Камень Апокалипсиса

Стояло лето, и было жарко. Ему едва исполнилось десять. Еще один паренек, Майкл, приехал навестить свою бабушку, и оба семейства решили их познакомить. Мальчики подружились и как-то днем, в нескольких милях от Стамфорда, наткнулись на заброшенный карьер. Раздевшись до трусов, они с неровного, скалистого обрыва ныряли в этот явно бездонный пруд, чья темная прохладная вода заполнила рваную рану, оставшуюся от динамита и экскаваторов. После бесчисленных прыжков мальчики растянулись на горячем камне и, обсыхая под июльским солнцем, повели невинную болтовню о том, чье же ядро дало больше брызг. Это Майкл ему показал, как ныряют «ласточкой». Они по очереди становились на краю и, широко-широко раскинув руки, уходили в полет гигантскими птицами. Макферсон узнал, как надо напрячь мышцы, чтобы правильно сомкнуть ноги, вытянуть пальцы по струнке, запрокинуть голову и, прогнувшись в поясе, смотреть вверх, прямо в слепящее солнце. Он научился выжидать до самой последней секунды — вот-вот он приложится животом о воду! — и в этот критический миг резко сгибался и входил в пруд головой вперед, да так ловко, что худенькое тело подростка едва оставляло за собой ленивую рябь…

Макферсон отпустил перила и полетел. Падая внутрь банкетного зала, он раскинул руки, плотно сомкнул ноги, вытянул пальцы, запрокинул голову, отвел назад плечи и прогнулся в поясе. Молча. Сто килограммов его живого веса ударились о пластиковую столешницу в паре метров от стойки из полированной нержавейки. Ударились с такой немыслимой силой, что тело будто взорвалось изнутри — мозгами, костяной крошкой и кровавыми ошметками забрызгав перепуганных клиентов «Макдоналдса» вместе с их недоеденными бигмаками и жареным картофелем.

Теперь он свободен. Он уплатил по счетам.

2

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

Дожив до семидесяти двух лет, преподобный Дино Анджело Грассо определенно внушал достаточно уважения к своим годам и политическим связям в Католическом университете Америки — единственном колледже Соединенных Штатов, чью хартию выдал сам Ватикан, — чтобы не читать вступительных курсов по теологии. Впрочем, доктор Грассо, всемирно признанный эксперт по Ветхому Завету и библейским переводам, сам настоял на том, чтобы в каждом семестре преподавать как минимум по одному предмету начального уровня. Ему нравилось общаться с первокурсниками; он находил их религиозную наивность освежающей, а студенты, в свою очередь, из года в год называли его предмет самым любимым. Вот почему тот факт, что и на этой лекции не было ни единого отсутствующего, нисколько не удивил досточтимого клирика. В теме сегодняшнего занятия стояли чудеса (а если точнее, Мистические Стигматы), и Грассо безошибочно угадал: бывшие ученики дали понять новичкам, что такую лекцию пропускать не стоит.

Человеку постороннему, лишь на время посетившему студгородок, такая популярность могла бы показаться загадочной. С какой стороны ни возьми, доктор Грассо смотрелся просто дико. Во-первых, горб, а во-вторых, лысая тыквообразная голова столь огромного размера, что за него становилось страшно: того и гляди опрокинется. Еще он отличался расплющенным боксерским носом, удивительным левым глазом (жившим своей жизнью и вращавшимся куда и когда ему хотелось), изрытым оспинами лицом и противоестественно большим числом желтоватых зубов, едва помещавшихся в крошечном рту. И хотя душ он принимал ежедневно, от него постоянно исходил некий пряный запах, а дыхание отдавало луком. Правая нога была на пять сантиметров длиннее левой, да еще и левая рука с рождения сухая. Такое впечатление, что Всевышний решил поэкспериментировать с его телом, дабы выяснить, до какой степени из человека можно сделать инвалида. Тем не менее внутри сей гротескной оболочки помещался блестящий ученый и добросердечный человек, с энтузиазмом встречавший каждую утреннюю зарю.

В прошлом этого священника не имелось ничего, что могло бы оправдать такую жизнерадостность. Его родители были неграмотными рабочими с нищенской окраины Кассино, итальянского городка между Римом и Неаполем. Сам он был десятым по счету ребенком, причем мать, едва успев родить калеку, тут же решила его удавить, потому как знала, что он станет вечным камнем на шее у семьи. Но стоило ей опустить подушку на младенческое лицо, как верх взяла материнская вина. Словом, вместо этого она просто оставила ребенка у входа ближайшего католического монастыря. Выбрала бы она какую-то иную секту францисканцев, ее новорожденного сына отправили бы в один из неапольских приютов, под крылышко монахинь. Однако местное братство считало, что в жизни не бывает случайных совпадений и что всякое деяние спланировано Всевышним, а потому в ненужном родителям ребенке они усмотрели божественное повеление вырастить и воспитать подкидыша, как если бы он был покалеченным, выпавшим из гнезда птенцом.

Юные годы Грассо прошли под строгим надзором монахов. Детство, заполненное кропотливым трудом и вечными молитвами при постоянном одергивании и полном запрете каких-либо удовольствий. Ту любовь, что выпала на его долю, Грассо нашел в чтении Святого Писания и в своей пылкой вере, что Христу доступно то, что, судя по всему, не дано ни одному человеку: искренне любить маленького Дино. К шести годам он понял, что с рождения оказался нежеланным ребенком, и по ночам, забившись в убогую келью, задавался вопросом, уж не был ли поступок его родителей предопределен изначально, нет ли здесь какого-то Божественного промысла. Оставаясь наедине со своими мыслями, он убедил самого себя, что Всемогущий создал его для некой задачи, что у родителей просто не было выбора. Словно пешек, их неисповедимо подвинула длань Господня. И точно так же его физические недостатки были не чем иным, как испытанием, своего рода подготовкой. А раз их такое количество, то — пришел мальчик к заключению — задача, к которой предназначал его Бог, должна быть поистине грандиозной.

Шли годы. Грассо добросовестно готовился и терпеливо ждал, когда же Вседержитель раскроет ему суть той секретной миссии, которую он один способен выполнить. К подростковому возрасту он уже обладал могучим интеллектом. Свободно говорил на пяти языках, читал по-латыни и на греческом. В девятнадцать лет монахи организовали для него переезд в Рим, где он получил должность исследователя при Тайном архиве Ватикана. Идеальное решение по всем статьям: теперь церковь могла пользоваться плодами его блестящего ума, не выставляя на всеобщее обозрение уродство. Запрятанный в чреве архива, Грассо с головой ушел в древние рукописи, да с такой страстью, что порой забывал о времени и не отрывался от манускриптов сутками напролет. Именно в ту пору он овладел арамейским, затем быстро освоил иврит (на тексте Премудростей Бен-Сиры, или Иисуса, сына Сирахова), а затем и прочие древние книги, которые в библейских студиях считаются элементарным введением к пониманию истоков христианства.

В возрасте двадцати одного года Грассо вызвал некоторый переполох среди ватиканских ученых, написав статью, ставящую под сомнение репутацию церкви Святого Антония возле итальянского города Ла-Специя. Сюда столетиями приходили благочестивые пилигримы, чтобы увидеть раку с мощами: крошечный фрагмент кости, якобы от ноги этого святого. Здесь явилась миру чуть ли не сотня чудес, и когда Грассо побывал на месте сам, то увидел ворота, украшенные костылями излеченных инвалидов. Кропотливая работа молодого исследователя показала, что кость принадлежит вовсе не святому Антонию. Выяснилось, что в девятом столетии некий мошенник, выдававший себя за монаха, откопал скелет местного крестьянина и раздробил его кости на мелкие кусочки. Священник Ла-Специи потратил практически все средства своего и без того нищего прихода на покупку святыни и поверил в ее подлинность, узрев чудо через три дня после выставления мощей. Дело было так: в церковь ворвались перепуганные родители, на руках неся своего потерявшего сознание сына. Оказывается, ребенок ковырялся на поле и вдруг упал, содрогаясь в конвульсиях. Родители решили, что он выкопал демона. Сжимая в руках мощи, священник воззвал к святому Антонию с просьбой изгнать нечистого, и спустя буквально пару секунд мальчик пришел в себя, ничего не помня о случившемся. Новость о чудесном изгнании бесовской силы волной прокатилась по Италии, и с каждым пересказом легенда обрастала новыми подробностями.

Исследования Грассо показали, что у ребенка был просто эпилептический припадок. Докладную записку по инстанции направили в комиссию папских прелатов, чья работа заключалась в разборе сообщений о сверхъестественных явлениях. Не прошло и трех лет, как Грассо получил письмо, где комиссия благодарила его за впечатляющее научное достижение. В частности, в послании говорилось:

Нет богохульства в том, что искренняя вера столетиями служит источником ошибок. Привязанность к мощам, как и в случае этой кости, зачастую глубоко укореняется в сердцах крестьянства, и мы не можем просто отмахнуться от них, не вызвав скандала и народных волнений, пусть даже наши исследования доказывают фальшивость некоторых «святынь». Таким образом, имеются все основания, чтобы папский престол и впредь разрешал существование культа ряда сомнительных древних мощей.

Статью Грассо заперли в той секции Тайного архива, где хранились рукописи, считавшиеся неподходящими для публичного распространения.

Молодой ученый не стал жаловаться. Он верил в мудрость папского престола. Впрочем, этот инцидент заставил его задуматься: сколько еще чудес на поверку являются фальшивыми, сколько еще древних святынь сфабриковано? К тридцати годам он едва не пережил кризис веры, но тут вмешался Бог. Грассо узрел знак, который стер все его сомнения. Он стал свидетелем чуда.

Пожилой профессор традиционно начинал свою лекцию о Мистических Стигматах с изложения официальной позиции Ватикана в отношении необъяснимых явлений. Дар чуда, по словам церкви, имеет свои истоки в Первом послании святого Павла к коринфянам, где указывается, что Святой Дух награждает экстраординарными способностями избранных верующих. Речь идет об очень редком даре, доступном только крошечной горстке людей, причем почти во всех случаях он служит для того, чтобы такие богоизбранники помогали ближним. В греческом языке эти способности именуются харизмата, или, на техническом жаргоне теологии, gratiae gratis datae (благодать бескорыстная) в отличие от gratiae gratum facientes (благодать во имя личного спасения).