Капитан поневоле

* * *

Так началась жизнь четверых пропавших в святом месте, носившем название Мелибеа. Каждый день Андрей Леонидович занимался с ними местным языком, надо сказать довольно талантливо, и очень доходчиво объясняя принципы построения предложений, а так же сложных оборотов. Когда же, спустя месяц, они могли уже сносно общаться с местными, то он начал их обучать и простейшей грамоте. Жрецы относились к ним хорошо, кривых взглядов не бросали. Ну, ещё бы! В свободное от учёбы время ребята пахали за десятерых, вырубая кирками террасы на склонах горы под новые огороды, и подводя к ним оросительные канавы от ближайшего ручья. Очень помогли в этом деле перчатки с обрезанными пальцами, которые лежали у каждого в рюкзаке. Иначе ладони они бы стёрли в начале своей трудовой деятельности в кровь. Но мышцы на первых порах ныли адски.

Кормили щедро, но без изысков. В первый же день с них сняли мерку, а спустя небольшое время, с очередным обозом из долины, прибыла их новая местная одежда. Пара узких штанов на завязках, трусы, рубашки до середины бёдер и лёгкие суконные куртки, поскольку вечерами здесь было довольно прохладно. И обувь – летние сандалии и лёгкие кожаные ботинки. По заверениям их наставника и учителя, храмовый комплекс Мелибеа находился на высоте, примерно соответствующей 1300 метров над уровнем моря. И почти столько же от долины, поскольку там высоты не превышали ста метров. Не считая паломников, в комплексе жило человек двадцать жрецов, и десяток детей. Да, жрецами были не только мужчины, но и женщины. Считалось особо правильным, если муж и жена оба посвящают себя служению богам, и у них рождаются дети. Но были и непосвящённые, как, например, жена Андрея Леонидовича. Два десятка храмовой стражи присматривали в основном за паломниками, которые останавливались в отдельной гостинице.

Когда же месяца через два ребята уже более уверенно объяснялись на местном языке, то от скуки Саша решил пообщаться с местными вояками. Начал с того, что подарил офицеру, аналогу лейтенанта, который их конвоировал сюда, последнюю банку сгущёнки, а вечером пригласил на скромные посиделки возле бани Андрея Леонидовича, конечно, предварительно согласовав это с хозяином. Тут же выяснилось, что никто из стражников ещё не был в этом странном заведении, хотя и много слышали о непонятных ритуалах, которые Парменон там устраивает. Как-то не сложилось. А напрашиваться к уважаемому здесь жрецу простые солдаты, как скромно выразился лейтенант и о себе, постеснялись. И тогда договорились исправить это недоразумение. Конечно, Саша передал пожелание, что хочет отблагодарить за сопровождение всех участников их совместного путешествия, на что офицер ответил, что всех не получится – служба.

Но то ли он правильно понял намёк странного чужеземца, то ли случайно так вышло, а среди пришедших с ним четверых солдат, были обе женщины, и, конечно же, «капральша». Попарившись в баньке, и остыв в запруде, они сидели вдевятером за длинным столом, и пробовали разведённый и охлаждённый спирт, запасы которого тоже подходили к концу. Для местных такое пойло оказалось не в диковинку, здесь уже существовало несколько вариантов крепкого алкоголя, но летом, на жаре, его потребляли мало, в отличие от зимы и дождливых дней. А Саша слушал это всё, и, поглядывая на полуголую «капральшу», думал: «Вот, как же они тут уживаются? Явно красивая женщина, которую не портит даже армейская стрижка – бритые виски и затылок. А к ней все относятся, как просто к человеку, может даже товарищу. Неужели тот же офицер ничего не пытался с ней закрутить? А если и крутил, то как он вообще живёт, имея в подчинении женщин, и запросто знакомя их с посторонними, намерения которых довольно очевидны?» Всё это было непонятно, Саша чувствовал, что не понимает ещё многих нюансов здешней психологии и взаимоотношений. Хотя, скорее всего, он просто находился в плену стереотипов – более отсталое технически общество, должно соответствовать и более примитивным нравам, с налётом патриархальности. А здесь этого не было и в помине.

Оказалось, что всё это время он смотрел отсутствующим взглядом прямо на «капральшу», которая сначала старалась не обращать на это внимания, но потом открыто улыбнулась, посмотрев ему в глаза…

В общем, ночь они провели вместе. Сначала ушли любоваться закатом на край площадки, откуда открывался роскошный вид на долину. Долго беседовали там о всякой ерунде. А когда вернулись к столу, то оказалось, что там уже никого нет, и посуду даже унесли. Коротко переглянувшись, они впились друг в друга губами одновременно. Спали на сдвинутых лавках в моечной, накрыв их плотными простынями. Сначала Саша был королём, выпуская накопившийся за месяцы пар, но после нескольких заходов силы всё же начали покидать его. Но не тут-то было! «Капральша», которую звали Постумия, была неутомимой наездницей, что и продемонстрировала ему вскоре в буквальном смысле, доведя в конечном итоге до полуобморочного состояния. Уснули под утро, оба обессилевшие, прижавшись друг к другу…

Она была на шесть лет старше Саши, и прожила уже тридцать три года. Родом была откуда-то с западного побережья Мелосского (Охотского) моря, и не являлась элоем. В юности несчастная любовь толкнула её податься в наёмники. Пройдя курс обучения, охраняла караваны, ходившие через горы на запад, в суровые края, подчинённые габалам. Тучи комаров летом, и ужасные морозы зимой оставили ей неизгладимые впечатления. Ну, и стычки с разбойниками, во время которых молодая наёмница лишь чудом не лишилась головы, хотя и была дважды ранена. Потом она отправилась в Кинурию (Камчатку), где назревала мелкая войнушка между герцогами западного побережья, деливших пахотные земли. А после её окончания, устроилась в храмовую стражу, поскольку начала чувствовать, что лимит её удачи подходит к концу, и смерть уже занесла над ней свою костлявую руку. Читала она по слогам, научившись этому уже здесь, при храме, но с жадностью слушала речи жрецов, делая в своей красивой голове самостоятельные далеко идущие выводы о познании истины через контраст лишений и страданий, с наслаждениями разного толка. «Не увидев тьмы, не познаешь света» – частенько говорила она, снова доводя Сашу до полного изнеможения, но и сама выбиваясь из сил в конечном итоге, находя в этом какое-то мазохистское удовольствие.

Постумия была ненасытна во всём. На тренировках, которые иногда наблюдал со стороны и Саша, она неизменно доводила себя до полного изнурения, не щадя своего тела ни капельки. То же касалось и воинских упражнений, в которых с недавнего времени он сам стал принимать активное участие, удивляя солдат некоторыми необычными приёмами, которые он помнил от реконструкторов. Когда они вдвоём фехтовали тупыми учебными шпагами, Постумия никогда не надевала защитных доспехов, говоря, что это притупляет восприятие, и даёт ненужное чувство безопасности, порождая лень. Она требовала, и даже кричала, чтобы он не щадил её, и бил в полную силу, отчего тело грозной «капральши», впрочем, как и Сашино, было постоянно покрыто синяками и ссадинами. А потом, ночью, он с нежностью целовал каждую царапину на ней. Вечерами, они всегда вели долгие беседы, забираясь в такие дебри о сути мироздания, что Саша иногда чувствовал себя потерянным ребёнком на обочине оживлённой дороги, и лишь титаническим усилием воли он сохранял самообладание, и находил взвешенные возражения на максималистские утверждения своей собеседницы. Чем, кажется, заслужил её уважение не только в качестве любовника.

Так они прожили в Мелибеа до начала зимы, которая внизу, в долине, была понятием условным – никакого снега, просто стало прохладно и чаще стали идти дожди. А здесь, в горах, снега навалило целую кучу, стояли небольшие морозы. Леонидыч, как стали коротко называть своего учителя ребята, «включил» в посёлке отопление, впрочем, камин тоже иногда топили, но больше для красоты. Свои земляные работы ребята уже закончили, накачав мышцы и отъевшись на храмовых харчах. Поэтому разминались колкой дров, и более частым посещением солдатских тренировок. С полной самоотдачей занимался только Саша, подстёгиваемый Постумией, и получая от неё очередные синяки. Лейтенант, наблюдая как-то за их особенно отчаянным поединком, во время которого они словно пытались доказать что-то друг другу, заметил, что когда-нибудь она убьёт его, и он этому ни капельки не удивится. После этого Саша начал смутно догадываться, почему в данном случае на его наставницу никто особо не претендовал из сослуживцев. С таким бешенным темпераментом совладать было не всем под силу. А ему просто повезло, что это Она его выбрала по каким-то своим причинам.

Уже давно они размышляли, куда им податься, когда Леонидыч сочтёт их достаточно подготовленными для самостоятельной жизни. Сидеть на шее у него становилось всё неудобней. Игорь начал мрачнеть, втемяшив себе в голову, что оставленная дома молодая жена могла забеременеть перед отъездом, потому что у неё была какая-то задержка. У товарища появилось навязчивое желание вернуться в деревню к старосте, чтобы быть поближе к водопаду. Он постоянно строил предположения, что тогда могли сделать не так и упустить. Ему стало казаться, что должен быть шанс вернуться. Или с той стороны обнаружат аномалию, привезут учёных, и они обязательно во всём разберутся, вытащив их отсюда.

Остальные перебирали варианты, как можно разбогатеть здесь, применяя неизвестные аборигенам новшества, начиная от не дававшего им покоя парового двигателя, кончая контрабандной торговлей самогоном. Но по большому счёту, до весны всё это действительно повисало в воздухе, потому что хоть зима здесь и мягкая, но всё равно холодно и мерзко. А главное, мокро. Лучше переждать. Но вскоре, часть сомнений разрешилась сама собой. К ним неожиданно пожаловал гость, которого они, в общем-то, ждали, но и не ждали в то же время. Это был ещё один их соотечественник, тот самый капитан, решивший навестить своего старого приятеля.

Приехал он не один, а с целой свитой из десяти человек, среди которых попадались такие рожи, что фраза про то, будто они прибыли сюда поклониться святым местам, выглядела, по меньшей мере, забавно. Впрочем, для своих и не требовалось никаких объяснений. Не смотря на совершенно разное положение в этой жизни, встретились два старых приятеля. Всю свиту капитана поместили в гостинице, где они вели себя на удивление тихо, а сам гость расположился в доме у Леонидыча, где и состоялось его знакомство с ребятами.