Каменный убийца

– Хорошо, – сказал старший инспектор.

Они выстраивали каркас дела, его внешние очертания, собирали факты – кто, чем и в какое время был занят. Или, точнее, кто чем был занят, по словам самих подозреваемых. Но следствию требовалось больше информации, гораздо больше. Им требовалась самая суть.

– Мы должны выяснить насчет Джулии Мартин, – сказал Гамаш. – Узнать о ее жизни в Ванкувере, о том, как она познакомилась с Дэвидом Мартином. Чем интересовалась. Обо всем.

– Мартин владел страховой компанией, – доложил Бовуар. – Она наверняка была застрахована со всеми потрохами.

Гамаш с интересом посмотрел на него:

– Я думаю, ты прав. Выяснить это будет нетрудно.

Бовуар поднял брови и огляделся. Большие удобные диваны и кожаные кресла были переставлены, и теперь в середине библиотеки располагалось рядом два стола, у столов стояло три жестких стула, и перед каждым стулом лежали блокнот и авторучка.

Так агент Лакост решила проблему компьютеров: никаких компьютеров. И никакого телефона. Вместо них у каждого авторучка и блокнот.

– Начну дрессировать голубей для доставки корреспонденции. Нет, послушайте, это глупо, – сказал Бовуар. – Тут где-то поблизости должно быть отделение курьерской почты.

– Когда мне было столько лет, сколько вам, молодой человек… – начал Гамаш старческим голосом.

– Только не надо снова ту историю про сигнальные костры! – взмолился Бовуар.

– Ну, ты сам это выяснишь. – Гамаш улыбнулся. – А я хочу вернуться к событиям прошлого вечера. Семья собралась здесь. – Гамаш поднялся из-за обеденного стола и подошел к печке. – До появления Джулии мы разговаривали.

Он воспроизвел перед своим мысленным взором события предыдущего вечера. Теперь он видел их всех. Видел Томаса, который сообщил своей сестре что-то внешне безобидное об их разговоре. Потом Мариана что-то спросила, и Томас ответил.

– Он сказал Джулии, что мы разговаривали о мужских туалетах, – напомнил Гамаш.

– Так оно и было? – удивилась Лакост.

– Это имеет какое-то значение? – спросил Бовуар. – Мужские, женские – какая разница?

– Тех, кто так думает, иногда арестовывают, – пошутила Лакост.

– Для них, кажется, это было важно, – сказал Гамаш. – Мы не уточняли. Просто общественные туалеты.

На несколько секунд в библиотеке воцарилось молчание.

– Мужские туалеты? – Лакост свела брови, задумавшись. – И Джулия из-за этого взорвалась? Не понимаю. Мне эта тема кажется довольно безобидной.

Гамаш кивнул:

– Согласен, но на деле было не так. Нам нужно выяснить, почему Джулия так прореагировала.

– Я выясню, – сказала Лакост, когда они снова сели.

– Наверно, нужно высечь это на камне, чтобы ты не забыла, – заметил Бовуар. – Впрочем, я, кажется, видел где-то здесь папирус.

– Ты опрашивала персонал, – сказал Гамаш, обращаясь к Лакост. – Вечер был жаркий. Может, кто-нибудь из них убегал искупаться?

– И видел что-то? Я спрашивала – никто не признался.

Гамаш кивнул. Это беспокоило его больше всего: что кто-нибудь из молодого персонала мог видеть что-то и либо боялся, либо не хотел говорить об этом. Или собирался сделать с этой информацией какую-нибудь глупость. Гамаш предупредил их, что это опасно, но он знал: молодые мозги не воспринимают советы или предупреждения.

– Осиного гнезда около места убийства не обнаружилось?

– Ничего похожего, – ответила Лакост. – Но я всех предупредила. Пока никаких проблем. Может быть, они утонули в грозу. Зато я нашла кое-что интересное, обыскивая гостевые комнаты. В номере Джулии Мартин.

Она встала и принесла пачку писем, перевязанных потрепанной бархатной ленточкой желтого цвета.

– Отпечатки пальцев с них сняли, можете не беспокоиться, – сказала она, увидев, что шеф опасается брать пачку. – Они были в прикроватной тумбочке. А еще я нашла вот это.

Она извлекла из конверта два помятых фирменных листка «Охотничьей усадьбы».

– Грязные, – сказал Гамаш, взяв их в руки. – Они тоже были в тумбочке?

– Нет, лежали на каминной решетке. Она свернула их в комок и бросила туда.

– В жаркий вечер, когда камины не топятся? Почему просто не выбросить в мусорную корзину? В комнате была корзина?

– Да. Она выбросила туда пластиковый мешок из химчистки.

Гамаш разровнял оба листка и прочел написанное, попивая красное вино.

С удовольствием вспоминаю наш разговор. Спасибо. Это помогло.

И на другом листке:

Спасибо за доброту. Я знаю: то, о чем было мною сказано, никуда дальше не пойдет. Иначе мне могут грозить крупные неприятности!

Это было написано печатными буквами.

– Я отправила копию на почерковедческий анализ, но буквы тут печатные. Это, конечно, затрудняет экспертизу, – сказала Лакост.

Когда принесли основное блюдо, старший инспектор накрыл листки льняной салфеткой. Омар для него, filet mignon [66] для Бовуара и прекрасно приготовленная камбала для Лакост.

– И что, эти два послания написаны одной рукой? – спросил Гамаш.

Бовуар и Лакост переглянулись, но ответ казался очевидным.

66

Филе-миньон, стейк из вырезки (фр.).

– Oui, – ответил Бовуар, заправляя в рот первый кусочек стейка.

Он представил, как шеф-повар Вероника обрабатывала это мясо, приправляла беарнским соусом. Знала, что это он заказал.

– Замечательная кухня, – сказал Гамаш официанту, когда тот несколько минут спустя убирал тарелки и подавал поднос с сырами. – Интересно знать, где училась шеф-повар Вероника.

Бовуар насторожился.

– Нигде она не училась. По крайней мере, формально, – сказала агент Лакост, улыбаясь официанту, которого она опрашивала в связи с убийством всего несколько часов назад. – Я говорила с ней сегодня. Ей шестьдесят один год. Формально она нигде не училась, но переняла рецепты у своей матери. И еще немного путешествовала.

– Никогда не была замужем? – спросил Гамаш.

– Угу. Приехала сюда, когда ей было под сорок. Почти полжизни здесь провела. Но это не все. Есть еще и мое ощущение.

– Какое? – спросил Гамаш.

Он доверял чувствам агента Лакост.

Бовуар ее чувствам не доверял. Он и своим-то не доверял.

– Вы знаете, что в закрытых человеческих сообществах, например в школах-интернатах, монастырях, среди военных, где люди живут и работают в замкнутом пространстве, события происходят и оцениваются не так, как в большом мире?