Камероны

Мистер Селкёрк призадумался.

– Нет, Маркс этого бы не одобрил. Нужно, чтобы люди вот тут, – и он постучал по животу, – нутром это почувствовали. Все должны быть затронуты. А сейчас затронуты лишь игроки в регби – ну, еще бы, могу поклясться, что и в твоей семье есть один, который так и кипит…

– Сэм. Ну, нет, он не кипит – он застыл, заледенел.

– …а вот женщин это не затронет. Ведь если заложат новую шахту, значит, будет больше работы, больше угля. А стоит им увидеть конверты с жалованьем, как весь гнев улетучится.

Роб повернулся спиной к своему наставнику.

– Я хочу, чтобы ты разрешил мне написать Кейру Харди. – Он подождал. Селкёрк продолжал молчать. – Я хочу попросить его приехать к нам и организовать в Питманго союз шотландских углекопов, чтобы нам было на кого опереться, если мы на что-то решимся.

– Я не могу тебе этого запретить.

– Я хочу, чтобы ты написал поручительство – он должен знать, что я человек серьезный.

– Он это и так поймет из твоего письма.

– Значит, ты не станешь писать? – Роб повернулся и увидел, что Генри Селкёрк внимательно смотрит на него, словно он – сельдь, выставленная для продажи.

– Да нет, напишу. А где ты его поселишь, если он приедет?

Лицо у Роба вытянулось, как порой бывало у его отца. Об этом он не подумал.

– Я вовсе не намерен приглашать его сюда, чтобы потом у него вышли неприятности с полицией компании, которая ведь может и избить его и бросить в тюрьму, – сказал Селкёрк.

А Роб помнил – такого не забывают, – что Селкёрка, этого сердитого чудака, избивали, заносили в черные списки и сажали в тюрьму на всех шахтах, где он работал – от Файфа до Дурхэма и Уэльса. Боевая жизнь его была теперь давно позади – от нее остались лишь воспоминания, а когда он предавался им, то начинал пить, и все равно Роб не перестанет его уважать за прошлое. Роб посмотрел на Тропу углекопов, пролегавшую внизу, за черным от угольной пыли окном читальни.

– Я знаю, где его можно поселить, причем так, что никто в поселке не увидит, когда он приедет.

– Где ж это?

– Сейчас я не могу тебе сказать. По такое место есть. Можешь поверить мне на слово.

Селкёрк снова внимательно посмотрел на него.

– Почему же ты не хочешь мне сказать?

– По личным причинам. Тут затронуто мое достоинство. – Уж это-то мистер Селкёрк должен понять.

– Я не стану писать письмо, пока не буду совершенно уверен в его безопасности, – сказал мистер Селкёрк.

– А я уверен, – восторженно воскликнул Роб. – Ах, вот тут-то все и начнется! Это будет первым шагом, Генри.

Этакий романтик, подумал Селкёрк, совсем как его отец, совсем как он сам в молодости, когда он твердо верил, что достаточно людям узнать правду – и они начнут действовать. Этот урок оказался тяжелее всего.

– Пиши письмо, – оказал Селкёрк. – Я дам поручительство.

Ну, куда денешься без мечтателей, нужно же, чтобы кто-то первым выжигал просеки, по которым потом пойдут люди дела! Селкёрк знал, что Роб-Рою суждено страдать, но такова уж цена мечты. И ему захотелось, чтобы парнишка скорее ушел и можно было для бодрости духа приложиться к бутылке, лежавшей в заднем кармане его брюк.

18

Роб-Рой написал письмо и стал ждать. Ответа не было.

– Кейр Харди непременно ответит тебе, – сказал Генри Селкёрк. – Он человек занятой – на него столько наваливают, что только диву даешься, как он еще жив, и к тому же ему приходится скрываться от закона. Но он ответит тебе.

Роб-Рою ничего не оставалось, как ждать, однако другие люди в Питманго зашевелились. Ко всеобщему удивлению, лидером стал Уолтер Боун. Спокойно, без шума обошел он Верхний поселок, затем Нижний поселок, обитателям которого польстило уже само появление в их домишках такого гостя, и собрал средства на то, чтобы законным путем выяснить права углекопов на пустошь, а затем в воскресенье, пренебрегши требованиями веры, отправился в Данфермлин для беседы с мистером Мэрдоюом Карнеги из достопочтенной фирмы «Карнеги и K°» – пожалуй, это был первый углекоп в истории Питманго, решивший обратиться к юристу. Гиллона удостоили высокой чести войти в состав депутации.

То, что они узнали от мистера Карнеги, – а он даже не предложил им сесть: углекопы должны стоять, нечего им рассиживаться, – было не слишком обнадеживающим.

Забор, то его мнению, был поставлен, дабы утвердить и подчеркнуть то обстоятельство, что пустошь принадлежит семейству Тошманго. Разрешив углекопам пользоваться пустошью, владельцы вовсе не собирались отказываться от своих прав на эту землю.

– Хотя так оно уже триста лет, сэр? – спросил Уолтер Боун.

– Да, хотя так оно уже триста лет.

– А как же тогда насчет угля? – вдруг услышал Гиллон свой голос. – Ведь если леди Тошманго принимает от нас уголь, значит, она признает наше право на пустошь.

Остальные углекопы, включая и мистера Боуна, согласно кивнули. Это для них было решающим доказательством.

– Нет, нет, – возразил мистер Карнеги. – Как раз наоборот. То, что вы каждый год даете ей бадью с углем, только показывает, что вы признаете за нею право собственности.

Гиллон почувствовал горечь во рту. Выходит, то, что в представлении углекопов утверждало их права, на самом деле лишь подтверждало их закабаление.

Правда, сказал мистер Карнеги, есть одна возможность прибегнуть к помощи закона. Можно подать в Суд по гражданским делам иск, основанный на презумпции, что земля эта в силу традиции, положений гражданского права и местных обычаев, а также того, что углекопы столько времени пользуются ею, перешла к ним в собственность.

Но тут возникает одна трудность: углекопы Питманго не объединены ни в какую организацию и потому, пожалуй, не имеют права подать такой иск. Если же им разрешат его подать, а они в суде проиграют – в чем, кстати, мистер Карнеги не сомневался, – их могут оштрафовать за неоправданные претензии и заставить оплатить судебные издержки; в итоге же они навлекут на свою голову еще и гнев лорда Файфа.

Единственное, что мог бы посоветовать им мистер Карнеги, – это выступить публично, устроить нечто вроде коллективной демонстрации, которая привлекла бы внимание внешнего мира и заставила бы семейство Тошманго отказаться от своих притязаний на эту землю, тем более что они давно ею не пользуются, – А как именно вы советовали бы нам выступить, сэр? – спросил Уолтер Боун.

Юрист с усмешкой, но не без удивления посмотрел на них.

– Вы что же, хотите, чтобы я посоветовал вам восстать? – заметил он и взял с них два фунта за столь ценную консультацию.

Они намеревались пройти дальше до домика на Унылой улице номер 4, где родился и вырос другой Карнеги – сам великий Эндрью, [27] но теперь даже не вспомнили об этой маленькой экскурсии. Выйдя от юриста, они зашагали назад в Питманго, до которого было 14 миль. Не одну милю прошли они молча – ни у кого не было желания говорить.

– Значит, они и закон выворачивают наизнанку, чтоб и дальше творить беззаконие, – произнес наконец Уолтер Боун.

– А мы ни черта не можем поделать.

27

Эндрью Карнеги (1835–1919) – американский промышленник, отошедший в 1901 году от дел и занявшийся филантропией, шотландец по происхождению. Он создал несколько фондов для открытия публичных библиотек и культурных институтов.