Каллиграф
Шрифт:
Люси медленно и размеренно моргала, словно считая движения век. Я опасался, что за ее спокойствием скрывается десяток штормов, борющихся с дюжиной ураганов. Мои немногочисленные уцелевшие «я», которые еще не умерли и не были ранены или полностью деморализованы случившимся, попытались слиться в единое целое, забившись в опустошенный угол моей размочаленной души. На решетке у ее ног я заметил совок, щетку и немного угля. Все собравшиеся во мне сущности всерьез обеспокоились.
Люси заметно похудела. Она выглядела более аскетичной, бледной и строгой – контуры скул заострились.
– Я хотела, чтобы ты знал, – сказала она наконец, ее губы двигались как-то замедленно, – что я была здесь. Я не должна была. Но я здесь.
Я мучительно собирал свои «Я».Она улыбнулась:
– Не беспокойся. Я не собираюсь бить тебя. Теперь я чувствую себя намного лучше, я даже не ожидала этого. Все нормально. Я рада, что пришла посмотреть на тебя.
Мне никак не удавалось восстановить ясность мысли. Я поднес руку к лицу, чтобы оценить, что осталось от моего носа. Из тумана выплывали некоторые вопросы:
– Сколько времени я здесь? Сколько времени ты… – Мой голос показался мне самому странным, хриплым и гнусавым, словно я находился на пике тяжелейшей простуды.
Она проигнорировала мои слова.
– Я знала, что ты будешь здесь. Я хотела прийти и убедиться, что со мной все в порядке, – знаешь – встретиться лицом к лицу. Я думаю, теперь со мной все хорошо. Кстати, ты выглядишь ужасно, Джаспер. Из носа кровь течет. И глаз заплыл.
С трудом преодолевая головокружение, я сел. Комната качалась и плыла у меня перед глазами.
– Я видела, что случилось с Селиной – ведь ее так зовут? – и с мужем Селины. Тебе повезло: повезло… что кто-то поймал тебя, иначе ты бы рухнул и ударился головой о стол. Ты мог бы подать на него в суд, – она улыбнулась, – только не проси меня быть твоим адвокатом.
Я покачал головой.
Она прикусила губу. Казалось, она внезапно приняла какое-то решение.
– Ладно, я лучше пойду, – она встала. – Прости, что звонила тебе. Я больше не буду. Я чувствую себя намного лучше, – на мгновение она заколебалась. – Но если… – она глубоко вздохнула, – … если позже – когда бы то ни было – ты захочешь позвонить мне – звони.
Я поднялся на ноги. Чувство вины квакало у меня в сердце, как огромная, распухшая жаба.
– Люси, послушай, мне очень жаль, что все так получилось. То, что случилось…
Но она уже стояла в дверях:
– Мне тоже жаль.
Некоторое время я не двигался с места. Оказалось, что стоять намного труднее, чем я мог себе представить. Комната вращалась – или, скорее, скользила против часовой стрелки. Я попытался представить себе, что она поворачивается по часовой, но эта идея не оправдала себя. Постепенно у меня сложилось впечатление, что больше всего мне хочется выпить. Боль, обжигавшая лицо, пронзавшая желудок, была невероятной. Я задумался о том, как найти других и что им сказать. Я высунул язык и медленно облизал верхнюю губу. Засохшая кровь. Я задумался о том, как найти других
и что им…В дверях появилась Мадлен. Она спешила, почти бежала ко мне. Брови ее были насуплены, губы плотно сжаты. Она несла вату и кусок мокрой фланели.
– Сядь.
Она заставила меня опуститься в кресло. Твердой, но заботливой рукой она начала вытирать мне лицо – Сестра Милосердия, опекающая самого своего закоренелого грешника, деловито, сосредоточенно и результативно.
– Голову назад, – распорядилась она.
Чернила перед моим мысленным взором растекались, и, заговорив, я не был уверен, что получатся слова:
– Где ты была?
– Ходила вот за этим, – она показала вату и мокрую ткань.
– Давно я здесь?
Ее ответ нельзя было назвать односложным, но и лишнего она тоже не сказала:
– Недолго. Минут двадцать максимум. Закрой глаза. Они собирались позвонить в больницу; но нашелся доктор, который помог перенести тебя сюда. Он сказал, что с тобой все будет в порядке. Тебе повезло. Нос не сломан, зубы не выбиты. А я успела поймать тебя, так что голову ты тоже не разбил.
– Спасибо, что поймала меня.
– Чистить твою рубашку – пустая трата времени Я чувствовал, что должен признаться ей.
– Знаешь, что…
– Расстегни воротник. Что?
Честность встала у меня костью поперек горла.
– Здесь одна из моих бывших подружек.
Мадлен продолжала вытирать кровь.
– Я заметила, – сказала она.
– Нет, не Селина.
– Нет?
– Нет. Селина никогда не была моей подружкой. Я имел в виду совсем другое. Она только что заходила сюда, но я понятия не имею, где она теперь.
Мадлен на мгновение остановилась и посмотрела мне в глаза. Ее красота поразила меня.
– М-да. И что она хотела сказать?
– Она немного странная.
– Так что она тебе сказала?
– Она сказала, что хотела прийти и убедиться, что все в порядке. Я в порядке. И она в порядке.
– И это все? – Я ошибочно принял ее тон за любопытство.
– Да. В общем и целом. Она сказала, что видела, как муж Селины ударил меня, и мне надо подать на него в суд.
– Что еще?
– Она хотела… сказать, что ей лучше и что больше не будет никаких молчаливых звонков.
– Молчаливых звонков?
– Она звонила и дышала в трубку.
– И это все, что она сказала.
– Все.
Мадлен снова посмотрела на меня. Она отложила в сторону вату и открыла бутылку с водой, а потом протянула бутылку мне:
– Пей.
Я сделал то, что мне было сказано.
– Итак, почему же ты назвал ее странной? – Мадлен забрала у меня бутылку и плеснула немного воды на фланель.
– Ой, как больно… Боже. Кровь все еще идет?
– Немного. Что ты имел в виду под словом «странная»?
– Не знаю… понимаешь, она такая хрупкая или что-то в этом роде. Когда мы расстались, она… была совсем потеряна, думаю так. Она постоянно звонила мне и ничего не говорила. Она обезумела.
Мадлен замерла.
– Все готово.
– Спасибо.
– Что ты ей сделал?
– Ничего.
– Да ладно, ты должен был что-то сделать. Люди просто так не впадают в безумие.