Камень. Книга шестая

Завтрак съел без всякого удовольствия, просто запихивая в себя кашу, на двух занятиях опять просидел в телефоне, успев попереписываться с Алексией, которая сегодня вечером должна была прилететь с гастролей.

К обеду, слава богу, окончательно прошла голова, а вот общая вялость так никуда деваться и не собиралась. Да, что-то жестковато за меня Ванюша взялся, если мне, судя по предыдущему опыту, пару-тройку дней на восстановление потребуется. И вообще, лучше бы мне с Прохором на дворцовых тренироваться или полиции помогать преступных элементов задерживать, там хоть результаты видны. А что с Ваней? Три минуты, и я в ауте! А так можно иногда чисто защиту отрабатывать и отдельным приемам у него поучиться. Ночью, вон, до того меня довел, аж поблазнилось, что я сумел его погасить! Приснится же такое! Где Ваня, а где я?

— Алексей Александрович, приветствуем! — к нашему с «мухоморами» отдельному столу подошли братья.

— Привет, — кивнул я, встал и поручкался с ними.

Полицейские встали вслед за мной и обозначили кивки, после чего уселись за стол и продолжили обедать, демонстративно не замечая великих князей.

— Что это ты такой вялый и задумчивый? — поинтересовался всегда жизнерадостный Александр.

— Спал плохо, — отмахнулся я.

— Это после ужина с Демидовыми? — усмехнулся он. — А то Женька тоже сегодня вся такая загадочная ходит.

— После него, — вздохнул я. — Князь Демидов умеет произвести впечатление.

— Это точно. Сегодня тебя в общаге опять не ждать?

— Не ждать. — Я покосился в сторону сидящих полицейских. — Меня с губы, похоже, вообще выпускать не собираются. Как, впрочем, и из училища отчислять. Но ничего, я обязательно что-нибудь придумаю, и мы с вами зажжем.

— К пятнице лучше готовься, зажигатель, — улыбался Николай. — И к субботе. А то нам Женька с Тамарой за последние дни уже все уши прожужжали с этим балом, а сами еще недавно идти не хотели.

— Будет исполнено, ваши императорские высочества, — вяло кивнул я. — К пятнице буду в форме. А в субботу на балу так и вообще для вас гопака спляшу…

— Ловим на слове!..

На четвертой паре мы с остальными курсантами, уже начинающими привыкать к тому, что я постоянно нахожусь под конвоем, спустились в подвал учебного корпуса, где, как оказалось, был устроен стрелковый тир. Уразаев, оставив остальных курсантов на инструкторов, повел меня в отдельную комнатку на инструктаж. Выслушав то, что знал и так, я расписался в специальном журнале и был отправлен на исходный рубеж, где и стал дожидаться своей очереди на выполнение упражнения из АПС на пятьдесят метров.

Курсанты, понятно, были возбуждены: хоть какое-то развлечение посреди серых будней постоянной учебы. Я же, настрелявшийся в Ясенево до кругов перед глазами и трясущихся рук, смотрел с улыбкой на заключавших мелкие пари молодых людей и девушек, ссылавшихся на свои предыдущие результаты стрельб и обещавших, что уж в этот раз они сработают гораздо лучше, потому что в лицеях на военке они показывали вообще феерические результаты, а здесь просто оборудование не позволяет им раскрыться на полную.

И доля правды в этих словах была: волыны, видевшие на своем веку бог знает какое количество курсантов и явно произведшие огромное количество выстрелов, имели весьма потертый вид. Уж не знаю, чем руководствовалось командование училища, предоставляя подобный «расстрелянный» инвентарь для тренировок, но в руки «Стечкин» я взял с некоторой опаской.

Три первых пристрелочных патрона, судя по сообщению инструктора, ушли влево в район «семерки» и шестерки», после чего, сделав поправку, я спокойно отстрелял оставшиеся десять патронов.

— Восемьдесят восемь, — озвучил мне результаты инструктор. — Есть одна «десятка», да и кучность неплохая. — Он посмотрел на Уразаева. — Вадим Толгатович, можно выдвигать курсанта Романова на турнир по стрельбе от вашего курса, у вас это пока лучший результат.

— Курсант Романов? — вопросительно уставился на меня тот.

И нахрена я старался во время стрельбы? Вот нахрена? Это же не тренировка в Ясенево, на которой всеми силами хочется соответствовать уровню ротмистра Пасека, способному этими пукалками творить совершенно запредельные вещи!

— Это досадная случайность, господин капитан! — вытянулся я. — Молодой, исправлюсь! А у вас, часом, никаких соревнований по ножевому бою в полный контакт не проходит? Вот там бы я поучаствовал… А это… — я с нарочитым презрением глянул в сторону столика с оружием. — Так, баловство одно…

— Прекращайте юродствовать, курсант Романов! — буркнул Уразаев. — Не проходят у нас подобных турниров, да еще и в полный контакт. Хотя… — он ухмыльнулся, — надо будет как-нибудь устроить ваши показательные выступления с ножом перед курсом. Вы же не будете против, курсант?

— Конечно же нет, господин капитан, — кивнул я. — А еще лучше мое показательное выступление по владению ножом или ножами показать в рамках тренировки по допросу пленных, то бишь по «экстренному потрошению». Уверен, что даже вы, господин капитан, почерпнете для себя много новенького.

Командир курса переглянулся с инструктором и невольно сглотнул:

— Свободны, курсант Романов.

На крыльце учебного корпуса я решил задержаться и подошел к командиру своего отделения:

— Женя, а вам что, только из АПС дают стрелять?

— Нет, Алексей, мы по понедельникам четвертой парой на стрельбище из АК упражняемся. Просто в этот раз… — он невольно взглянул на «мухоморов», — тебя на учебе не было, вот ты и пропустил все веселье.

— Ясно, — кивнул я. — Как вообще дела на курсе?

— Да нормально… — пожал он плечами. — Народ шуршит, перед сессией долги закрывает, да и залететь где-нибудь все боятся, в том числе и с учебой, всем охота новый год с родичами встретить, а не в училище. Алексей, слушай, — командир отделения замялся, — а тебя когда с губы отпустят? Просто остальные курсанты интересуются…

— Нескоро, — хмыкнул я. — Очень нескоро.

Успел я поболтать и с остальными курсантами, пока задержавшийся в тире Уразаев не построил курс, чтобы сопроводить его до общежития.

— Все, господа полицейские, надышался, — сообщил я «мухоморам». — Готов двигаться в сторону кичи.

— Вперед, курсант! — хмыкнули они. — Можно не торопиться, ужин еще не скоро.

* * *

— Анька, ну что мы с Наташкой еще должны сделать, чтобы ты нас простила, двух дур конченных?