Камень королей
Шрифт:
Виньес шарахнулся от вора, как будто его огрели хлыстом. Сони одернул рубашку, выбившуюся из-под жилета, и невольно коснулся шеи, а потом повернулся к Калену. Командир печально смотрел на город, опершись на посох; ветер кидал ему в лицо растрепанные пряди, но он их не убирал.
— Мы ничего не можем сделать для этих людей. Идти в город опасно, поэтому выберемся на тракт и смешаемся с беженцами. Наша задача — предстать перед истинным королем и доложить о неудаче. Если он пожелает отослать нас обратно и сражаться с када-ра, мы выполним его приказ.
Закончив говорить, командир развернулся и стал спускаться с холма. Виньес сжал кулаки, однако ничего не возразил и последовал за ним. Через несколько мгновений на вершине холма остались лишь Сони
— Я уже видел такое, — вдруг сказал парень.
Сони удивленно посмотрел на него.
— Пять лет назад, когда мы противостояли Зандьеру, нас разослали в форты по всей стране. Рядом с моим стоял городок, Сайтинир, Сантинир, как-то так. Какого-то хрена тамошние лорды, вместо того чтобы спокойно отсидеться в погребе, решили сражаться с нами. Армии Зандьера пришлось брать город силой. Они больше пугали, конечно, но со стороны, особенно для новичка, каким я был, это выглядело жутко страшно. Почти как сейчас Аримин, — он пожевал нижнюю губу. — И мы, кстати, потеряли тот форт. Так что не первый раз куча людей гибнет по нашей вине, а мы ничем не можем им помочь. Еще одна причина, почему быть гвардейцем очень здорово. Келси она всегда бесила.
С этими словами он развернулся и начал потихоньку спускаться с вершины. Хорошо, что он не требовал никакой реакции на свое признание, потому что Сони, если честно, было глубоко наплевать, сколько людей погибло из-за гвардейцев. Даже если его официально примут в отряд, он не хотел догонять соратников по числу невинно убитых людей. К тому же он подозревал, что уже перегнал их этой ночью.
— Ох, Дженти, — прошептал Сони, глядя на пылающий Аримин. — Тебе стоило дать мне сдохнуть еще тогда, когда я должен был.
Брат, наверное, сбит с толку тем, как быстро меняются его просьбы. То он хочет жить, то он хочет, чтобы жили его друзья, а теперь, наоборот, вопрошает, какой Бездны его не пришибли еще пятнадцать лет назад. Но сейчас Сони и правда думал, что ему было бы лучше никогда не дожить до этого дня.
Они плелись по Ариминскому тракту уже несколько часов. Солнце, нисколько не смущаясь сильным ветром, нещадно жарило, словно перепутало юг с севером. Небо синело, как лазурь на могаредской мозаике. В такой день только танцевать в полях с симпатичными крестьяночками да попивать пиво в стогах сена, вдыхая терпкий аромат высушенной травы и сочного женского тела. Но для сенокоса было поздновато, а в ноздрях до сих пор стоял запах дыма с оставленных позади пожарищ Аримина.
Хорошая погода категорически не соответствовала тому, что Сони видел вокруг. Тракт наводняли беглецы из города. Кто-то, рискуя собственной жизнью и жизнями родных, успел нагрузить телегу и теперь спокойно катился по дороге, отгоняя любителей поживиться чужим добром. Кто-то брел на своих двоих, постоянно спотыкаясь и не глядя на окружающих. Кто-то собирался переждать нападение када-ра в деревне у двоюродного брата, а кто-то не знал, куда идти, потому что его дом сгорел, жену убили када-ра, а других родственников у него не было. Этих людей, таких разных, объединяло одно — все они были шокированы тем, что сегодня случилось, и никто не мог понять, почему проклятая напасть вдруг свалилась на них с треклятого неба. Сони, к великому сожалению, знал ответ, но не торопился никому об этом рассказывать.
Он обернулся к Калену, рядом с которым битый час бубнил Виньес. На отдалении от Аримина люди стали вести себя привычнее, начались даже грабежи, неизменно сопровождающие скопления народа. Шумящая толпа повлияла и на отряд — гвардейцы перестали сохранять гробовое молчание. Сони, которому оно еще утром не нравилось, переменил мнение. Когда Виньес молчит — уши отдыхают. И особенно не хочется его слушать, если он обсуждает твои ошибки.
Сони взглянул на спутников как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кален останавливается и раздраженно отчитывает подчиненного.
— Что мы можем сделать, Вин? Ты ему ничего не сказал о последствиях;
я ему ничего не сказал о последствиях. Нам и в голову не могло прийти, что подобное может произойти, так? Сожалеть нет смысла и к тому же поздно.Он говорил слишком громко, и несколько человек с подозрением на него скосились. Пусть Кален и перестал соскакивать с мысли после обеденного продолжительного отдыха, но он устал так, что с трудом владел собой. Плохо, очень плохо. Он недолго так продержится, однако поворачивать командир отказался, а воровать запретил, сказав, что они пока не настолько в чем-то нуждаются. Сони согласился, хотя состояние Калена его тревожило. Командир достаточно благоразумен, чтобы не довести себя до изнурения, а Сони и так чересчур много отобрал у людей на дороге.
Сбоку к нему пристроился Дьерд, помахавший какой-то семье, свернувшей с тракта на еле заметную тропу. Как только они исчезли из виду, ободряющая улыбка растворилась с его лица. Дьерд приставал почти к каждому, кто встречался на дороге. Если отряд не найдет попутчиков, то спокойно добраться до Серебряных Прудов им не светит.
— Ну что? — спросил Сони.
— Все то же самое. Боятся, что Дети Ночи нападут на горную деревушку, где они намереваются пересидеть, и надеются, что када-ра будут пировать в Аримине подольше, а потом улетят в Каснар. Там, дескать, народ пожирнее, да и вообще это наверняка каснарцы наслали на них злых духов.
Сони вздохнул. Действительно, то же самое. Беженцы в один голос во всех бедах обвиняли каснарцев, которые давно облизывались на кинамский Север. Одного бедолагу уже закидали камнями — гвардейцы час назад прошли мимо толпы, которая глумилась над его трупом. Расправы над несчастными каснарцами, которым не повезло в этот момент находиться в Аримине, наверняка еще продолжатся.
В остальном печальные повести людей тоже разнились немного. Детей Ночи местный люд узнал почти сразу — здесь, на землях, которые когда-то разоряли создания Шасета, их помнили лучше, чем на Юге, который полнился историями о собственных чудовищах — хиарейзах и маргрешах. Када-ра напали внезапно, перед рассветом, когда город крепко спал. Некоторых разбудили крики соседей, а потом они увидели призрачные тени, некоторым пришлось хуже — они проснулись от предсмертных хрипов своих супругов или детей. Разве что убийства люди описывали кто во что горазд: их соседа порвали на кровавые клочки; их бабушка через дыру в полу провалилась прямо в Бездну; нападали не тени, а ужасные клыкастые твари, которые проглатывали по трое человек одним глотком; и вовсе это были не огромные черные волки, а души попавших в Бездну преступников, которые поджигали дома и смеялись, наблюдая за тем, как гибнут живые люди.
Несмотря на все это безумие, оказалось довольно легко восстановить картину того, что происходило на самом деле. Пожары люди устраивали сами — от испуга роняли свечи и опрокидывали лучины. Тушить пламя никто и не думал — тут свою бы шкуру спасти и не потерять разум, когда повсюду носятся визжащие и шепчущие тени из Бездны. И, как выяснилось, если када-ра кого-то и убили, как Тэби, то таких было немного. Люди, умудрившиеся не потерять в том хаосе самообладание, признавались, что, покидая город, не видели на улицах настоящих мертвецов.
Однако как тогда нужно было называть жертв Детей Ночи? Ненастоящими мертвецами?
Мимо проехала повозка. Сони сразу ее оценил — крепкая, ухоженная, детали недавно заботливо смазаны маслом. Такая не будет принадлежать бедняку, но ее хозяева явно не пытались спасти в суматохе имущество. В середине пустой повозки лежал укутанный в шкуры мальчик. Угрюмый отец изредка стегал ленивую лошадь, скорее потому что привык это делать, а не потому, что хотел прибавить ходу. Растрепанная молодая мать в одной сорочке с накинутой на плечи шалью тихо плакала, называя сына по имени и время от времени сжимая его руку. Ребенок не откликался, глядя пустыми глазами в небо. Он шевелился, моргал, даже вскрикивал, если повозку сильно трясло, но делал это так, как будто забыл, как люди кричат.