Канцтовары Цубаки
Шрифт:
— Что? Правда?!
Ни о чем подобном от Наставницы я не слышала ни разу в жизни. Я вдруг страшно смутилась — так, словно увидела какую-то неизвестную себя со стороны. Но если Барон не врет, получается, я у него в долгу?
— Моя жена с твоей бабкой дружила. И как раз тогда же мне сына родила. Молока у моей было много, делила на вас двоих… Вот и вся история.
— Да что вы говорите?.. Очень вам благодарна…
— А ты была жутко вредная! Орала не переставая.
Щеки Барона раскраснелись — то ли от выпивки, то ли от чего-то еще. О себе в настолько раннем детстве я не
Но в этот миг официантка принесла нам наших угрей.
— Простите за ожидание… Ваш «Рай в шалаше», прошу вас!
Рай в шалаше?
Наши угри возлежали перед нами так, как заведено веками, — в прекрасных шкатулках со знаменитой лаковой росписью Камакуры. Под плотно закрытыми крышками. Не в силах более ждать, каждый сорвал крышку со своей порции, и нас тут же обдало горячим паром. А уже в следующий миг — букетом фантастических ароматов. Каждая клеточка моего тела ликовала оттого, что я снова, столько лет спустя, наконец-то отведаю жареных угрей.
Снаружи хрустят, внутри тают. Терпко-сладкий соус тарэ — ровно той густоты, какой нужно, — обтекает длинные белые ломтики жареной плоти. Из-под них проглядывает рис, утопающий в соусе так деликатно, что просто язык проглотишь. При этом жареная рыба проложена не только сверху, но и на самом дне…
— «Рай в шалаше»? — удивленно спросила я.
Уже поднеся ко рту палочки с рисом, Барон горделиво усмехнулся:
— Что? Впервые пробуешь?
Я кивнула.
— Вообще-то, у них в меню это называется «двойной рыбный слой»… Ну а я называю это «Рай в шалаше», вот они и привыкли. Иногда и такой роскошью побаловаться не грех! — торжественно объявил он. И, обнаружив у себя на лице приставшие рисинки, запихал их в рот одну за другой.
Перед моим внутренним взором замаячил образ Наставницы.
— Я помню, Наставница очень любила угрей, — сказала я.
Все знаменательные даты моего детства — и когда я пошла в первый класс, и когда праздновала свои трех-, пяти- и семилетие, и когда сдала экзамены в старшую школу, и так далее — были отмечены тем, что Наставница, которая обычно не ходила по ресторанам, приводила меня сюда, в «Цуруя».
Именно здесь, в зале с татами на втором этаже, мы заказали самое дешевое блюдо из угрей, когда моя Наставница посоветовала тетушке Сусико развестись.
Я вспомнила об этом, и на глаза навернулись слезы. Блюдо из угрей в тот странный вечер наложилось на сегодняшнее угощение так идеально, что на секунду мне показалось, будто сама Наставница сидит сейчас передо мной.
А в наш последний приход сюда мы с ней разругались. Я убежала домой, оставив ее одну. И в моей шкатулке с лаковой росписью осталась недоеденной чуть ли не половина угря.
«С тех пор ты больше не приходила сюда, не так ли?» — всем своим видом вопрошал мой сегодняшний угорь.
— Ты чего это? Так вкусно, что аж на слезы пробило?!
Из-за пазухи своего кимоно Барон достал носовой платок, протянул его мне.
— Простите… — всхлипнула я и, благодарно кивнув, взяла у него платок. Совсем простой, хлопковый, но идеально
отглаженный.— Давай-ка подотри сопли! Приведи себя в порядок и возвращайся к угрю!
Чего в тех словах было больше — грубости или скрытой заботы, я так и не поняла.
— А платком я все равно не пользовался. Так что дарю его глупышке Хатоко!
Он снова назвал меня по имени.
— Поппо-тян, Хатоко-детка — хочешь, дам от слез конфетку? Или таблетку?.. Перестань реветь, дуреха! Еще подумают, что я тебя обижаю!
Поддразнив меня детской песенкой и в очередной раз поддев, он с нарочито громким стуком палочек набросился на остатки своей «двухъярусной пагоды».
Я смахнула слезу и тоже взялась за палочки.
Несмотря на салаты, проглоченные загодя, насытиться я не могла довольно долго. Как если бы угорь пролетал мимо желудка и оседал где-то еще. Лишь под конец трапезы я почувствовала, что наелась до отвала, но к той минуте успела съесть никак не меньше Барона.
— Объ-е-дение! — протянула я, поднимая взгляд на него.
Барон задумчиво кусал зубочистку. А затем вдруг крикнул:
— Счет!
Его окрик разнесся по ресторанчику, эхом отскакивая от деревянных стен. На кухне уже убирали перед закрытием. Похоже, повара специально задержались на работе ради Барона. Никаких посетителей, кроме нас, на втором этаже давно не осталось.
— Идем! — скомандовал Барон.
Спохватившись, я вскочила с места. Да что ж ему все неймется?
Уже выйдя на улицу, я робко пропищала ему в угрюмую спину:
— Спасибо за угощение!
— Все по результату! — обронил он в ответ. — Ты своим трудом себя кормишь, так что меня благодарить особо не за что. Одолжи я тому подонку деньги, мирно бы это не закончилось, точно тебе говорю! Вообще, одалживать деньги можно только в одном случае: если ты считаешь, что можешь их подарить и готов к тому, что они к тебе не вернутся. Во всех остальных случаях делать этого нельзя… Тому мерзавцу ты отказала весьма убедительно. За что уже я должен благодарить тебя. Отличная работа!
Что ж. Значит, вот как благодарит Барон. Я не знала, что на это ответить, но украдкой благодарно поклонилась в его широкую спину. Вопрос закрыт…
— А раз так, пойдем-ка еще вон туда! Там, за углом, всю ночь подают отличные десерты. Ты же у нас, полагаю, сама невинность, так? И дома тебя никто не ждет?
И он расхохотался собственной шутке. Я, конечно, давно поняла, что этот старикашка слишком много себе позволяет, но в данном случае он оказался прав и возразить по существу было нечем.
Бар, куда он меня привел, находился прямо напротив «Цуруя». Я уже слышала, что на перекрестке Рокудзидзо открылся какой-то любопытный десертный бар, но живу я в таких предгорьях, что до моря добираюсь нечасто.
— Итак, прошу!
Барон распахнул передо мною дверь. Подняв голову, я прочла старое название этого здания: «Офис пляжа Юигахама».
— А еще раньше здесь, кажется, был какой-то банк?
С одной стороны, было немного странно узнать, что Барон разбирается и в таких новомодных заведениях. Хотя и не скажешь, что этот стиль ему не к лицу… Кто он, вообще, такой? Что за темная лошадка?