Камни вместо сердец

Я подумал о Томе Ллевеллине и покачал головой:

– По правде сказать, мастер Хью, самый молодой рекрут из тех, кого мне доводилось встречать, был примерно на год старше вас. Такой крепкий парень.

– На мой взгляд, у меня достаточно и силы, и мастерства, чтобы отправить каленую стрелу в сердце француза. Да пошлет Господь мор на их головы! – с чувством проговорил Кертис. Должно быть, на моем лице отразилось удивление, так как он покраснел и склонил голову, потирая одну из рябинок на собственном лице. Парнишка вдруг показался мне весьма ранимым. Он вновь посмотрел на меня. – А скажите мне, сэр, мастер Дирик – друг вам? Говорят, что адвокаты соперничают на суде, но в жизни дружат.

– Иногда так случается. Но мы с мастером Дириком ни в коем случае не друзья.

Юноша кивнул:

– Это хорошо. Он мне не нравится. Но в этой жизни нам зачастую приходится общаться с теми, кто нам не по вкусу, не так ли? – горько усмехнувшись, он добавил: – Время идет, сэр. Я не вправе задерживать вас.

– Быть может, после моего возвращения мы сумеем поговорить о «Токсофиле» и других ваших книгах.

Полностью овладев собой, Хью снова взглянул на меня:

– Да, возможно.

– Буду ждать.

Я оставил его сжимающим в руке крест Эммы.

Продвигаясь дальше, я припомнил слова Абигайль, говорившей, что охота кажется ей небезопасной, и ответ ее мужа, заявившего, что он не в состоянии больше терпеть эту изоляцию. Чего же они боятся? Нет ли в этом какой-то связи со вчерашним выстрелом в нас с Джеком? Вне зависимости от того, что именно было сокрыто в Хойленде, я ощущал, что Хью знает, по крайней мере, часть тайны. И потом, эта свара с деревенскими жителями… Нетрудно было понять, что логика событий в Хойленде типична для лендлорда, решившего согнать с земли селян и отобрать ее для собственных нужд. Мне не раз доводилось сталкиваться с подобными процессами в Ходатайственной палате. Типична была и политика селян: ими руководили мелкие землевладельцы, подобные Эттису, a некоторых бедняков удавалось застращать до того, что они продавали свои наделы лендлорду.

К тому времени, когда я добрался до поворота на Рольфсвуд, солнце поднялось достаточно высоко и стало жарко. Я рассчитывал на то, что увижу перед собой жалкую сельскую колею, однако дорога на Сассекс содержалась в порядке. Проехав около мили, я ощутил запах гари и вспомнил тех углежогов, что попались нам по дороге на юг. Справа от меня дорога через высокий откос уходила в лес. Из любопытства я направил по ней коня.

Через несколько сотен ярдов я выехал на лужайку, на которой находилось похожее на улей невысокое, в рост человека, обмазанное глиной сооружение, из отверстия в крыше которого курился дымок. Прогалину занимали груды хвороста. На груде земли сидели двое молодых людей, поднявшихся, увидев меня.

– Уголь жжете? – спросил я у них.

– Ага, сэр, – ответил один из этих людей. Лица обоих были черны от копоти. – Обычно летом мы не работаем, да вот в наши дни древесного угля не хватает.

– Насколько я понимаю, сейчас повсюду льют пушки, – заметил я.

– Так это на востоке, сэр! Однако и для маленьких литейных мастерских сейчас в Западном Сассексе находится уйма работы.

– Война приносит хороший доход, – заметил его приятель, – но только не нам.

– Я направляюсь в Рольфсвуд, – сказал я. – Насколько я знаю, там была сгоревшая железоплавильня.

– Ну, это было давно… Сейчас там железа не делают, – ответил первый углежог и, немного помолчав, предложил: – А не хотите выпить с нами пивка?

– Спасибо, но нет: я должен торопиться, – отказался я. На лицах углежогов отразилось разочарование, и я подумал, как должно быть скучно этим людям работать здесь вдвоем возле одной угольной печи.

В Рольфсвуд я приехал в четвертом часу дня. Местечко оказалось куда меньше, чем я ожидал: на главной улочке насчитывалось лишь несколько хороших кирпичных домов, сменявшихся дальше бедными хижинами. Извилистая дорожка вела к мосту через узкую речушку, а потом, по полю, к старинной с виду церкви. С огромным удовольствием я обнаружил на главной улице внушительную гостиницу. Мимо меня проехали две телеги, груженные свежесрубленными сучьями, источавшими запах древесного сока.

Я спешился возле гостиницы, где для меня нашлась достаточно уютная комната, после чего на ходу додумывая историю, способную объяснить мой интерес, спустился в зал, чтобы попытаться найти нужные мне сведения. В гостиной было пусто, если не считать старика, в одиночестве сидевшего на скамье. Возле него на полу лежал крупный гончий пес, лаймер [32] , поднявший свою тяжелую печальную физиономию, чтобы посмотреть на меня. Подойдя к прилавку с окошком, через которое раздавали еду и напитки, я попросил у пожилой женщины кружку пива. Ее полное морщинистое лицо смотрело на меня из-под чепца вполне дружелюбно. Я единым духом осушил кружку, так как меня мучила жажда.

32

Лаймер – разновидность гончих, использовавшихся в Средневековье на поводке для розыска крупной дичи, прежде чем на нее спускали свору. Название происходит от среднеанглийского слова лям (lyam) – поводок.

– Издалека приехали, сэр? – спросила женщина.

– Из-под Портсмута.

– Это же целый день езды! – Моя собеседница удобно опустила руки на прилавок. – И какие там новости? Говорят, что приезжает король…

– Я об этом также слышал. Только я не был в Портсмуте. Я лондонский адвокат и веду дело в одном из имений к северу от Портсдаунского холма.

– А что привело вас в Рольфсвуд?

– Один мой лондонский друг полагает, что здесь могут жить его родственники. И я обещал ему заглянуть сюда и проверить.

Женщина посмотрела на меня с интересом:

– Добрый вы, должно быть, друг – подобное путешествие не совершишь ради первого встречного!

– Их фамилия Феттиплейс. От старой тетки мой друг слышал, что здесь у них была железоплавильная мастерская.

– Все это было, да быльем поросло, сэр, – аккуратно проговорила местная жительница. – Та мастерская сгорела лет двадцать назад. А мастер Феттиплейс и один из его работников погибли.

Я примолк, как бы впервые впитывая в себя эту новость, а потом продолжил расспросы:

– А семья у него была?

– Он был вдовцом. У него была дочь, жизнь которой сложилась еще более печально. Увидев этот пожар, она потеряла рассудок. И ее увезли, как я слышала, в Лондон.

– Если бы только об этом знал мой друг! Он только недавно услышал от людей о том, что у него могут быть родственники в Сассексе.

– Их дом и землю, на которой стояла домница, купил мастер Батресс, наш мельник. Вы проехали мимо его дома на главной улице – тот самый, у которого на дверных косяках вырезаны красивые звери.

Купил, отметил я. А кто ему продал дом? По закону, дом должен был отойти к Эллен.

– А других Феттиплейсов в окрестностях нет? – уточнил я.

– Нет, сэр. Мастер Феттиплейс был родом откуда-то с севера графства. Он явился сюда, чтобы завести здесь литейное дело. – Выглянув из своего окошка, женщина окликнула старика: – Эй, Уилф, этого джентльмена интересует литейная мастерская Феттиплейса!

Старый посетитель зашевелился, а служанка шепнула мне:

– Уилф Харриданс работал там. Теперь он бедный старик, так что купите ему пива, и он расскажет вам все, что знает.