Каникулы в Чернолесье

На заднем дворе я осторожно потянул на себя дверцу прицепа.

– Вик, – позвал я.

Глаза привыкли к темноте, и я его увидел. Он положил голову на лапы и смотрел на меня.

– Я вколол ему вакцину и общеукрепляющее, – сказал дед. – Я не позволю местным редким видам просто так вымирать. Даром я, что ли, смотритель в этом заповеднике? Нет, если хочешь подыхать – всегда пожалуйста, только не в моем районе…

Вик смотрел на меня и молчал. Зато мой дед говорил за всех. Он что-то рассказывал о том, как он вешал ментам лапшу на уши (было у него и такое выражение), и как его отпустили с извинениями, да еще и довезли до дому. Наверно, это было интересно – но не сейчас. Наконец Герман устал и умолк. Похлопал меня по плечу. Нагнулся, проделал то же самое и с лежащим волком (Вик только зажмурился).

– Веди себя прилично! – сказал он ему прямо в ухо. – И мебель чтоб не грыз!

Не дожидаясь ответа, он наконец ушел.

Я присел на ступеньку у входа. Вик потянулся и смог положить нос прямо мне на коленку. Когда мы были людьми, такое было немыслимо, думал я. Я бы и сам не одобрил. Ну… если бы я был обыкновенным человеком.

А теперь я погладил Вика по шее. Раны почти не были видны, если не считать нескольких проплешин в серебристой шерсти.

– Я ушел от них, – сказал он беззвучно. – Навсегда.

Мы снова понимали друг друга без слов. Я не ответил, но он знал, что я его понял. И даже знал, что я мог бы ответить.

– Ты меня не прогонишь? – спросил он.

Я потрепал его за уши. Он снова закрыл глаза и даже язык высунул – но это он так улыбался.

– Всегда мечтал завести собаку, – сказал я.

– Чего, правда?

– Зуб даю, – повторил я странное выражение моего деда. – В смысле правда. Как-нибудь уговорю тетку Эллу… а уж сестричка, Вероника… она вообще обожает животных.

– Ты обещал познакомить, – сказал Вик, все еще улыбаясь. Вряд ли он поверил, но все же.

– Если будешь себя плохо вести, обязательно познакомлю…

Он не ответил. Не без труда поднялся на ноги. Теперь его нос и длинный язык находились совсем рядом с моим лицом. В пределах досягаемости.

– Эй, – испугался я. – Не надо вот этого.

Но он не послушался. И взмахнул языком.

– Передашь Веронике, – сказал Вик очень хладнокровно. – От меня.

– Плохая ты псина, – возмутился я. Но тут же бросил злиться: Вик все же не устоял и покачнулся, его лапы разъехались на потертом линолеуме прицепа, и он неловко завалился на бок.

– Прости, – сказал он. – Что-то ноги не держат. Может быть, пройдет.

Я оглянулся на шум: из-за угла дома вылетел знакомый нам обоим черный громадный ворон. Обрушился точно на порог вагончика. Выронил из клюва кусок жареного мяса.

– Жр-рать? – каркнул он вопросительно.

Вместо ответа Вик совершенно по-собачьи наклонил морду и мгновенно сглотнул лакомство. И облизнулся, довольный.

– Класс, – сказал он. – Еще есть?

Ворон строго покосился на волка черным круглым глазом.

– А если найду? – спросил Вик.

Ворон возмущенно каркнул и развел крыльями.

* * *

Прошло несколько дней, и Вику стало лучше, хотя он по-прежнему с трудом держался на четырех лапах. Если солнце не слишком припекало, он лежал во дворе возле вагончика, как настоящий цепной пес. Еще чаще отсыпался внутри.

Мне очень стыдно от того, что я сейчас скажу. Иногда я оставлял его лежать вот так одного. Уезжал с дедом патрулировать лес, оставляя своего друга на попечение Карла. Собственно, Карл был только рад остаться дома: его работу выполнял новенький квадрокоптер с камерой на борту. Я быстро научился им управлять. Теперь мы с Германом могли наблюдать за лесом с воздуха, и это было жутко интересно.

Один раз Вик попросился с нами, и мы впустили его в кузов пикапа – но через полчаса от тряски ему стало плохо, и пришлось вернуть его домой.

Ночью я приходил к нему. Сидел рядом в прицепе, и нам обоим было грустно. Мы оба врали. Я никогда не мечтал завести собаку, а он никогда не хотел становиться чьим-то домашним животным. Он не мог смириться со своей участью. Он был гордым, мой друг Вик.

Сейчас я сказал «мой друг». Да, я любил его, как и раньше. Я даже мог теперь гладить его по серебристой шерстке и чесать за ухом. Но вы даже не представляете, как я скучал по нему прежнему. По долговязому северянину, из которого редко получалось вытянуть больше двух фраз подряд. И которому я верил, как самому себе.

Он знал, что происходит со мной. Ведь он, хотя и стал навсегда волком, все еще оставался человеком.

«Не навсегда», – сказал он однажды.

– Неужели с этим ничего нельзя сделать? – спросил я у Германа.

Был поздний вечер. Мы сидели в моей спальне, а Вик спал внизу, в вагончике. И все же дед прекрасно понял, о чем я.

– Все, что я знаю о природе оборотней, подсказывает мне, что его состояние необратимо, – отвечал он. – Другое дело, что я слишком мало знаю о твоем друге.

– Что ты имеешь в виду?

Он ответил не сразу. За окном потихоньку разгорались фонари на мачтах. Мы были в безопасности – по крайней мере, сейчас. Мы никуда не торопились – теперь уже никуда.

– Это странная история, – сказал дед. – Ты ведь знаешь, как его нашли? Его называли в новостях «Маугли из Чернолесья». Носились с ним, как с чудом. Потом понемногу забыли… и вот я встречаю его в «Эдельвейсе». Если ты помнишь, я был удивлен, что тебя угораздило подружиться именно с ним.

– А что в этом такого?

– Почти ничего. Кроме нескольких совпадений.

Я слушал его очень внимательно, но пока не мог понять, к чему он клонит. И он продолжал:

– Когда его нашли – километрах в ста отсюда, уже почти в погранзоне, – меня, как смотрителя заповедника, вызвали на место одним из первых. Мой друг доктор Жук тогда составил мне компанию и прекрасно все помнит. И если ты расспросишь его получше, он расскажет тебе об одном обстоятельстве. Очень важном и не менее загадочном.

Я нахмурился.

– И полиция, и врачи осматривали нашего найденыша под всеми возможными микроскопами. Свозили в Минск, сделали тест ДНК. Надеялись установить его родителей. Ничего не вышло: во всей доступной нам базе не было даже минимальных приближений. И все же результаты теста были достаточно примечательны… тебе даже не нужно знать, что такое геном человека, скажу только, что ДНК твоего друга принадлежит к очень редкой гаплогруппе. По-видимому, когда-то – сотни лет назад – она еще встречалась в северной Европе, но к нынешним временам полностью исчезла… говорят, ее следы можно опознать у норвежских ярлов, чьи останки иногда находят в песчаных дюнах на побережье… их сжигали в погребальной ладье, вместе с друзьями и любимыми девушками, чтобы им не было скучно в Валгалле. Забавно, не правда ли?