Каменный убийца

– И вы работали на него?

– Всю жизнь. В конечном счете он продал компанию.

– Почему не передал ее детям?

Впервые Берт Финни слегка поежился.

Рыбак перевешивался через борт лодки с сачком в руке, чтобы подхватить им рыбу.

– Полагаю, он хотел оставить им фирму, но не думал, что кто-то из них годится для роли управляющего. У Питера слишком сильное воображение, это убило бы его – так говорил Чарльз, хотя и считал, что Питер не прочь попробовать. Ему нравилась преданность этого сына, его готовность помогать. Он был очень добрым мальчиком, Чарльз это всегда говорил. Джулия уже уехала в Британскую Колумбию и собиралась выйти за Мартина. У Чарльза почти не было времени на мужа несчастной Джулии. И какой же оставался выбор? Мариана? Да, он думал, что со временем ей это будет по силам. Он всегда говорил, что из всех детей у нее лучший ум. Возможно, не лучшие мозги. Но ум – лучший. Однако она была занята – развлекалась.

– А Томас?

– Да, Томас. Чарльз считал, что он умный и осторожный. Оба этих качества важны.

– Но?..

– Но он считал, что парню чего-то не хватает.

– Чего?

– Сострадания.

Гамаш удивился:

– Сострадание, мне кажется, не самое важное качество, какое требуется от управленца.

– От управленца – да, но от сына – дело другое. Чарльз не хотел такой близости с Томасом.

Гамаш кивнул. Наконец-то ему удалось выудить это из Финни, но, может быть, старик этого и хотел от Гамаша – чтобы тот задал ему такие вопросы? Не по этой ли причине Финни и пришел сюда? Чтобы навести мысли старшего инспектора на Томаса?

– Когда умер Чарльз Морроу?

– Восемнадцать лет назад. Я был при нем. Когда мы доставили его в больницу, он был уже мертв. Инфаркт.

– И вы женились на его жене.

Гамаш хотел, чтобы это прозвучало нейтрально. Не как обвинение. Это и не было обвинением – обычной констатацией. Но еще он знал, что виноватый ум – плохой фильтр, он слышит и то, что не было сказано.

– Да. Я любил ее всю жизнь.

Они оба смотрели на рыбака, у которого в сачке что-то извивалось. Оно было увесистым и поблескивало. Наконец рыбак осторожно вытащил крючок изо рта рыбы и поднял ее за хвост.

Гамаш улыбнулся. Человек, живущий по другую сторону озера, собирался отпустить рыбу. Блеснула серебристая чешуя, и голова рыбы с силой ударилась о борт лодки.

Рыбак убил ее.

Глава двадцатая

Арман Гамаш оставил Берта Финни на пристани в кресле-лежаке. Выйдя на лужок, старший инспектор оглянулся – не появится ли скачущий ребенок. Но вокруг царили тишина и спокойствие.

Его часы показывали половину восьмого. Возможно, Бин уже в «Усадьбе»?

Гамаш и поднялся в такую рань: чтобы выяснить, почему Бин поднимается так рано. Но он потерял ребенка из виду, предпочтя разговор с Финни. Правильное ли это было решение?

Гамаш повернулся спиной к гостинице и пошел по тропинке, которая петляла, то уходя в лес, то снова появляясь на полосе вдоль берега озера. Было тепло, и Гамаш даже без прогнозов метрдотеля знал, что будет жарко. Не удушающе жарко и влажно, как до грозы, но все-таки жарко. Озеро сверкало на солнце, ослепляя Гамаша, если он слишком долго вглядывался в воду.

– Мечтай, мечтай, – пропел тоненький голос в лесу.

Гамаш посмотрел в ту сторону пристальнее, приспосабливая взгляд к относительным сумеркам лиственного леса.

– Мечтай, мечтай…

Ломкий голос достиг высоты, на которой почти срывался на визг. Гамаш сошел с тропинки, ступая по корням и неустойчивым камням. Несколько раз он чуть не подвернул ногу. Но продолжал идти в направлении голоса, обходя живые деревья, перебираясь через упавшие. Вскоре он оказался на полянке. Его взгляду предстало поразительное зрелище.

В гуще леса оказалась расчищенная круглая площадка, засаженная жимолостью и клевером. Гамаш удивился, как это он не обнаружил полянку раньше, – один запах должен был привлечь его сюда. Здесь стоял сладкий, почти приторный аромат. Вывести сюда старшего инспектора могло и другое чувство – слух.

Над полянкой стоял гул. Гамаш пригляделся и увидел, что крохотные, яркие, изящные цветочки покачиваются. Полянка кишела пчелами. Пчелы залетали в бутоны, вылетали из них, описывали круги вокруг ароматных цветов.

– Мечтай, – пропел голос с другой стороны поляны.

Гамаш решил не выдавать своего присутствия и пошел по краю полянки. Тут он увидел, что в ее центре стоят с полдюжины деревянных ящиков.

Ульи. Пчелы вылетели на завтрак. У «Охотничьей усадьбы» была собственная пасека.

Пройдя половину круга, он повернулся спиной к тысячам пчел и еще раз вгляделся в лесную чащу. Там, среди стволов, он увидел мелькание чего-то цветастого. Потом мелькание прекратилось.

Гамаш напрямую ринулся через лес и вскоре оказался в нескольких ярдах от ребенка, который стоял расставив ноги, словно врос в землю: колени чуть согнуты, голова откинута назад, руки сцеплены впереди, словно держат что-то.

По его лицу гуляла улыбка. Точнее, на лице сияла улыбка.

– Мечтай, мечтай, – немелодично пропел голос.

Но в этом голосе слышалось нечто более важное, чем мелодичность. Благодать.

Гамаш впервые увидел Морроу, на лице которого было выражение радости, удовольствия, восторга.

Он распознал эти чувства, потому что сам каждый день испытывал их. Но он никак не ожидал столкнуться с радостью, удовольствием, восторгом здесь, в лесу, не ожидал увидеть, что один из Морроу вовсе их не чужд. И уж конечно, неожиданностью для Гамаша было то, что такие чувства проявлял ребенок, которого игнорировали, исключали из общего круга, над которым насмехались. Бобовое имечко, неопределенный пол и приземленность. Этот ребенок, казалось, был обречен на то, что жизнь его станет катастрофой. Щенок рядом с шоссе. Пусть чадо Марианы и не умело прыгать, но у него имелась гораздо более важная способность – приходить в восторженное состояние.

Гамаш долго сидел, словно загипнотизированный, и смотрел на ребенка. Он заметил тонкие белые проводки, выходящие из ушей и исчезающие в кармане. Вероятно, айпод? У концерта, который он слышал, был некий приводной ремень. До него донеслись звуки «Блюза больницы Святого Якова» Луи Армстронга, потом «Битлз» – «Пусть остается как было», [70] хотя Гамашу слышалось скорее «Пусть остается кобыла». Затем зазвучала какая-то мелодия без слов, и ребенок запрыгал и принялся напевать себе под нос, то резко выгибаясь назад, то распрямляясь.

70

Имеется в виду песня «Let It Be».

Наконец Гамаш незаметно ушел, удостоверившись, что Бин в безопасности. Как ни невероятно, но этот маленький Морроу оказался вполне нормальным.

* * *

Агент Изабель Лакост стояла у желтой полицейской ленты, глядя на то место, где закончилась жизнь Джулии Мартин. Примятые еще вчера стебельки травы снова приняли вертикальное положение. Жаль, что люди не столь живучи, не могут распрямиться после дождя и солнышка. Вернуться к жизни. Некоторые раны были слишком тяжелы.