Капкан для лешего
Шрифт:
– Так вот, слушай меня. С этого времени берешь кабинет географии под персональный контроль. Будешь там ночевать. И каждое утро станешь докладывать.
– Навсегда, что ли!?
– возмутился Филидор, любимым местом которого, был кабинет труда. Спал он там, на горке теплых лоскутов, которые в изобилии оставались после занятий кружка "Умелые ручки". А после "Юных кулинаров" всегда можно было перекусить чем-нибудь вкусненьким. Ему совершенно не хотелось перебираться в кабинет географии, где только мыши и могли кормиться.
– Не навсегда, а пока не поймаешь трех мышей. Нельзя допускать, чтобы они уничтожали Америку.
– А если это только одна мышь?
– Одна!.. За ночь, всего Восточного полушария, как не бывало. А ты - одна. Ты еще скажешь, что там цунами пронесся.
Филидор,
– На цунами сваливать не стану, но эти Америки, что на клейстере держатся, за ночь и одна мышь сгрызет, - уверенно заявил Филидор.
– Ручаюсь. Мы, коты, эту нахальную породу лучше других знаем.
– А ты не пререкайся, - осадил его Никодим.
– Раз ты кот, то должен обеспечить неприкосновенность учебных пособий и в том числе географических материков. Вот и отправляйся на дежурство.
Филидор знал, что спорить с Никодимом дело пустое. Он пожал плечами, повернулся, высоко поднял хвост и с достоинством двинулся в сторону кабинета географии.
Глава пятая.
Трое бывалых леших сидели у входа в землянку. Над ними раскинул лапы большой развесистый дуб. Его могучие ветви и густая крона как шатер накрывали почти всю поляну перед землянкой и саму землянку. Сколько лет этому дубу никто не знал. Кажется, он всегда был здесь, таким же громадным. Даже самые старые лешие не видели его молодым. А под дубом лежали друг против друга два могучих, в полтора обхвата, бревна, ошкуренных когда-то до белизны, и потемневших от времени. На них всегда и усаживались лешие, когда приходили к Ставру.
– Сколько обитаем здесь, ни разу о таком не слышал, - недоумевал Могута.
– Не может такого быть.
– А ты еще раз глянь, - сунул ему в руки вершинку березки Ставр.
Могута взял вершинку, повертел ее, провел рукой по молодым листьям, пощупал излом и вздохнул. Вздох получился тяжелым, длинным и настолько обстоятельным, что вялые листья на обломке березки зашевелились. Таким уж могучим лешим был Могута. Широкие плечи - как кряжи, грудная клетка -- словно ствол столетнего дерева - не обхватишь, сильные руки - как сучья у дуба и росточком не мал. А поверх всего: круглая кудлатая голова с лохматой бородой, широким ртом, крупным носом и большими зелеными как лес глазами. Одно слово - Могута, лучше такую громадину и не назовешь.
Рядом с ними сидел Еропка. Как может выглядеть лешак, с таким легким, почти, что невесомым именем? Конечно, невысоким, худощавым, с тонкой шеей и небольшой редкой бородкой. А глаза вприщурку: хитрые, умные.
– Я всегда говорил, что нет у нас в Лесу порядка, - Еропка взял у Могуты вершинку, тоже прошелся чуткими пальцами по излому.
– Кто что хочет, то и делает. На шестом кордоне полянка была, туда, почитай, со всего Леса голубые цветы собрались. Красотище неописуемое. Так какой-то шпынь прямо по ним тропку протоптал. А родник, что у красного камня, каждый день чистить приходится, сухие ветки туда бросают...
– Еропка обличал бы еще долго, если его не перебил бы Ставр.
– И кто это, по-твоему, все делает?
– спросил он.
– Топчет цветы, бросает сучья в родник...
– Кто, кто?.. Неизвестно кто. Не могу поймать. А оно, эдак, получается потому, что общего порядка нет. Строгости у тебя, Ставр, не хватает. Слишком много воли даешь: кто что хочет, то и делает. Пущевики, считай, каждую неделю вылазят из своей чащобы, сок им березовый нравится. А зачем, спрашивается, нам пущевики? Не нужны они здесь со своими непонятными мыслями. Прошлой луной еще и полевик забрел. Сам здоровенный, а ума во!
– Еропка скупо отмерял кончик указательного пальца и показал его собеседникам.
– Елани ему, понимаешь, понадобилось посмотреть. А пока этот полудурок елани осматривал, время ушло и он теперь до новой луны из Леса выбраться не может. Вот и бродит по кустам без всякой цивилизации, и чего он делает, никому неизвестно... Банник поселился на кордоне. Баньку соорудил да еще с парилкой, и веников нарезал. Я, вообще, не против, пусть народ моется. Обратно же, лечит он там. Но вывеску какую соорудил!? Сами
Ставр и Могута Еропку, почитай, и не слушали. Наперед знали, о чем он говорить станет, и ждали, пока тот иссякнет.
– А моховики, те вовсе распустились, - не иссякал Еропка.
– Шастают, шастают, и все галдят, галдят. От их галдежа в мозгах затмение происходит, и уши чешутся. Это же совершенно невозможно работать в такой экстеремальной обстановке.
– Того, кто эту березку заломал, поймать надо и стукнуть раза три, - предложил Могута, уловив момент, когда Еропка замолчал, чтобы вдохнуть.
Ставр глянул на его кулаки: если Могута стукнет, то вполне хватит и одного раза. А у Еропки завод еще не кончился.
– Их поймаешь...
– подхватил он.
– Кто же это, интересно, их ловить станет? И так весь день вертишься, вертишься, как белка в колесе, перекусить некогда. Я отвар из шиповника сделал, горло подлечить необходимо, так третий день выпить забываю. А еще дневник наблюдения за Деревом вести надо. Каждый вечер как привязанный за дневником сижу. В землянке же темно. Как в старину живем, без электричества, со свечами. Пишу, пишу, наверно скоро зрения лишусь... А чтобы очки выдать, так нет у нас такого порядка. Лешим, говорят, очки не положены. Домовому Никодиму очки вовсе не нужны, но в очках ходит. А ведь равноправие должно быть. Не где-нибудь живем, в Лесу. Почему это домовым такая привилегия? Клямке - другой разговор, никаких претензий. Клямке свои очки из неметчины привез, а Хрол, откуда очки взял? В этом вопросе полная неизвестность, требующая консенсунса.
Еропка помолчал, прикидывая, на что бы еще пожаловаться и этим воспользовался Ставр.
– Племянники ко мне приехали, на практику, - сообщил он.
– Неплохие лешачки, бойкие. И книга у них есть научная, о том, как преступников ловить. Молодые, а в криминалистике разбираются.
– Их что ли хочешь послать?
– спросил Могута.
– Они же Леса не знают.
– Наколобродят чего-нибудь, а нам потом расхлебывать, - недовольно выпятил губы Еропка.
– Хотя, может оно и хорошо, что Леса не знают, - продолжал рассуждать Могута.
– Мы тут ко всему привыкли, а у них свежий глаз.
– И я о том же думаю. Они сами напросились. Молодые, им искать да ловить удовольствие. Они считают, что это Пелга каруселит, пошли сейчас на Хлюпошлепное болото, решили присмотреть за ней.
– Пелга все может, - кивнул кудлатой головой Могута.
– Вредней бабы в жизни не встречал.
– Характер у нее слишком энергетический, - осудил кикимору и Еропка.
– Вполне могла березку сломать. Все видели, как она зыркает. Глаза черные: зырк, зырк, аж насквозь прожигает. Если ты порядочная баба, так глаза у тебя должны быть зеленые, или голубые. А у нее черные. С такими глазами вполне могла гнездо разорить, - Еропка громко высморкался и добавил.
– У нее и на болоте порядка нет. Там деревья от сырости плесневеют...
– Муравейник ей, зачем рушить?
– спросил Ставр.
– Из вредности, просто из вредности. Нет у нее уважения к Лесу... И к лешим уважения нет. "У тебя, - говорит она мне, - борода пустяшная, козлиная у тебя, - говорит, - борода. Ее никто всерьез и не принимает". А какое ей дело до моей бороды!
– Еропка ласково повел рукой по своей бородке очень напоминающей козлиную.
– У меня и дед такую бороду носил, а травы лучше всех знал. Полным комплектом уважения пользовался.
Тут и братья появились. Неожиданно подошли и тихо стояли, как это и положено, молодым лешакам, в присутствии старших.