Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень

Было без четверти пять, когда я, отдохнув, вышел на берег моря.

Солнце, раскидывая мрачные и тяжелые тучи, упорно пробивалось к чистому небу. Оно теперь занимало довольно большое пространство, почти до самого горизонта. С каждой секундой острые и ослепительные лучи прорубались все дальше и дальше сквозь дремучие чащи облаков, словно лихая конница, не щадя никого и ничего. Сколько причудливых фигур возникало на их пути! Но острые мечи лучей все рушили. Вот откуда–то появилась голова витязя в шеломе из чистого золота, появилась и мигом слетела. За ней пронеслась армада лихих бригантин с красными парусами и точеными бушпритами. Солнце и их взяло в копья. На горизонте быстро появился двугорбый верблюд. Какую–то минуту он лихо держал голову по ветру и словно пил волшебный напиток. Но вот по нему скользнул ослепительно яркий луч, и верблюд скорчился и растаял, а то место, где только что стоял царь пустыни, мгновенно заняло стадо овец, тесно сбившихся в кучу… А море то темнело и тяжелело, как ртуть, то вспыхивало ярким светом. Запад медленно наливался краснотой. У горизонта выросли далекие горы. Стоявшие на рейде суда потемнели.

Вечер был так хорош, что мне не хотелось идти на квартиру. Я решил погулять и заодно посмотреть местный клуб, который Скиба называл дворцом.

25

Крыша клуба виднелась еще с крыльца чайной. Вскоре я стоял перед ним. Это было добротное белое здание с лепными украшениями на фронтоне и широкой каменной лестницей. Фасадом клуб был обращен к морю, которое плескалось в нескольких шагах. Перед входом — небольшой палисад: несколько кустов молоденькой сирени и тонких, голенастых акаций испуганно кланялись ветру, который хотя и терял силу, но все еще не сдавался, все еще пыжился, пытаясь вить кудри на волне.

У клуба толпился народ: через полчаса начинался сеанс.

Очевидно, этому дню не дано было закончиться просто, как кончается большинство дней, то есть плавно опускается солнце, медленно тает свет и густеет темнота — сначала исчезают дальние, потом ближние предметы, — на небе появляется звездная россыпь… Нет! Этот день подарил мне еще один сюрприз.

Очутившись в клубе, я был приятно удивлен его просторным и со вкусом отделанным фойе. Тут же, рядом с фойе, были размещены комнаты для кружков самодеятельности и книжно–журнальный киоск, около которого толпились ребятишки, самые ненадежные покупатели, но зато большие любители ярких обложек и картинок. Не менее приятным оказался зал. Он был выкрашен в нежно–салатный цвет, с его высокого белого, выложенного в форме усеченного купола потолка лился яркий свет. В центре купола висела люстра. На стенах горели канделябры.

«Молодец Данилыч! — мысленно произнес я. — Не выведи он тогда Скибу на чистую воду — не было бы этого замечательного клуба!»

Сеанс долго не начинался из–за мальчишек: они «под шумок» заняли лучшие места. Пока их выдворяли, я успел осмотреть весь зал. Перед тем как погас свет, я в какую–то долю секунды, словно при блеске молнии, увидел в зале… Данилыча. Я даже успел поклониться ему, но ответа не последовало: по–видимому, он не заметил меня. Когда фильм кончился и зажегся свет, я поискал глазами Данилыча, но в зале его не оказалось. Его не было видно и около клуба.

После духоты кинозала на берегу моря дышалось легко. Ветер упал. Волна сломалась. Над горизонтом догорало золотое, слепящее солнце. Закат был так богат и щедр, что вызолотил окна в хатах Слободки. Но золото догорающего солнца недолговечно. Быстро наступившая темнота смела его и с окон и с небесного купола. Только море сверкало да горизонт пылал, купаясь в нежданном богатстве. В вечернем воздухе крепко пахло морем. Во дворах блеяли козы и стучало о донья ведер вечернее молоко. Где–то визжал поросенок и обиженно лаяла собака.

На берегу копошились люди: хозяйственные рыбачки расстилали морскую траву — камку. Около вешал и лодок кучками стояли рыбаки. Они курили и, показывая на море, о чем–то спорили.

Очарованный вечерними картинами моря и Слободки, я миновал причал, нефтесклад, сарай со снаряжением (там лежала моторка и двигатель к ней), вешала, торчащие вверх килями калабухи и подчалки. Я уже прошел две трети пути, когда увидел на тропочке капитана Белова. Он зашагал мне навстречу и с ходу спросил, дал ли мне Скиба лодку. Выслушав, он покачал головой, затем, указывая на запад, сказал:

— Гляньте! В воду садится! Рыбаки говорят: «Солнце село в воду — жди, моряк, хорошую погоду!» Смотрите, — сказал он, — не опоздать бы вам! Скиба собирается в море… Ловите его завтра прямо с утра!

Мы постояли немного, наблюдая за тем, как неохотно солнце опускалось за горизонт; оно долго–долго выглядывало из–за края туч раскаленным до ослепительной красноты глазком и словно норовило выпрыгнуть обратно. А когда оно пало за тучи, то небо словно залилось вишневым соком.

Идя к дому, мы почти у самой калитки встретили Данилыча.

Опершись на костыли и посасывая цигарку, он задумчиво смотрел на море.

— Красота какая! — воскликнул он. — Небо–то чисто «Изабелла»! Ну шо, Лексаныч? — спросил он. — Дела твои какие? Даеть Скиба моторку?

Когда я рассказал ему, как обстоит дело, он горячо заговорил:

— От бугай жирный! Ты, Лексаныч, бери его за грудки: мол, раз горком сказал — давай, и никаких тебе отношениев!

— Да, — сказал капитан Белов, — вы с ним ухо «на товьсь» держите. Он хитрее мухи — не заметишь, укусит. А когда получите моторку, не задерживайтесь, сразу в море!

— Море! — с тоской произнес Данилыч. — Давно я не бывал под Темрюком, у Кзантипы и в устьях Дона… Рибы там! Птицы! Живу как неодушевленный предмет!

Он тяжело вздохнул и опустил голову.

— А вы с кем собираетесь в море? — спросил меня капитан Белов.

— Еще не думал об этом, — сказал я.

— А вы берите Данилыча, — сказал капитан Белов. — Он не подведет.

Данилыч вскинулся весь.

— Возьмешь, Лексаныч? — спросил он с дрожью в голосе.

— Возьму, — сказал я.

Он подпрыгнул на костылях:

— О це дило! Ну шо же! Зараз по хатам, и спать! А завтра чуть свет к Скибе.

Он запрыгал в хату. Я попросил капитана Белова подождать меня, зашел в горенку, взял карты. Возвращая их, я поблагодарил его и, так как мне не хотелось спать, решил пройтись с ним немного. Был тот час, когда еще хорошо видно, несмотря на то, что сумерки жадно стараются прибрать все к рукам. Море поблескивало, отражая какой–то невидимый свет, а небо было похоже на зарево над сталеплавильным заводом.

Судя по морю, по ветру, по хлопотам рыбаков на берегу, завтра чуть свет они выйдут в море, а с ними и Скиба… Капитан Белов прав, нужно вставать с рассветом — и прямо в «Красный рыбак». Скибу нельзя выпускать из рук.

Приняв это решение, я собирался было уже возвратиться домой, как увидел девушку, переходившую дорогу с коромыслом на плече. Было еще не совсем темно, и я успел разглядеть ее лицо. Очень приятное и, пожалуй, даже красивое. Оно показалось знакомым. Где и когда я видел ее? Пока я вспоминал, девушка свернула в проулок, которым я в день приезда, идя со станции, вышел вслед за своей хозяйкой на набережную. Девушка шла, чуть–чуть раскачиваясь, стараясь не расплескать полные ведра. Я долго смотрел ей вслед и даже тогда, когда она скрылась из виду, не в силах был тронуться с места. И потом, шагая к дому, ловил себя на том, что продолжаю думать о ней.