Камаль. Его черная любовь

– Увидел тебя и перехотел.

– Что перехотели?

– Подыхать, – он произносит это так серьезно, что я почти ему верю, но затем вспоминаю, что у него жар.

Когда за спиной лязгает дверь, я прошу еще немного времени!

– Пожалуйста! Я не успела зашить!

– Поторапливайся, албанская сучка! Засиделась здесь! – рявкают на меня. – Ему все равно подыхать скоро…

В этот раз я зашиваю рану очень быстро. За несколько месяцев пребывания здесь я почти научилась делать это красиво. Этот стойкий мужчина по имени Камаль стал моим учителем в этом непростом деле.

Я касаюсь его плеча, осторожно, чтобы не причинить лишней боли. Его кожа горячая, влажная от крови, но я не могу понять, это его кровь или чья-то еще.

– Извините… – мой голос дрожит, когда он вздрагивает от моего прикосновения.

– Мне не больно. Мазь твоя действует.

– Я рада… – шепчу почти беззвучно, пытаясь заставить свою руку не дрожать! – Вот и все…

Лязг цепей заставляет меня замереть. Руки пленника резко поднимаются вверх, и я даже не успеваю вскрикнуть, как оказываюсь в его железной хватке.

– А-а! – вырывается из меня вскрик.

Его пальцы сжимают мои запястья, а тело тянет меня вперед так резко, что я едва не падаю на него. Я упираюсь руками в его грудь, пытаюсь оттолкнуться, но он не дает мне ни малейшего шанса, роняя меня на свое тело!

Боже…

– Пустите! – отчаянно хриплю, но он только сильнее сжимает мои руки, а цепи глухо звенят при каждом его движении.

– За «албанскую сучку» я вытащу ему кишки и заставлю его их сожрать. Обещаю тебе, кудрявая…

Его лицо совсем близко, слишком близко. Я ощущаю тепло его дыхания на своей коже, а в чертовой попытке увернуться мои губы случайно касаются его лица.

И от этого скольжения моих губ по его острой щетине пульс начинает греметь в ушах!

Я чувствую, как мужчина напрягается. А потом он резко наклоняется, скользя по моей скуле острой обросшей щетиной, и все это заканчивается тем, что его губы впиваются в мои!

Мамочка!

Я задыхаюсь от остроты. От страха. И немножечко от боли…

Его поцелуй – это ярость, боль, ненависть. Он грубый, как его хватка на моей спине! Я до слез в глазах пытаюсь вырваться, но его цепи в одночасье становятся и моими цепями тоже…

– М-м-м! – болезненно мычу. Его поцелуй причиняет боль! Настоящую!

Его губы горячие, тяжелые, требовательные. Я чувствую, как по щеке катятся слезы. Запах крови, металла и свежего мяса становится единственным, что я ощущаю в своем рту, а вскоре и соль примешивается к горькому поцелую, и именно соль заставляет его отстраниться!

В его глазах, мама, настоящая черная мгла.

Черная, черная!

Я отшатываюсь, но упираюсь в его сцепленные руки за своей спиной, а его тело – оно настоящий кремень! Он так тяжело дышит, мама…

– Назови свое имя.

– Это запрещено…

– ИМЯ!

– Ева, – пищу тихо.

– Я приду за тобой ночью, Ева, – обещает он, поглаживая меня по щеке.

– Н-не надо! – запинаюсь, глотая слезы. – Не хочу, чтобы вы за мной приходили… Если вы решите уйти, меня здесь бросьте. Живую, пожалуйста.

– Собери вещи и жди в своей кровати. Я сам все сделаю. Твое дело – быть послушной, Ева. В Албании ведь этому учили? Тебя учили послушанию?

Я медленно киваю, дрожа всем телом. Учили. Розгами, цепями, голодом. Чем выше покорность, тем выше цена. Так отчим говорил перед тем, как продать нас с братом и выручить кругленькую сумму денег, и вот я здесь. В объятиях зверя с черными-черными глазами.

Удовлетворенно кивнув, Камаль жадно облизывает губы, на которых остался мой вкус…

Глава 2

За спиной раздается лязг двери, и в камеру заходят трое надзирателей. Уж не знаю, кому так насолил этот Камаль в прошлой жизни, но охраняют его сильно. Со складов ему ни за что не выбраться, если только он не сам дьявол!

Я в спешке пытаюсь отползти назад, но ничего не выходит! Я запуталась в цепях… боже… И пленный не спешит мне помочь. Он словно специально нарывается. Специально удерживает меня в кольце своих рук, будто хочет неприятности! Мне и себе…

– Смертник, ты совсем страх потерял?

Самый главный из надзирателей вытаскивает меня из-под Камаля, пнув его ногой, а затем смотрит то на меня, то на Камаля.

– Прикованный, а все равно полез?

– Он ничего не сделал! Это случайно вышло… – мой голос дрожит, и я облизываю губы со вкусом черной любви.

– Эй, ты слышал? – усмехается один из них, обращаясь к главному. – Наш «зверь» решил развлечься.

– Руки тянул? – хмурится главный. – Снимай его с цепи. Ночью посадим на электрический стул. Только разряды тока не перепутай, как в прошлый раз.

Они посмеиваются, вспоминая какой-то прошлый раз и явно наслаждаясь мучениями живого человека, а у меня мурашки по телу бегут. Я ведь не хотела такой участи для него! Боже…

– Не надо! Он ничего мне не сделал! – кричу сквозь басистый смех.

– Заткнись, если не хочешь получить, – говорит мне второй, не дожидаясь объяснений.

– Да, а вот с тобой, звереныш, мы разберемся. Ты слишком хорошо живешь, раз решил руки распускать. Секс с ней тебе не светит. Я себе ее давно присмотрел, – посмеивается главный, и мне становится тошно.

Он поднимает дубинку и, не раздумывая, со всей силы бьет Камаля в бок.

– Вставай давай! Электрический стул ждет, падла…

– Стойте! Не надо! – кричу я, но они даже не поворачиваются в мою сторону. Им нужен был лишь повод. Их работа – его мучения.

Главный хватает меня за локоть, вытаскивая из камеры. Я слабо сопротивляюсь, продолжая защищать мужчину, чей вкус остался на моих губах!

– Без меня сегодня, парни. Я устал. Лучше с албанской сучкой время проведу…

– Не трогайте меня! – я отшатываюсь от главного в сторону. То, что он давно положил на меня глаз, я узнала недавно, когда он пробрался в мою камеру посреди ночи. Тогда своими криками я подняла весь склад, но не уверена, что это сработает в следующий раз…

– Смотри не тронь ее. Хозяин насилие к бабе не поощряет, – предупреждают его.

Обернувшись, я успеваю лишь мельком увидеть, как Камаль оседает на пол. Это его привычное положение вот уже долгие годы, из которых я видела только четыре месяца. Он подвергался мучениям изо дня в день. Из ночи в ночь. На его месте я бы сломалась через неделю. Максимум – через две.

– Эй, кудрявая, – зовет главный. – Веди себя хорошо, если своего брата хочешь увидеть живым…

– Где он?! Почему вы не даете с ним увидеться?!