холма. По правой дороге к мосту медленно подъезжал танк. Вито говорил о них во множественном числе – значит, не один.

– Взрывай! Взрывай к чертям! – я попытался крикнуть как можно громче, но из-за холодной воды и одышки мой голос стал похож на беспомощный хрип, и я закричал что было сил, срывая связки. – Взрывай!