Капкан для лешего

– Я!?
– Гудим сердито посмотрел на брата.
– Это ты придумал следить за кикиморой. Ты и дядю уговорил, и меня.

– Но ты первый сказал, что мы ее поймаем.

– Нет, ты! А ее уже и не видно, - забеспокоился Гудим.
– Пошли, а то потеряем.

Кикимора скрылась за кустарниками. Понять где она можно было только по тому, что впереди громко хлюпало и шлепало. Перестав спорить, братья поспешили к болоту.

У берега, где кикимора вошла в воду, и куда предстояло теперь войти лешим, дремала на солнце большая сытая лягушка. Возле нее суетился лягушонок, по размерам своим, сразу видно, недавно вышедший из головастиков. Вполне возможно - кто-то из потомков матерой: внук или правнук. Услышав шаги, большая лягушка выпучила глаза и с любопытством уставилась на братьев. Лягушонок одним прыжком очутился возле нее и спрятался под боком.

– Чего уставилась, земноводное? Леших не видела, что ли?
– спросил Бурята.

– Ква, - добрым баском ответила лягушка.

Лягушонок высунулся, тоже квакнул тоненьким голоском и снова спрятался.

– Ну и мотайте отсюда, пока целы!
– велел Бурята.

Лягушки не стали мотать. Большая даже лапкой не шевельнула. По-прежнему, выпучив глаза, она спокойно разглядывала братьев. Леших лягушка встречала не раз и знала, что для лягушек они совершенно безопасны. Лягушонок подобрал тонкие лапки, вроде бы собрался отпрыгнуть и спрятаться в траве. Но посмотрел на старшую родственницу, решил, что она его в обиду не даст, и остался на месте.

– Вам сказано, или нет?!
– прикрикнул на них Бурята.

Но и сердитый окрик не произвел на любознательных земноводных никакого впечатления.

– Ква!
– снова добродушно пробасила большая и, кажется, даже пожала плечиками передних лапок.

– Пойдем, - позвал брата Гудим.
– Некогда нам лягушками заниматься. Хочешь с ними поговорить, на обратной дороге и пообщаешься.

Глава третья.

Первым в воду вошел Гудим и сразу почувствовал, что по щиколотку утопает в грязи и иле. Приятного мало, но кикимора здесь прошла, значит и им придется идти. За братом, отставая на два-три шага, сердито сопя, баламутил воду и грязь Бурята.

Большая лягушка проводили братьев взглядом, потом, когда те отошли на несколько шагов от берега, снова квакнула, прыгнула в воду и пустились за ними вплавь. Лешие забредали в это болото редко и земноводное, по каким то своим лягушачьим соображениям, отправилось их сопровождать. Лягушонок, не раздумывая, тоже прыгнул в воду. Он только начал познавать мир, и ему все было интересно. А рядом с большой лягушкой он чувствовал себя в безопасности.

Братья шли осторожно, старались не хлюпать и не шлепать, держаться так, чтобы кикимора не могла заметить их, если неожиданно обернется. Хорошо Ставр сапоги отобрал, велел лапти обуть. В лаптях ходить по болоту было намного удобней.

Кикимору они толком и не видели, близко подойти не решались. Но шли за ней - это точно. Не подозревавшая о слежке старушка то громко шлепала по воде, то звонко ухала, а иногда даже повизгивала, перепрыгивая с кочку на кочку. Она и здесь все время что-то собирала. Какую-то травку, какие-то ягодки, какие-то цветочки, чтоб ей пусто было.

Бурята уныло брел по болоту и полушепотом ругал кикимору, грязь, коряги, которые попадали под ноги и, Гудима, за то, что тот его сюда завел.

– Чувствуешь, уже по колено зашли. А дальше еще хуже будет. Это болото себя еще покажет, мы в нем еще искупаемся, - выдавал он пророчества.
– Мы еще хлебнем здесь мутной водички.

И как бы подтверждая его слова, недалеко от бредущих по болоту братьев, что-то крупное заворочалось на дне, взбаламутило воду, плеснуло так, что пошла волна, а брызги густо обдали лешаков, и не всплывая куда-то понеслось.

– Понял!? Еще неизвестно кто здесь под водой сидит, - продолжал нудеть Бурята, вытирая мокрое от брызг лицо.
– Хорошо если какой-нибудь болотник. С болотником мы управимся, а бывает и похуже. Ты посмотри, куда мы зашли. Деревьев уже не видно. Как выбираться отсюда будем? Мы этих мест не знаем. А здесь ни одной тропки, ни одной дорожки. Так и будем бродить, пока мхом не обрастем.

– Помолчал бы лучше, - посоветовал Гудим, - а то накаркаешь такое, что и верно нахлебаемся.

– Не надо было нам в болото лезть, - не умолкал братец.

– Да тихо ты!
– снова оборвал его Гудим.
– Засечет она нас.

– С чего бы это, - не согласился Бурята.
– Она уже далеко ушла.

– А ты прислушайся.

Лешие остановились и прислушались. Совсем близко, за стеной высокого камыша слышно было, как кто-то шлепает по воде. Братья притихли. Шлепки вскоре прекратились. Стало совсем тихо. Потом хрипловатый, но приятный женский голос негромко запел. Лешаки прислушались. Песня была не то, чтобы жалобная, но какая-то грустная. Женщина пела про ручей, который течет неведомо откуда и неведомо куда. Он много видел, много знает, но никому ничего не рассказывает...

– Кто поет?
– удивился Гудим.

Братья, стараясь не шуметь, подошли к камышам. У зарослей было глубоко, почти по пояс. Лешие осторожно выглянули. Впереди виднелся небольшой островок, густо заросший крупной ромашкой, голубыми колокольчиками и какими-то высокими красными цветами. На островке сидела кикимора. Она негромко напевала: перебирала цветы, и что-то делала с ними.

– Да она венок плетет!
– сообразил Бурята.
– Ну, дает бабка!

– Тоже скажешь!
– не поверил Гудим.
– Зачем кикиморе венок? Такого быть не может.

– Ты посмотри, посмотри!

Гудим присмотрелся - и правда, кикимора плела венок. Они наблюдали, как она подбирала цветы по размеру и цвету, и аккуратно вплетала их в небольшой яркий венок. Будет потом что рассказать: кикимора венки плетет! Все обалдеют!

Кикимора закончила плести, опустила венок в воду и сильно оттолкнула, так что он выплыл на середину небольшого озерца.

– Это она гадает!
– сообразил Бурята.
– Спрашивает у Мокоши про суженного! Сплошной отпад!

– Кикимора на суженого гадает, - Гудим тихонько хихикнул.
– Вот мы и явимся. Пусть выбирает. И попросим, чтобы подружку пригласила...

А Пелга посмотрела на покачивающийся в воде венок, что-то негромко сказала, подняла свою голубую сумку с красной каемкой, последний писк моды, перекинула лямку через лечо и снова побрела по воде.

– Да...
– проводил ее взглядом Бурята.
– Веночки плетет, на суженного гадает. Сдвинулась старушка.

– Думаешь, чокнулась?

– Конечно! Я все понял. Мы поэтому и вычислить не могли: она или не она. Места здесь тихие, работы у нее никакой, пугать некого, посплетничать не с кем. А это для таких древних старух очень важно. Старушки сплетнями живут, разговорами дышат. Чем больше старушка разговаривает, тем дольше она живет. А ей с кем разговаривать!? С лягушками? У нее мозги и сдвинулись, - Бурята повертел пальцем возле виска.
– Ей наверно в обед сто лет, а она по кочкам прыгает, березки ломает, разоряет муравейники, песенки поет, веночки плетет, на суженного гадает... У нее сдвиг по фазе. Это точно.

– Вполне может быть, - Гудим задумался.
– Дядя все толкует: "Не могла кикимора березку сломать, не могла..." А если она шизанутая? Психованная баба, такого шороха в лесу навести может... Теперь все сходится.

Обсудить эту мысль братья не успели, потому что кикимора встала и пошла в их сторону. Может быть, и не прямо на них, но должна была пройти где-то, совсем рядом.

Что оставалось делать лешакам? Стоять и лупать глазами перед чокнувшейся кикиморой, от которой не знаешь чего, и ожидать можно. А потом, если выберутся отсюда, лупать глазами перед дядей. И то не мед, и другое не мед. Оставалось одно - потихоньку опуститься в воду. И братья опустились. По самые уши. Только полголовы торчит, да нос, чтобы дышать. Даже глаза прикрыли, лишь бы не выдать себя. Прямо две кочки. Только бы кикимора на них не наступила.