Капитаны

Тем не менее, вопреки доводам рассудка, в закатных лучах прощающегося солнца Леви перемахивает последние ступеньки отвесной лестницы, оказываясь на крыше самого высокого здания округа. Ветер рассыпчато ворошит его чёрные стриженые волосы, воровато забирается под оттопыренный китель.

Аккерман промаргивается, привыкая к свету после чердачной лестницы, зачёсывает чёлку, оглядывая открывшуюся картину.

– Добрый вечер, Леви, – голос доносится с левой стороны. Катрина приподнимается с пледа, даже машет ему рукой. Аккерман кивает в ответ, эхом привычно повторяет последнее слово и добавляет её имя. Взгляд бывшего вора быстро выцепляет разложенные блюда: запечённые овощи, нарезанная курица и выпечка – яблочный пирог – её аромат разлился ещё на первом этаже. Это всё ещё кажется Леви чем-то неуловимо странным, что кто-то настолько заморачивается для него, ради одного неполного вечера. Страшно вообразить, как все эти яства вообще появились на свет: в квартирах, куда селят младшие офицерские чины, нет печек, только керосинки, на которых не сделать подобного кулинарного шедевра. По утру Аккерман слышал от говорливого Дункана, что его лейтенант отпросилась на пару часов под благовидным предлогом.

“А на самом деле, капитан” – вкрадчиво ухмыляется Дункан, – “Я знаю, по какие нужды: она снимает кухню в районе бумажной фабрики. Наверняка кому-то несусветно повезёт в желудочном плане…”

Леви знает, что такое забота, это слово ему совершенно не чуждо. Однако проявлять заботу к тому, с кем общаешься чуть меньше года, кажется сродни подозрительному подвоху. Предостережение вкрадчиво маячит на периферии сознания, однако несмотря на это в мыслях и распорядке дня Кaты становится всё больше и больше. Аккерман неумолимо, но верно привязывается к ней, попустительствуя теплящемуся за грудиной чувству – слишком приятное ощущение, слишком интересный человек.

– Я спросила у снабженцев, сегодня точно не будет дождя – они сделали свежие расчёты. Так что можно не бояться: нас дождём не накроет, – Кaта тем временем уже принимается доставать тарелки и приборы из вещевого мешка. И только слыша её голос вновь, Леви отмирает и сдвигается с места.

Подходит к расстеленному пледу, лезет запазуху и достаёт из-под кителя аккуратную продолговатую коробку, перетянутую лентой – зелёной, цвета сочной лесной листвы, что повторяет оттенок глаз Кaты. Такая ткань дороже из-за красителя, однако Леви твёрдо решил взять на перевязь именно эту. Когда продавщица напомнила о цене, он лишь отмахнулся, называя нужную длину.

Катрина тем временем щедро накладывает овощи, приговаривая что-то про помидоры и извиняясь за их отсутствие. Затем раскрывает пергаментную бумагу и подцепляет куриные ломтики, от которых ещё поднимается тёплый пар. Аккерман садится напротив, рассматривая её расторопные движения.

– Как у тебя получилось сделать всё это? – Бишоп хитровато щурится. Блеснув глазами, расплываясь в ухмылке.

– Секрет фирмы, – подмигивает девушка, но встретившись с Леви взглядом вдруг звонко смеётся. – Почему у тебя такое серьёзное лицо?

– Должно быть потому, что я восхищён. И благодарен, – пожимает он плечами в ответ. Кaта рдеется, щёки вспыхивают жаром – не стыдливым и удушливым, но иным, что дарит неописуемую лёгкость. Леви иногда бывает слишком прямолинейным, а порой темнит – это уже кажется ей привычным. И даже зная, что от таких искренних слов она покраснела, Бишоп вдруг ловит себя на странной мысли: ей не хочется смущённо опустить глаза и скрыть румянец.

Она протягивает ему тарелку, всматриваясь в голубо-серые омуты:

– Мне это приятно, – Леви перенимает блюдо и протягивает коробку в ответ, на мгновение всё же умудряясь выбить Катрину из колеи уверенности. Она недоумённо сводит брови, берёт подарок, неопределённо крутит в руках. – Я не думала, что… Леви, это вовсе не обязательно…

Аккерман легко смеётся на такую растеренность. Но даже хитрый изгиб губ не оттеняет лицо какой-то грубостью или жестокой усмешкой.

– Знаю. Но и ты была не обязана делать… всё это, – Леви жестом указывает на весь пикник, разбитый на крыше. Они договорились встретиться в вечер перед экспедицией: посидеть, поговорить, как уже у них повелось с той чердачной поры, а Кaта хитро и загадочно сказала, что устроит сюрприз. Аккерман знает: такое не требует ответной платы, это всё тот же “знак внимания”, которыми люди изъясняют свои чувства и намерения – это выбор. Но и подарок, который он подготовил – тоже сознательный выбор, его выбор. – Открой. Пожалуйста.

Бишоп тянет за ленту, развязывая бант, что помогала сваять Ханджи. И, прежде чем открыть коробку, Кaта делает нечто, заставляющее его сердце пропустить удар. Леви доводилось видеть классические сценарии вручения подарка: в разведке волей-неволей становишься свидетелем встреч и расставаний близких, сопровождающиеся презентами. Обычно всё происходит заполошно. Даритель нервно смеётся, ожидая реакции на сюрприз, а одаряемый смешно срывает упаковку – в подобном нет чего-то плохого или хорошего, однако когда Кaта замирает и вглядывается в ленту, это значит для Леви слишком многое. Может, он попросту вложил в выбранный оттенок слишком много смысла из ниоткуда, но осторожность, с которой она откладывает перевязь не сравнима ни с чем.

– Красивый цвет, – мягко замечает Катрина, берясь за крышку.

Леви чуть колеблется, но затем позволяет словам вырваться с выдохом:

– Он напомнил мне твои глаза.

Кaта быстро поднимает на него взгляд, моргает.

– Спасибо… – она чуть откашливается. В воздухе повисает рябь недосказанности, и Бишоп кивает на тарелку, пытаясь сбить это ощущение: – Ешь пока, а то остынет…

Почему-то увидев в коробке нож, Катрина даже не удивляется – подобное столь же в характере Леви, как и его извечное цоканье или генеральные уборки. Походный острый нож ложиться в её ладонь, как влитой. Не длинный, но и не короткий – идеального размера. Дерево хорошо выпилено – позволяет уцепиться за холодное оружие надёжным хватом. Она чуть приценивается к весу, крутит рукоять, вынуждая лезвие скользить по кругу. Увлёкшись, цепляется за черенок ручки, пробно подкидывает, перехватывая – краем глаза замечает, как Леви, уже жуя, всматривается в это маленькое представление.

– Спасибо, Леви. Вещь полезная. У меня как раз сапожный сточился… – Аккерман лишь кивает в ответ. И Кaта, выдохнув, смаргивает неловкость, и тоже принимается за пищу.

Постепенно солнце скрывается за Стенами, чтобы затем закатиться за горизонт в неизведанных краях просторного мира за городьбой. Небо играет оттенками, постепенно темнея. И к тому моменту, когда чай кончается в термосе, а все насущные темы разобраны, приходится зажечь три свечи, чтобы не утонуть в сумраке. Кaта тушит спичку и, на мгновение повинуясь какому-то детскому желанию, запрокидывает голову, рассматривая небосвод: над крышей распростёрлось мерцающее звёздное полотно, удивительное и неповторимое в своей возвышенной красе.

Беседа тянется непринуждённым перебрасыванием вопросов, будто партия в карты: поочерёдные раздачи, подкидывание чего-то сверх и зеркальный перевод выпавшего козыря собеседнику. И на удивление подобное нисколько не тяготит. Леви поднимается с пледа, отходит к бортикам, что ограждают покатую черепицу. Оперевшись на витое железо, он лениво оглядывает город. Частоколы из домов, выстраиваемые лучистый узор с такой высоты, редкие площади, на которых днём теснится рынок, зажиточные особняки знати, что не сумела протиснуться за стену Сина и обосновалась здесь, блистая среди бедных.

Рассматривая игру блёклых огней, Леви не замечает, как Бишоп тоже поднимается и оказывается рядом.

– Почему ты в разведке? – спрашивает вдруг она, с нескрываемым интересом.

Аккерман хмурится, подбирая выражения: наверняка, Кaта всё слышала по сарафанному радио разведки, как троицу разбойников из Подземного города ввели в ряды солдат без какой-либо подготовки. Он и сам ей рассказывал, так что Леви отзывается немногословно:

– Выбора не было, – капитан пожимает плечами. – Да и я здесь неплохо пригождаюсь… А ты?