Капитан Соври-голова или 36 и 9

— Вам, наверное, с красивой девочкой хочется быть знакомым, — сказала с грустью Травка.

— Почему это с красивой, — соврал Димка. — Можно и с некрасивой, — а про себя подумал: «Лишь бы у нее брат был боксер!»

В это время на поляне появился второй брат Тошки — Гешка. Он тоже запрыгал по траве в каком-то диком танце.

— Танцор? — спросил Дима, кивая на Гешку.

— И совсем не танцор, а тоже боксер. Ноги отрабатывает!

Диме очень понравилось, что второй брат Тошки боксер. Братья-боксеры! Ясно, что они заступятся за Тошкиного знакомого. Ну, а если она будет с кем-нибудь дружить… тут уж, наверное, они жизни своей не пожалеют!

— А вы верите в дружбу? — спросил Дима, рисуя в своем воображении повергнутого Комарова.

— А что? — спросила Травка.

— Ничего, — сказал Дима. — Но вот… вот если бы с вами подружился один мальчик, а его жизни угрожала бы опасность, ваши братья за дружбу мальчика с вами могли бы отдать жизни? — Это Дима произнес словно стихи.

Травка подумала и сказала:

— За дружбу? Могли бы…

Это Диму вполне устроило, потому он сказал:

— Подружиться что-то хочется… Только вот не знаю, с кем… Все какие-то… — он не договорил.

— Какие «какие-то»? — тихо переспросила Травка.

— Все какие-то не такие…

— Какие «не такие»?

— Ну, не такие… Не такие, как вы…

— Значит, вы хотите со мной подружиться? — спросила Травка шепотом, при этом она так покраснела, что ее белые волосы стали рыжими.

— Хочу! — подтвердил Дима тоже шепотом и тоже покраснел — от ужаса, что он такое тут врет вслух. Папа бы услышал!

— Вот Прошка обрадуется! — сказала Травка.

— Какой Прошка?

Может быть, у Травки есть еще один брат? Боксер. Только взрослый. Дима решил: если это так, то он скажет Травке, что готов не только дружить с ней, но готов даже влюбиться в нее. Не сейчас, конечно, а когда станет взрослым. Выяснит, кто такой Прошка и… если тоже боксер, то влюбится.

— Значит, у вас еще есть брат-боксер? — с надеждой в голосе спросил Дима.

— Прошка тоже боксер, но он мне не брат, он собака, — сказала смеясь, Тошка.

Дима с сожалением вздохнул. Ну, раз он собака, то пока насчет того, что он со временем влюбится в Травку, можно ничего не говорить. Впрочем, собака-боксер Прошка лучше даже человека-боксера, потому что собаку даже взрослый человек боится больше любого боксера.

— А почему же он обрадуется? — спросил Дима.

— Потому, что с ним никто гулять не хочет, одна я гуляю, а теперь я буду с ним не одна гулять, а вместе с вами.

И Дима снова подумал, что здесь, пожалуй, можно подумать, чтобы влюбиться. Пусть Кешка, Гешка и Прошка знают, что он обязательно влюбится в Травку, и чтобы они втроем, в случае чего, горло перегрызли этому подавляющему Комарову и его приятелям. Дима уже хотел сказать Травке, что он со временем в нее влюбится, но она вдруг рассмеялась:

— У вас совсем нет поперечно-полосатых мышц! — сказала она, посмотрев на его голую спину, и спросила: — А как вы разгибаетесь и сгибаетесь?

Дима быстро натянул ковбойку и промычал что-то невнятное. И насчет мышц даже не знал что ответить. Не мог же он объяснить Травке, что потому и хочет с ней подружиться, а потом и влюбиться в нее, что у него нету этих самых поперечно-полосатых мышц.

— Я вам назначаю свидание, — сказал Дима, пуская петуха. Проклятый переходный возраст!

— А чего вы так визжите? — сказала Травка. — Свидание надо назначать тихо и таинственно. Вот так. Где и когда? — сказала она тихо и таинственно.

— Завтра в шесть часов у кинотеатра…

— Хорошо, — сказала Травка таинственно. — Я приду…

— Только у меня к вам просьба, — сказал Дима, на этот раз тоже тихо и таинственно. — Приходите не одна на свидание.

— Как не одна, а с кем же?

— Приходите, — Дима чуть было не сказал — со своими поперечно-полосатыми боксерами. — Приходите с братом Кешкой, с братом Гешкой и с собакой Прошкой. Билеты я всем куплю…

— Но послушайте… — сказала Травка, — может быть, лучше, если я приду одна? Ведь на свидание с братьями не ходят! И в книгах и в кино всегда приходят без братьев!

«Одна»! — передразнил Дима Тошку про себя. — А кто будет за меня заступаться, когда Степан Комаров начнет меня подавлять. Кто будет давать ему хук справа и нокдаун слева? А кто будет кусать за ноги убегающего Комарова?»

— Ну, пожалуйста… — проныл Дима. — Ну, приходите в первый раз втроем! То есть, вчетвером… Будем дружить все вместе!

— Ну, хорошо, — сказала Травка. — Мы придем втроем… то есть вчетвером… Я про Прошку совсем забыла.

Итак, надо было достать четыре билета в кино: для Травки, Решки и Кешки. И для себя. И купить четыре эскимо, нет, три, на этот раз Дима сам решил обойтись без мороженого. И для собаки Прошки — вареную кость с мясом.

Деньги на билеты и эскимо Дима одолжил у Туркина, копившего себе на какие-то особые лыжные крепления. Кость взял без спроса у мамы из супа. И, нарядившись почти как жених, пришел к кинотеатру за полчаса до начала сеанса с билетами в кармане, со свертком подмышкой (кость для Прошки) и с коробкой эскимо для своих защитников, для поперечно-полосатых боксеров. Как только Дима вышел в таком виде из дачи, за ним сразу же увязался один из подавляющих — Генка Смирнов с собакой. Ясно, что караулил, как будто ему делать больше нечего. Смирнов свистнул, и тут же из кустов к нему подбежал рыжий Печенкин. Они пошептались о чем-то между собой и проводили Диму до кинотеатра. По дороге к ним присоединились еще двое. Дима остановился возле входа в кинотеатр, поближе к контролерше. Оглянулся. Травки еще не было. Степан Комаров тоже еще не появился. Осмелевший в четыре раза, Смирнов бросил в сторону Димы счетверенный взгляд, в котором крутилось что-то вроде таких невидимых слов: «Подозрительно! Подозрительно! Вырядился, плюс букет цветов, плюс коробка в руках, плюс сверток, плюс независимое выражение лица. — На лице Смирнова было написано: — А что, если мы сейчас устроим минус коробка, минус сверток, минус… что у тебя там в карманах? Плюс десять шалобанов по лбу!»

Тогда Дима небрежно приблизился к подавляющим и сказал, обращаясь к Витьке Молчунову:

— Сбегай за Комаровым!

— Как это сбегай? — возмутился Витька Молчунов. — Зачем?

— Затем… — сказал Дима. — Затем, что через некоторое время ваша подавляющая машина будет сломана!

— Ка-ка-кая ма-ма-шина? — зазаикался Печенкин. Он всегда заикался, когда злился.

Подавляющие переглянулись. Витька Молчунов бросился за Комаровым.

— Смирнов, пока не поздно, учись у Печенкина заикаться со страха, — сказал Дима. — А так же учитесь пока у этой своей дворняжки высовывать языки!

— Па-па-па-че-му? — спросил Печенкин.

— Па-па-па-та-му, — передразнил его Дима, — что скоро вам всем будет сначала жарко, а потом холодно… Сейчас за меня придут заступаться сразу три боксера.

Дима взглянул на часы. Травка и три ее боксера должны были появиться с секунды на секунду. Не опоздали бы, а то эскимо уже начало таять.

Комаров, между прочим, тоже вот-вот появится.

Травка и Комаров появились за деревьями с разных сторон одновременно. Комаров шагал в сопровождении Витьки Молчунова прямо по направлению к Диме. Дима спокойно повернулся спиной к ним и двинулся к спасительной Травке, к Гешке, к Кешке и Прошке. И чем ближе он подходил к Травке, тем все тяжелее переставлял свои ноги. Ни Гешки, ни Кешки, ни Прошки, никого из них, кого он больше всего хотел видеть, за Травкой не было. Они не пришли на свидание. Дима еще смотрел с надеждой сквозь Травку: может, они отстали, может, они за деревьями? Но радостный Тошкин голос сообщил:

— Здравствуйте! Я пришла одна! У Гешки и Кешки тренировка, а у Прошки что-то с желудком!

Пришла одна, да еще радуется, да еще расфуфырилась. «Все, — решил Дима, — я сейчас ей скажу, что я ее ненавижу. Обманщица! Так подвести своего…» Кем он ей приходится? И еще эта дурацкая кость под мышкой, и мороженое начинает таять в коробке. Тошку и Диму тут же окружила компания подавляющих.

— Заикаться, говорит, учитесь у Печенкина, — сказал Смирнов.

— И язык, говорит, высовывать у Шарика, а то, говорит, вам всем жарко будет! — добавил Молчунов Виктор.