Капитали$т. Часть 5. 1991
Шрифт:
— Тогда я сам поговорю, — улыбнулся он. — Да нормально все будет, не парься! Они же люди здравые! Договоримся!
— А зачем тебе все это? — спросил я. — Мог бы спокойно жить, бизнесом заниматься. Деньги?
— Деньги… — Миша пренебрежительно усмехнулся. — Бабки — тема пустая. Заработаем. Славик на заводе днюет и ночует, все равно наладит дело. Будет сладкая жизнь!
— Будем все в сахаре, — улыбнулся я. — Ну а если серьезно — зачем?
— Ну ты даешь, братан! — развел руками Миша. — Это же власть и возможности! Это уважение! Сейчас не в обком идут — вопросы решать, не к ментам. К нам идут. А дальше — больше! Видишь, какие дела творятся!
В этом Миша был прав. Я порой удивлялся
В тот же день мы с Серегой поехали на водочный. Серега явно находился под впечатлением от происходящих событий.
— Нихрена себе… сказал он. — Какие дела закрутились, а? Получается так, что случившееся нам на руку? А? Сейчас Сергеич на любые условия согласится.
— Любые выкатывать не будем, — сказал я твердо. — Будем как договаривались. Забираем половину левака. И не бесплатно, а за зерно. Мы же не бандиты.
— Это верно, — согласился Серега. — И так нормально получается. Теперь надо думать, как такое количество левой водки реализовать. Это же охренеть сколько!
— Есть у меня идея на этот счет, — усмехнулся я. — Во, гляди! Митинг у обкома!
У обкома действительно собралась толпа людей. Транспаранты, мегафоны, листовки. Какой-то оратор произносил речь в громкоговоритель, гневно рубя воздух ребром ладони.
— Веселое время, — покрутил головой Серега. — Все с ума посходили.
Что-то странное было разлито в воздухе в это время. Чувствовалось, ощущалось, проникало в голову из газетных страниц, с телевизионного экрана. Все было как-то шатко и беспокойно, ненадежно. И многие считали, что вот сейчас старое и прогнившее, насквозь больное — развалится, а новое, прекрасное и интересное — воссияет. Конечно, мечты были наивными, как и любые мечты, но ведь нужно же людям во что-то верить и на что-то надеяться… Я думал о том, что огромное благо для людей — не знать своего будущего. Если бы им сейчас рассказать о том, что будет через год. Или через два… Если им рассказать про чеченскую войну, про «Голосуй сердцем», про то, как возненавидят они завтра сегодняшних своих кумиров, про невыплаты зарплаты, про «Норд-Ост» и Беслан, про «Курск», про то, сколько тысяч будет стоить хлеб через год, про гиперинфляцию и про многое, многое другое, о чем мне и самому тошно вспоминать и хотелось бы забыть… Они бы не поверили, конечно. Потому что Тамара и Павел Глобы уже рассказывают, что очень скоро все будет хорошо. Нужно только немного потерпеть. Как всегда, как обычно… И сочиненные ушлыми дельцами на коленке пророчества Ванги говорят о том же — скоро золотой век, вот совсем скоро! Да и Нострадамус что-то такое писал…
Нужно все-таки прикупить какого-нибудь экстрасенса, лениво думал я. Не прокатило тогда, может прокатит сейчас. Слить ему пару каких-нибудь значимых дат… В голову пришла дикая мысль — а если кому-нибудь из людей, живущих в девяносто первом, взять и показать простой выпуск новостей из моего времени? Они бы, конечно, сначала ничего не поняли, потом не поверили бы, а потом — пришли в ужас. Может быть, у наиболее впечатлительных даже поехала бы крыша… Потому что будущее ужасно. Оно, наверное, ужасно всегда, потому что всегда не похоже на настоящее. И ведь чем дальше, тем страшнее, потому что все ускоряется, и один человек за свою жизнь имеет шанс пожить в разных эпохах. И в разных государствах тоже, причем, не покидая места прописки…
В прошлую нашу встречу директор водочного завода был напуган. Уголовник Зима произвел на него некоторое впечатление. Сегодня он был в ужасе. Который изо всех сил пытался скрывать, но получалось у него это из рук вон плохо. Мне даже жаль стало Никиту Сергеича. Да, у себя в комсомольских кабинетах они решали
вопросы иначе. Делали подлости и подставы, но обходились без пули в башку.— Ребята… — задыхаясь от переполнявших его чувств выдавил Шубин. — Я слышал, ребята…
— Чего ты там слышал? — сварливо сказал Серега. — Хрен забей на это все. Все в порядке. Тебе же говорили, что все будет в порядке?
— Говорили, — послушно кивнул он.
— Ну и все! — улыбнулся я. — Мы говорили, что решим вопрос. И вопрос решился. Проехали, Никита. Хорошо?
— Хорошо, — снова кивнул он. — Проехали.
Но просто так «проехать» это он не мог.
— Я не думал… не думал, что оно вот так! Понимаете?
— Понимаю, — согласился я. — Не драматизируй, Никита. Могло бы так получиться, что ты бы валялся с выпущенными кишками. Или твою жену выкрали бы…
— Ты его супругу видел? — ухмыльнулся Серега. — Он еще приплатил бы за это. Так, Сергеич?
Никита посмотрел на него. Он, кажется, не понял, о чем говорит Серега.
— Короче, — сказал я. — Пережито, забыто, ворошить ни к чему. Если спросят, знал ли этого человека — скажешь, что знал. Приезжал к тебе просить водки на лагеря. Десять ящиков. Скажешь, что испугался и отдал. Больше никаких дел не вел.
— Спросят? — на меня смотрели громадные стеклянные глаза Никиты Сергеевича. — Кто может спросить, Леш?
— Надеюсь, что никто, — сказал я. — Так, на всякий пожарный. Але, Сергеич! Не тормози! Что-то ты совсем… Давай в себя приходи, мы по делу!
— Да, — сказал он безучастно. — Да, я слушаю!
— В вашу «Галактику» человек наш придет, — объяснил я. — Звать Костя. Будет работать генеральным директором. Позвонишь, распорядишься. Усек?
— Усек, — закивал он. — Я сейчас… я… — Он пошел к своему столу и потянулся к телефонной трубке.
— Ну не прямо сейчас же, — поморщился я. — Нужно, чтобы у него был доступ ко всем бумагам. И к белым, и к черным. И тогда, дорогой товарищ директор, подобных проблем в будущем мы сможем избежать!
— Я понял, — кивнул Никита. — Я сделаю, но я хотел спросить…
— Что еще?
Никита набрал воздуха в легкие и, собравшись с духом, выпалил:
— На этом же все, правда? Больше такого не будет? Никогда? Все закончилось?
— Да, — сказал я твердо. — Больше такого не будет. Все закончилось, Никита. Можешь расслабиться.
Конечно же, мы обманули директора водочного завода. Ничего не закончилось. Все только начиналось.
Встретился с Матвеем я на колхозном рынке в какой-то подсобке. Там было сыро и пахло каким-то гнильем. Задумчивый Матвей присел на ящик, я последовал его примеру.
— Во как, — сказал он. — и уезжать мне теперь не нужно. Все само собой образовалось. Так?
— Нет, не так, — ответил я. — Не само собой.
— Это тот, кто я думаю? — спросил Матвей.
Я сделал неопределенный жест, который он вполне правильно истолковал.
— Так и понял, — сказал он. — И че теперь?
— Слушай… — сказал я задумчиво. — Ты чего Мишу Афганца так не любишь-то? Вы вроде ладили, ты же сам рассказывал. Что случилось?
— Понять хочешь? — спросил Матвей мрачно.
— Типа того, — кивнул я.
— Не могу я тебе объяснить толком. Вот чувствую — не наш он. Эти вояки… людей мочат налево-направо. И Миша такой. Улыбается, а через кого угодно переступит. Через меня, через тебя, без разницы. Зря ты его подтянул. Ошибка это.
— Он вопросы решает, — сказал я с нажимом на последнем слове.
— Ясно, — кивнул Матвей. — Не нравится мне этот разговор, Леха! Рассказывай, короче. Че он хочет? Он же чего-то хочет, я правильно понимаю?
— Правильно, — ответил я. — Он хочет семьдесят пять процентов от всего, что контролировал Зима.