Капкан для лешего

Еропка осторожно искоса глянул на Колотея и тут же отвел глаза. Тот опустил голову на грудь и вроде бы подремывал, а посох из руки не выпускал. Колотей, ужас, какой умный, а посох волшебный. Что-то он со своим заговоренным посохом никак главного вора определить не может. А если ему и определять не надо? Еропка опять воровато зыркнул на старого лешего. И увидел, что посох сам собой шевельнулся, тоже вроде бы зыркнул на Еропку.

Вполне может быть, что Колотей опять захотел стать главным в Лесу. Власть - она прилипчива. Раз попробовал, а потом все время тянет к ней. Вот и отводит всем глаза: то на Хрола намекает, то на Каливара. "Думать, - говорит, - всем нам надо". Знает же, что его категорически подозревать не станут. Авторитетная личность, сам от власти отказался. Интересно получается: со всеми пришлыми он разобрался, какие они из себя понял, а про лешего линии у него не говорят. Как до лешего дошло, видимость мутная стала... Нет, нельзя Колотею доверять. Он же и леший не полностью: полулеший - полуколдун.

Еропке опять захотелось посмотреть на колдуна, так захотелось, что аж веки зачесались. Что-то шептало ему: "посмотри, посмотри и сразу все поймешь..." А если это сам Колотей заставляет его посмотреть себе в глаза?
– подумал Еропка.
– Посмотришь, и он поймет, что Еропка его разгадал. Колдун ведь... Он тогда Еропку может в бараний рог скрутить. На убийство не пойдет, но так сделает, что Еропка и слова сказать не сумеет. Пережмет горло колдовским словом и все. Еропка прикинул, как он дальше станет жить онемевший да безголосый, и в ужас пришел. Нет, нельзя смотреть в глаза Колотею, и связываться с ним нельзя. Да и не доказано, что он зерна украл, - стал уговаривать себя Еропка и без особого труда уговорил, потому что очень ему не хотелось становиться безголосым. И опять пустился в дебри размышлений.

А если не Колотей к власти рвется, то кто? Не Селий же. Этому ничего не нужно. Этому бы на пеньке сидеть, и слушать, как птицы поют, да смотреть, как трава растет. И не Хрол. Пустяшная он личность. Не личность даже, а непонятно что. И уж к власти он не стремится, это точно. Он к березовому соку стремится. Может Клямке? Немец, а немцы все от самого рождения умные и ухватистые. Шляпа у него с пером, в сапогах ходит. Все порядочные лешие в лаптях, а он в сапогах. Да нет. Немца в нашем Лесу главным начальство не поставит. Своих леших хватает. Да и Клямке не дурак, все понимает, если и предложат - не согласится. Он и не собирается навсегда оставаться в Лесу. Поработает еще год-другой и уедет на свой фатерлянд. Зачем ему главным становиться. Могута? Скажи такое кому-нибудь, так засмеет. Уж чего-чего, а честолюбия у Могуты нет. Его Еропка как облупленного знает и насквозь видит. Могута полностью отпадает. Кто же остается? Гонта да он сам - Еропка. Чего уж тут, за себя он полностью ручается. Значит Гонта?

Еропка постарался вспомнить все слова Гонты, и как он на других смотрит, и как с другими лешими разговаривает, и как по Лесу ходит. Всем он недоволен, ничего ему не нравится. Еропка сколько ни прикидывал, никак не мог вспомнить, чтобы Гонта чему-нибудь порадовался. Злой он на все и на всех. Будто хода его талантам не дают. Такой вот леший вполне может и зерна украсть. В начальство захотелось. Плохо будут, если Гонта начальником над Заповедным Лесом станет. А, может, все-таки Колотей?..

И опять Еропке страсть как захотелось посмотреть на колдуна, но удержался.

Так они и сидели на бревнах перед землянкой Ставра. Колотей вроде бы дремал, пригревшись на солнышке, а Еропка думал. И казалось ему, что вот-вот еще немного, и он вычислит вора.

Ставр, сразу видно, злой шел, сердитый, словно кого-то не просто бить собирался, а прямо-таки уничтожить, в щепу разодрать, в пень разбить и корни выкорчевать. Еропка, за все годы, ни разу Ставра таким не видел. А племяннички его, сыщики неудачные, рядом с ним вышагивали упруго, твердо: один справа, другой слева и тоже вид такой, будто сейчас же на кого-то бросятся.

– Ну?!
– Ставр остановился возле бревна и уперся взглядом в Еропку. Племяши тоже на него уставились, а рожи у них такие свирепые, что сразу понятно становится: готовы схватить и руки заломить.

Еропку от такого необычного вопроса и от вида свирепой троицы в жар бросило и дыхание перехватило.

Это что же такое еще произошло?
– попытался он сообразить.
– Не иначе эти шмендрики подговорили Ставра, что я зерна взял. Вон как он на меня вызверился. И не отбрешешься ведь. Лес кругом и презумпция здесь наоборотная.

– Ну?!
– повторил Ставр еще более грозно.

– Не брал, - уныло заявил Еропка, вспоминая свой спор с Колотеем. Доказать что он зерна не брал невозможно.

– Я тебе поручение давал!
– рыкнул Ставр.

– Так это конечно! Непосредственно!
– обрадовался Еропка. Он и задышал свободней, и свежим ветерком его охладило.
– Дословно твое поручение помню. Хоть сейчас повторить могу, слово в слово.

– Был там!?

– Так ведь раз ты сказал, я и отправился...

– Видел его?
– оборвал Еропку Ставр.

– Я сразу, как пришел, в кустах схоронился...
– стал рассказывать Еропка.

– Короче.

– Они, водяные, завсегда...

– Еще короче!

– Чего тебе короче!?
– рассердился Еропка. Не привык он, чтобы ему вот так раз за разом на язык наступали.
– Всю ночь в кустах на сырой земле просидел при моем невозможном радикулите. Как я тебе короче расскажу, если про целую ночь надо!? Ночь ведь длиннющая.

– Не надо про всю ночь. Отлучался Филипп? Уходил он с берега в Лес?

– Чего не было, того не было. Хлобыстал он безмерно березовый сок, это верно. С русалками отплясывал. Какой-то заморский прынц к нему заявился, так он с этим прынцем лобызался, ну совсем, как с бабой. Я бы с таким зеленым да косматым лобызаться не стал. Какому-то полулысому пущевику ни про што по шее надавал. Но с берега ни разу не уходил. Да его бы оттуда и силком не утащили, поскольку там для него был весь комплекс удовольствий: выпивка, девки, и есть, кому в морду дать. Ты что, Филиппа не знаешь?!

– Ну?!
– Ставр отвернулся от Еропки и уставился на братьев.

– Так всю ночь в кустах и просидел?
– прищурился Гудим на Еропку.

– Всю ночь, от заката, до рассвета, - подтвердил Еропка.

– И пару раз вздремнул, - подсказал Гудим.
– Ненадолго, легонько, но вздремнул, - и все смотрел, смотрел Еропке в глаза, будто правду оттуда вылавливал.

Но Еропка за ночь ни разу век не сомкнул, и ничего плохого Гудим в его глазах выловить не мог. А леший вполне справедливо обиделся.

– Может ты сыщик и хороший, и талант в тебе имеется, тут я спорить не стану. Тем более, плохого к нам не пошлют. А вот проницательности в тебе нет - заявил он Гудиму.
– По глазам моим должен увидеть и по облику моему безупречному определить, что говорю я чистую правду. Истину!
– и указательный палец поднял, поставил его между собой и Гудимом как преграду.

Не мог Гудим поверить Еропке. Зерна из берлоги исчезли, а кроме Филиппа о них никто не знал. Да еще и скрепка, которую он нашел в песке на берегу. Как она могла туда попасть? Кто-то ведь туда ее принес. Кто кроме Филппа мог это сделать? Значит, не так прост водяной, нашел какой-то хитрый способ, чтобы забрать зерна. Для создания алиби устроил гулянку. Обвел лешего вокруг пальца: выбрал момент, отлучился ненадолго и побывал в заброшенной берлоге. А Ставр прост и бесхитростен, он непременно поверит Еропке и опять к Филиппу будет не подступиться.