Капкан для лешего

– Главная водная артерия страны, - подсказал Никодим.

– Да, большая река и в порядке содержат, - подтвердил водяной.
– Встретили нас там тоже неплохо. У них население совсем другое. Русалки иностранные помельче наших, и по красоте им до наших далеко - ундины называются. Коряжников, скажем, донников или прибрежников вообще нет. Но полно всякой мелочи: никсов, неков, никеле... Скользкие все, пучеглазые, не на кого посмотреть. И все как один щерятся, зубы показывают. А морды тусклые, и не поймешь, то ли улыбаются, то ли укусить хотят. Но все нам уважение оказывают. Экскурсии, обеды, речи разные. А вечером - отдых и развлечение. Сели мы с их вассерманом Михелем в картишки перекинуться... Березового сока у них нет. Пьют свое бир. Гадость. Чтобы до веселого состояния дойти, бочку надо выпить, не меньше. А им нравится... Потягиваем мы ихний бир и играем на интерес. Один кон выигрываю, другой, третий. Потом проигрывать стал. Ну, прямо не идет карта, и не идет. Меня зло берет, ставлю на кон и ставлю...

– Э-э-э, - осудил его Никодим.
– Мне еще отец говорил: когда в карты играешь, заводиться нельзя. Все проиграть можно.

– Я и проиграл, - весело признался водяной.
– Все что взял с собой проиграл. А нам еще домой возвращаться надо. Но, - думаю, - не может такого быть, чтобы одному все время карта шла, а другому не шла.

– Может, он жульничал?
– спросил Ставр.

– Вот-вот, и у меня подозрение появилось. Но сам себе поверить не могу. Очень благородный вид, у ихнего вассермана. Животик кругленький, побольше моего, на шее голубой галстук, из кармашка пиджака цветной лоскуток торчит. И борода ровная, будто он ее каждый день подстригает. Прямо весь из себя немец. Вроде нашего Клямке, только еще посолидней. И вежливый: что ни слово, то непременно битте. Не может, - подумал я, - такой вежливый, с цветным лоскутом в кармашке жульничать. Поставил на кон свою последнюю надежду, возок. И проиграл. А он сочувствие ко мне проявляет.

– Как ты теперь, - говорит, - домой добираться станешь? Чем я тебе помочь могу?

А чем он мне помочь мог? Возок, чувствую, не вернет. Возок мой ему понравился.

Выпил он кружку бира, подумал и заявляет:

– Ты стал за этот день моим самым хорошим другом, Филипп и дам я тебе возможность отыграться. Ставь на кон своего старшего подкоряжника. Может тебе повезет.

– А если опять не повезет?
– спрашиваю.
– И зачем тебе мой подкоряжник?

– У нас, - отвечает, - во всем водном бассейне ни одного такого сильного и лопоухого нет. С таким слугой меня еще больше уважать станут.

Не хотел я на Фитюка играть, привык я к нему. Но был уверен, что выиграю, так что сыграли. И снова я продул. В этот момент у меня подозрение окончательно окрепло. Шельмует немчура! Не может быть, чтобы я столько раз подряд проигрывал. А доказать не могу. Решил с народом посоветоваться. Отвел Ефтея и Еника в сторонку.

– Что делать будем?
– спрашиваю.
– Ободрал нас Михель, как липку. Нам теперь и до своего омута не добраться.

Ефтей долго не задумывался, у него одно на уме:

– Давай, - говорит, - устроим им водоворот с брызгами и водопадом. Я, - говорит, - Михеля этого по кумполу стукну и в заложники возьму. А Фитюк всех пучеглазых никсов и никеле в угол загонит. Потребуем обратно все наше добро, что-нибудь в придачу и свободного выезда.

Что с начальника охраны возьмешь: у него вся служба такая, кого стукнуть, кого в угол загнать, где водопад устроить. Приемчик верный, только очень уж бандитский.

– Нет, - говорю.
– Водоворот с брызгами отменяется. После него в Европе не покажешься. А мне отношения с Европой портить ни к чему.

Спрашиваю Еника, что тот думает? Характер у кучера занудный, но соображает. Этого у него не отнимешь. У меня ездовым работать не каждый сможет.

Еник тоже долго не задумывался:

– Так ты же его картами играешь, - говорит, - а Михель этот, хоть и вассерман, но жулик. Когда карты растасовывать будешь, подмени их своими. И кранты тогда, твоему Михелю, с чужими картами он сразу забулькает.

Дельно посоветовал Еник, но у меня ведь и на кон поставить нечего, хоть сам садись. Еник и это сообразил.

– Ты хозяин, меня на кон поставь. Он сходу наживку заглотает. Без хорошего ездового ему и возок наш не пригодиться. А ихие пучеглазые никсы и никеле, только и умеют, что хвостами шлепать. Они и не знают, в какой руке вожжи держать. Никуда этот Михель не денется, клюнет, не сомневайся.

– А если опять проиграю?

– Проиграешь, тоже не беда. Я от немца сбегу, в наш омут вернусь. Возок захвачу и Фитюка с собой уведу. Только если карты ему подменишь, не выиграет он. Не сомневайся.

Согласился я с ездовым и опять за стол уселся.

Тут я Михелю и предложил Еника на кон поставить. Объяснил ему, что возок без хорошего кучера, вовсе и не возок, а ерунда дурацкая. Он своего бир хлебнул, подумал и согласился. Кто от такого кучера как наш подкоряжник откажется.

Я когда стал колоду тасовать, незаметно для вассермана сунул ее в карман, а из кармана свою вынул. И со своей колодой сразу выиграл, Фитюка вернул. Дальше пошло и пошло. Кон за коном и все свое добро я отыграл. Потом вассермана раздевать начал. Шкатулку с жемчугами, забрал, золотых старинных талеров кожаный кошель. Почистил Михеля так, что ему ставить нечего. И цветной лоскуток тоже выиграл, Фитюку отдал. Он его потом какому-то раку на хвост привязал.

– У него, выходит, карты все-таки крапленые были?
– спросил Ставр.

– А то! Я их потом как следует рассмотрел. Жуликом этот вассерман оказался. А еще при голубом галстуке. У нас таких Михелей мордой в корягу тычут, пока не посинеют. Но там нельзя, культура и демократия.

Михель, мой, понять не может, почему к нему карта больше не идет, но разошелся, отыграться хочет. Своих никсов да никелей предложил: хоть одного бери, хоть дюжину. Но эти пучеглазые мне ни чему. Они такие страховидные, что всю рыбу у нас в речке распугают. Михель тогда подряд две кружки своего бира выпил и говорит:

– Есть у меня замечательный антиквариат. Ставлю его на кон, против всего проигранного мной богатства.

– И что это у тебя такой за антиквариат?
– спрашиваю.

– Джинн в бутылку заключенный. Мне его из далеких восточных стран привезли. Я за него большой сундук старинных талеров отдал.

Врал, конечно, не было у него никогда сундука старинных талеров. Цену набивал.

– Зачем мне твой джинн нужен, - говорю я ему.
– Тем более, что он в бутылке сидит. Его оттуда и не вытрясешь.

– Его не надо трясти, - объясняет.
– Пробку откроешь, он дымом выйдет и материализуется. И будет тебе верно служить. Что прикажешь, то и сделает. Но только три раза. У них, у джиннов, закон такой: три желания выполнять хозяину-освободителю, А потом все, исчезает на свою историческую родину, и больше его не увидишь.

– А мне терять было нечего. Если проиграю, так не свое, его добро и проиграю. Но опять выиграл! Лежит этот джинн где-то в сундуке, Марфута должна знать.

– У тебя самого карты не крапленые были?
– спросил Ставр.